У каждого свой путь - Любовь Рябикина

Из-за глубокой тени от ворот, остальные охранники не видели, что происходит. Только слышали голоса. Это Маринка, старательно копируя мужские голоса, болтала, словно попугай. За минуту двое из вошедших переоделись в верхнюю одежду охраны, забрали ключи и потащили мнимого пленника к тюрьме. Охранники с других постов лениво проследили, как ноги “пленника” тащились по камню. Никто ничего не заподозрил.

Охрана у входа непосредственно в тюрьму, стоявшая с внутренней стороны и получившая приказ уничтожить пленных, если будет попытка освобождения, заранее открыла вход, решив, раз на воротах пустили — значит свой. Спецназовцы проникли внутрь тюрьмы и мгновенно вырубили охранников. Связали и уложили у стены, заткнув рты.

“Пленный” вскочил на ноги, облегченно вздохнув. Им был сам майор Андриевич. Спецназовец устремился вниз по лестнице. Марина кинулась за ним, с невыразимой радостью сбрасывая на ходу один бронежилет, она играла роль охранника. Чтобы укрупнить ее фигуру, разведчики надели сверху два бронежилета. Они были вынуждены поступить таким образом, больше никто не говорил на фарси и пушту. Через десять минут у входных дверей столпилась молчащая толпа освобожденных людей. Среди них было не мало афганцев. В их числе были и те, кто требовался. Ждали сигнала и он последовал…

В дверь постучали: два длинных и один короткий. Степанова распахнула калитку. Напротив стоял Горчаков. Прижал ее к себе на мгновение:

— Все получилось, как ты говорила. Охрана ничуть не насторожилась, когда мы в этих рясах к ним направились. Видно решили, что мы поговорить идем. Машины захвачены.

— Рацию не нашли? Есть? Тогда вызывай вертолеты на границу с Пакистаном. Они прикроют нас. Скажи, на машинах уходим. Пусть на блокпостах огня не открывают. Такого позора пакистанские власти не вынесут и боюсь, начнут преследовать, плевав на границы.

Разместились по двум, похожим на российские “Уралы” грузовикам. Бензобаки были залиты “под завязку”. Это постарались разведчики, отправившиеся с Горчаковым. Спецназ заранее заминировал территорию тюрьмы и оставшиеся машины. Стоило рвануть одной — взорвется и все остальное. Осторожно выехали за ворота. Тревоги не последовало. Из казармы никто не выскочил. Сидевшие за рулем майор Андриевич и Марина утопили педаль газа в пол. Пронеслись через весь городок по направлению к границе. Степанова шла первой, указывая дорогу. Через пару километров повернула лицо к сидевшему рядом Горчакову:

— Леня, скоро граница, разбей стекло за моей спиной и перебирайся в кузов. Погранцы стрелять будут…

— А ты?

Она жестко ответила:

— Забудь на минуту обо мне, подумай о тех, кто в кузове! Пусть ложатся на пол и ты тоже! Я прорвусь, обещаю! Но мне надо, чтобы ты жил!

Горчаков подчинился. Разбив толстое стекло прикладом автомата, он кое-как протиснулся сквозь два проема в кузов и передал слова Ясона. Люди начали размещаться на дне кузова. Не последовало ни одного слова против. Ложились практически друг на друга.

Показалась граница. Машины не сбавляли скорости. Удивленные слишком ранним рейсом заспанные пограничники не успели ничего сообразить, как две машины, сшибая шлагбаум пронеслись мимо. Вслед прозвучала запоздавшая очередь, впрочем никому не причинившая вреда. Пакистанцы кинулись звонить своему командованию, не совсем еще поняв произошедшее. Минут через пять все было выяснено. По тревоге подняты вертолеты, но…

Пакистанские летчики наотрез отказались пересекать границу с Афганистаном, мотивируя тем, что их могут сбить расположенные неподалеку советские войска ПВО. К тому же кое-кто из тех, что поумнее, на радарах разглядели советские вертолеты у самой границы.

Николай Горев, поднятый по тревоге, по отдельным словам понял, что Маринка побывала на территории Пакистана и теперь “уносит ноги” вместе со спасенными узниками тюрьмы Бадабера. Не смотря на то, что сейчас воевал на стороне моджахедов, он мысленно пожелал ей удачи, так как и сам не больно то горел желанием убить вездесущего Искандера.

Марина остановила машину лишь проскочив без проверки два советских блокпоста. Солдаты не стреляли, лишь провожали их взглядами. Почувствовав, что засыпает, нажала на тормоз, съезжая к обочине. Напряжение последних часов окончательно вымотало женщину. В голове плыл туман. Она отключилась от реальности в считанные секунды.

Безрезультатно прождав в кузове пару минут, полковник рискнул заглянуть в кабину. Степанова лежала, уткнувшись лицом в скрещенные на руле руки. Перепугавшись, что Марина убита, Горчаков выскочил из кузова и бегом кинулся к кабине. Только открыв дверцу он понял, что женщина спит мертвым сном. Остановившийся позади майор Андриевич с трудом выбрался из кабины. Руки и ноги спецназовца тряслись. Стирая рукавом обильно струившийся пот, он прошептал, глядя на небо:

— Господи, авантюра удалась! Эта баба оказалась права! Нас не ждали на границе так быстро.

Минут через двадцать Марина очнулась. Небо на востоке уже посветлело, да и вокруг стояли сумерки. Ночная тьма пропала. Она подняла голову и устало посмотрела на сидевшего в кабине Горчакова:

— Выбрались, Ленечка! Едем в Кабул? Теперь лишь бы свои не подстрелили. Что майор?..

Полковник улыбнулся:

— Чуть с ума не сошел! Раз двадцать тебя порывался вытащить из кабины и расцеловать, да я не позволил на правах мужа… Он впервые в такую авантюру влип! Так и сказал!

Степанова усмехнулась:

— Может и точно, авантюра, да только целые все… Он в кабине сидит?

— Должен. Во всяком случае пару минут назад там был.

Ее машина тронулась с места. Ошеломленный неожиданным движением переднего автомобиля майор, тронулся на несколько секунд позднее…

Машины въехали в Кабул около восьми утра. Бывшие пленники в кузове спали, прижавшись друг к другу. Уставшие, с шумом в голове, полусонные спецназовцы изо всех сил боролись со сном и старались держать ситуацию под контролем. Машины остановились у первого блокпоста на въезде в город. Пакистанские номера мигом всполошили охрану. Настороженные лица солдат и пальцы на спусковых крючках автоматов вовсе не выглядели гостеприимными.

Полковник Горчаков применил свою власть, предъявил удостоверение разведуправления и потребовал старшего. Один из ребят бросился к приземистому строению неподалеку. После “обмена любезностями” с солдатом, которые слышал весь спецназ, рысью прибежал не выспавшийся капитан:

— В чем дело? Что происходит?

Горчаков выдохнул:

— Пленники с Пакистана доставлены…

И рухнул на землю. Перепуганная Маринка одним прыжком очутилась рядом. Ухнулась на колени, невзирая на грязь. Повернула лицом к себе:

— Леня!..

Его лицо было в грязи, но он открыл сумрачные глаза. Поглядел ей в испуганные зрачки и улыбнулся:

— Стар я становлюсь для таких приключений…

Она широко улыбнулась и села в грязь рядом, вытянув ноги. Солдаты на посту застыли, не понимая, что происходит: эти двое вели себя, как сумасшедшие. Поглядывали на капитана, а тот молчал, растерявшись от всего. Женщина приподняла голову полковника. Устроила ее на своих коленях, прижала к животу и расхохоталась к ужасу капитана. Степанова хохотала, глядя в серое небо с плывущими облаками и никак не могла остановиться. По щекам текли слезы, а она смеялась. Смеялся усевшийся рядом с ней полковник Горчаков. Смеялся майор Андриевич, прислонившийся плечом к машине. Смеялись вылезавшие из кузова спецназовцы и даже пленные…

Маринка неожиданно прервала смех. Повернулась. Поглядела на Горчакова, потянулась к нему. Обхватила руками за шею и прижалась к губам полковника, не обращая внимания на прилипшую к ним грязь. Все замерли и смотрели на этот поцелуй, но ее не волновали взгляды. Больше минуты она не отрывалась от губ Горчакова. Отстранилась. Огляделась по сторонам и облегченно выговорила по складам:

— Вот-и-все…

Глава 5

Обнявшись, вошли в ту самую комнатку, где провели бурную ночь. По дороге узнали у дежурного насчет бани. Отрицательный ответ заставил вздохнуть обоих. Зато в комнате на стуле стояло ведро воды. Оба умылись, переоделись и привели себя в порядок. Сходили к полевой кухне за завтраком. Быстро поели, пока пшенка не остыла и прилегли на часок отдохнуть, прижавшись друг к другу на узкой солдатской койке. Маринке было так спокойно и хорошо рядом с этим уже не молодым мужчиной.

Горчаков, в десять утра, по радиосвязи доложил об успешно проведенной операции и ни словом не обмолвился Бредину о предстоящей свадьбе. Он и Марине ничего не сообщил. Просто взял за руку и пригласил прокатиться вместе с ним в советское посольство в Кабуле. Женщина не стала отказываться, все равно дел никаких не было. Полковник вошел в кабинет посла один и переговорил с ним. Степанова даже не предполагала, зачем он пошел к Костюкову. Она в это время сидела в кресле в приемной, разглядывая ковер на полу, изящную статуэтку и огромный кувшин с чеканкой. Горчаков выглянул из-за двери, улыбнулся и пригласил: