Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян

кусать и рвать, бить и сечь.

– Мы-то при чем?

– Не знаю, хозяин, не знаю – это безумие началось только что и не утихает.

Раздался крик, и к ногам оборванца, который нес Полчеловека, упал бритоголовый ученик. Он не умер, а начал корчиться и стонать.

– Взять его! – приказал Полчеловека, и трое нищих подхватили юнца в сером, унесли в подземные покои своего главаря.

* * *

– Ты сказал, что знаешь про Игнаца, – проговорил Бруно, и его голос в тишине Косточки прозвучал неестественно.

– Знаю, – ответил Антоний.

– Но каким образом?

– Я его привез.

– Откуда?

– Никаких чудес, мальчик, – сказал Антоний. – Я его встретил холодным осенним днем в многолюдной крепости, куда меня занес то ли случай, то ли судьба – только вот не знаю, чья. Никаких загадок. Он спал под каштаном на обочине, завернувшись в лохмотья.

– И зачем ты взял его с собой?

– Мы немного поговорили, чтобы разогнать тоску, потому что оба давно покинули родные места и стали скитальцами, которым негде преклонить голову. Сидели рядом, болтали о пустяках, я уловил его акцент и спросил, откуда он, и мой новый знакомый поведал о деревне, где родился, так что я понял: Фрид – а его так зовут, не Игнац, – да, Фрид, как я уже сказал, оказался одним из тех, кто умеет верно произносить слова. Я, конечно, промолчал и не выдал своего интереса, но как-то умудрился провести с ним день и ночь, пока не удостоверился окончательно, что Фрид – то есть твой Игнац – владеет искомым словом. Я ему хорошо заплатил, и он стал моим спутником. Куда я шел, туда и он. Несколько месяцев он провел рядом со мной, переживая хорошее и плохое, помогал в трудную минуту, шутил в минуту веселья.

– У него уже были ожоги? – спросил Бруно.

– Нет, ученик, не были. Он был очень красивым юношей, высоким, голубоглазым, кудрявым и широкоплечим – настоящим красавцем с широкой грудью, сильными руками и неутомимыми ногами. Но однажды… – Антоний не договорил.

Бруно выждал несколько секунд и нарушил молчание.

– Что случилось однажды?

За дверью Косточки раздался тяжелый вздох и, кажется, снизу повеяло холодным воздухом из легких святого Антония.

– Однажды его лицо было обезображено, а язык – сожжен безжалостным огнем, который вспыхнул случайно. Вот как все случилось: мы остановились в трактире «Гнилой зуб» – тот еще клоповник, конечно, однако нам больше негде было переночевать. Я заплатил за комнату с двумя кроватями и щедрый ужин на двоих. Нам принесли все, чего мог пожелать желудок, – вино, пиво, ветчину, соленую брынзу, лепешки с тмином, шоколад, – а также прочее, нужное для расслабления: двух девиц, умевших хорошо петь. Тут прошу меня простить, но ты и сам уже не мальчик, так что все понимаешь без лишних слов, и я на этом остановлюсь. Перейду сразу к тому моменту, когда я проснулся от воплей и суматохи в комнате и вскочил в испуге. Понятия не имею, что случилось – может, Фрид во сне дыхнул девушке в ухо, она начала визжать и метаться. В какой-то момент она перевернула масляную лампу возле кровати, и в комнате взметнулись языки пламени. Все заволокло дымом, и я потерял сознание. Очнулся в соседнем городе – мне сказали, что миновало несколько дней, – когда прошла лихорадка, и после пожара отделался несколькими ожогами. А вот бедолага Фрид изжарился по-настоящему, цирюльники, медики и аптекари едва сумели его спасти. Когда он пришел в себя и попытался заговорить, оказалось, что глотка его выжжена изнутри, и я ужаснулся – какой же из меня Хранитель Ключей, если ключа больше нет? Да, я потерял свой ключ; я знал, кто он и где он, я его видел собственными глазами на соседней койке, но не мог им завладеть. Мой ключ был утрачен навеки. Когда мне наконец удалось оттуда уйти, я взял его с собой – положил в повозку и приволок в Альрауну, потому что знал, что здесь его примут должным образом, потому что в городе нет святого, зато есть новый священник – а я знаю, что бывает, когда в городе, который позабыл своего святого, появляется новый священник. И я оставил Фрида здесь ради его же блага.

– А в Косточке ты оказался… почему? – спросил Бруно.

– Этот вопрос, ученик, стоило бы задать твоему так называемому святому – или, точнее, его ученику-голосу, ведь ваш святой нем. Не просто нем, но еще и глух. Не просто глух, но еще и слеп. И если бы этим все ограничилось, я бы его пожалел, но есть еще кое-что.

– В каком смысле?

– В таком, что ваш святой, выдающий себя за святого, не тот, кем кажется, и ему придется явить свою суть в последние дни Ступни Тапала, которые вот-вот начнутся.

Бруно нахмурился. На самом деле он мало что понимал – ему просто хотелось узнать побольше про Игнаца, который каким-то образом отбрасывал на город чрезмерно длинную тень, которая преодолевала воображаемые заборы и затмевала Лили. Вот и все, что интересовало Бруно Крабаля.

– А что тебя беспокоит, Бруно – кто он такой, этот обгорелый из Прими? Ваши с ним пути не пересекутся, – сказал Антоний. – Разве что и твой путь, и его путь сойдутся с путем… иной персоны.

Бруно промолчал.

– Начиная с Нифы, – продолжил Антоний, – ученики из Альбарены читают судьбу человеческую по ногтям. Мне не нужно видеть твои ногти, чтобы понять, что тебя ждет по воле твоего святого, ведь иначе он не взял бы тебя к себе и уж точно не поставил бы сторожем у этой двери, за которой держит врага, чтобы позже его уничтожить. Ты бы многого в жизни добился, Бруно, мальчик мой, и многое испытал, если бы не угодил к своему святому – который на самом деле не святой – между ног, словно жеребенок при матушке-кобыле, и теперь твоя участь – нести всеобщее бремя на своем горбу, получать шпорами по ляжкам и время от времени с вожделением глядеть на внешний мир. Но чтобы как следует во всем разобраться, подойди ближе – и Антоний из Альбарены взглянет на твои ногти, а потом все расскажет про судьбу, которую ты не видишь в силу своей слепоты, превосходящей слепоту твоего святого, ведь он-то может заглянуть в твою душу, а его собственная тебе недоступна.

* * *

– Говори! – накинулись они на пепельного ученика, едва швырнув его на груду подушек в подземном логове Полчеловека.

Посторонних не было: хозяин оборванцев на своем троне, два дюжих грязных парня со злыми