Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян

все прослышали о подобной ереси. Обучить нас читать прошлое по ногтям, увы, святой Нифа не захотел.

Бруно молча ждал. В нем что-то булькало, а Антоний знай себе подкидывал дров в очаг, раздувал пламя. Бруно вот-вот должен был закипеть. Большой, длинной ложкой воображения Антоний размешивал в нем стремления и желания, здоровенным половником захватывающих историй черпал из Бруно Крабаля. Он был готов. Без лишних слов парнишка встал, оставил дудку возле кружки и вышел в висячий двор храма. Там все замерло в тишине. Ученики, вероятно, разошлись по Альрауне кто куда, и Бруно вспомнил о разделении Отче: ученики по следам крыс, ученики по следам уст не'Мира, ученики к мамам, ученики к девицам. Оттуда, из теней, дети Отче стерегли Альрауну. Бруно медленно приблизился к хижине святого и поднял занавеску на входе. За нею была дверь, через которую можно было попасть в первую комнату – ту, где жил Карм, подумал Бруно. Его сердце колотилось, словно буйный пьяница, запертый без спроса в слишком тесной камере. Бруно открыл дверь. Было не заперто, внутри – ни души. Малец огляделся по сторонам. От страха тряслись поджилки, и Малец плыл во тьме дома святого, как будто его носило по воздуху ветром желаний и непознанных тайн, которые он желал познать. В дальнем углу он увидел еще одну дверь, за которой, видимо, отец и ученик-голос вели ожесточенные, но бессловесные споры. Он вспомнил тот момент, когда несколько лет назад ученик на платформе над его домом вытаращил глаза от того, что маленький Бруно услышал слова, сказанные мысленно. Он знал, что нужно подождать, пока все не прояснится, но слишком много подозрений и ожиданий теснились в нем в те дни, которые могли стать для города последними.

Он вошел в первую комнату и приблизился к узкой койке ученика-голоса. Огляделся по сторонам и где-то над головой, на вбитом в стену гвозде, отыскал ключи на железном кольце. Схватил их и быстро ушел. Добро и зло потерялись, смешались где-то позади него в супе из слов, приготовленном Антонием из Альбарены, или в страхе за Сару, или в страсти к Лили, или в любопытстве по поводу Игнаца, или в омерзительном безумии и грязном пламени сна невинных, в рвоте не'Мира, протекшей через лопнувшие пузыри Мира, наполняющей обиталища людей смрадом. Теперь остались лишь шаги и сжатые в кулаке ключи, а также ногти, которые, возможно, подскажут Бруно, в чем суть и куда направить стопы, ибо не может человек пойти во все стороны разом.

Он вошел в Плод, миновал Кожуру, пересек Мякоть и остановился перед Косточкой. Достал ключи и посмотрел на них. Легко определил нужный, он следил за каждым движением Карма на пороге Косточки и знал, какой ключ открывает путь к ее тайне. Сунул его в скважину, повернул и вошел. Не увидел внутри ничего из нафантазированного, хранящегося под замком, – ни дорогих манускриптов, ни сокровища, предназначенного для будущих членов ордена, – вообще ничего. И загадка корзины с мясом, которую вынес отсюда Карм, чтобы швырнуть его в печь и превратить в пепел, осталась неразгаданной. Увы. Всего-навсего пустая темная комнатка, посреди которой стоял то ли ящик, то ли клетка, со всех сторон закрытая парусиной. Бруно перестал дышать, но тот, кто был в клетке, продолжил – парнишка отчетливо слышал тяжелые, будто прибой на краю света, вдохи-выдохи Антония из Альбарены, ученика ордена Искателей Ключа Святого Нифы Альбаренского, узника в храме на платформах. Того, кто умел читать по ногтям.

– Подойди ближе, – раздалось из-за парусины.

Бруно шагнул к клетке. Изнутри шла такая вонь, что у него заслезились глаза.

– Просунь правую руку под ткань и сквозь решетку, и я прочту все, что тебе следует знать о будущем.

Бруно, который забыл как дышать, который забыл как жить, переложил ключи из правой руки в левую и, просунув первую между складками парусины, стал ждать. Внезапно он почувствовал рывок, его резко прижало к клетке. Он ударился о решетку носом, ткань сдвинулась, и Малец наконец-то увидел пленника: скелет в длинной и грязной серой мантии крепко сжимал его предплечье костлявыми пальцами, втаскивая между деревянными прутьями внутрь узилища, а свободной рукой выдирал из сжатого кулака Бруно связку ключей. Изнутри полого черепа раздался далекий, гулкий голос, который произнес лишь одну фразу:

– Ни в коем разе не следует верить байкам кучи костей.

Дернув посильнее, скелет ударил Бруно лбом и виском о клетку, кровь парнишки брызнула на желтый череп того, кто выдавал себя за нового святого из Альбарены, и Малец потерял сознание. В черном, гнетущем сне Бруно казалось, что он слышит звяканье ключей, скрип петель и стук костей, но разве кто-то мог сказать, что было правдой, а что вымыслом в мире, где, как выяснилось, у каждого слова было множество смыслов.

* * *

В Бурта-Вачий воцарилась тишина, которая медленно просачивалась под землю, в логово Полчеловека, будто посланница смерти наверху. Девушки заснули подле хозяина, и дышали так, словно не ведали о завершении, спали, будто все не должно было измениться в считанные мгновения, как будто конец не надвигался торопливыми шагами, опережая время, чтобы все прекратилось, не успев начаться. Полчеловека знал, что ему следует делать. Сделка есть сделка, раздел крепости – святое дело, о котором знали немногие. Отсутствующие руки и ноги были ежедневным напоминанием, вечным свидетельством. Кто или что спровоцировало перелом, Полчеловека знать не мог, но в одном не сомневался: нельзя оставить подобное вероломство безнаказанным, ведь его слабость в такую минуту означала бы конец Бурта-Вачий, со всеми тайнами, спрятанными под ней и находящимися под охраной нищих, не подозревающих об этом. Полчеловека покрутился, освобождаясь из хватки девушек, и, как червяк, пополз к концу ложа из подушек. Ухватил зубами веревку, дернул. В соседней комнате приглушенно звякнул колокольчик, и через несколько мгновений без стука вошел верзила.

– Все закончилось? – спросил Полчеловека, и вошедший кивнул. – Тогда бери его и тащи наверх, к остальным. – Он кивком указал на мертвого ученика в углу, совершенно белого, поскольку его кровь впиталась в землю под Бурта-Вачий.

Верзила поднял труп и ушел. Полчеловека разбудил своих опухших от сна и ни о чем не подозревающих любовниц, поцеловал каждую в губы. Девушки встали, принесли горшки с водой, тряпки и губки, пемзу и щелок, начали мыть и тереть своего господина. Вода, смывая грязь с тела оборванца, смешивалась с кровью ученика в пыли. Все это время Полчеловека молча глядел в земляной потолок, как будто пытался разглядеть сквозь него стопы тех, кто наверху.

Затем верзила