Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин тяжело воспринял это поражение. О его сильном душевном волнении можно догадываться по той реакции, с которой он встретил бежавшего из Крыма Мехлиса. Чадаев вспоминает, что 3 июня в приемной у Поскребышева, когда «в дверях появился Сталин, Мехлис соскочил со своего места: «Здравствуйте, товарищ Сталин! Разрешите Вам доложить».
Сталин чуть приостановился, на мгновение взглянул на Мехлиса сверху вниз и с волнением в голосе произнес: «Будьте Вы прокляты!» И тут же вошел в кабинет, захлопнув за собой дверь. Мехлис медленно опустил руки по швам… Как потом я узнал от Поскребышева, Мехлис какое-то время спустя был все же принят в тот день Сталиным. Виновник крымской катастрофы буквально валялся в ногах у вождя».
Задуманный Верховным главнокомандующим план разгрома немецко-фашистских захватчиков на всех фронтах его командующие и военачальники осуществить не сумели. Немцы переигрывали их в тактике, умении маневрировать и качестве управления войсками.
На следующий день Сталин дал директиву, подробно анализирующую ошибки руководства Крымского фронта и делающую выводы из происшедших событий.
В ней подчеркивалось: «Задача заключается в том, чтобы наш командный состав по-настоящему усвоил природу современной войны , понял необходимость глубокого эшелонирования войск и выделения резервов, понял значение организации войск и выделения резервов, понял значение организации взаимодействия всех родов войск, и особенно взаимодействия наземных сил с авиацией.
Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократически-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов , а почаще бывал в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования.
Задача заключается в том, чтобы наш командный состав, комиссары и политработники до конца выкорчевывали элементы недисциплинированности в среде больших и малых командиров».
Он не ограничился этими выводами. Одновременно были сняты с постов командующий фронтом Козлов, начальник штаба Вечный, дивизионный комиссар Шаманин и ряд командиров. Козлов и Шаманин были понижены в должности, а проштрафившийся Мехлис – отстранен с постов заместителя наркома обороны, начальника Главного политуправления РККА и понижен в звании до корпусного комиссара.
Видимо, Сталин хотел его и судить. Герой Советского Союза генерал-лейтенант Самойлович рассказывал писателю Ф. Чуеву, что «когда Мехлиса решили предать суду военного трибунала, он явился к Сталину и упал на колени: «Товарищ Сталин, прикажите расстрелять эту дурацкую жидовскую башку!» «Ну, раз такая самокритика…» – сказал Сталин. Мехлиса простили…».
Керченская неудача повлекла за собой и другие последствия. Сталин внимательно следил за Севастопольской обороной. Он писал: «Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа». Однако потеря Керченского полуострова позволила немцам в районе Севастополя сосредоточить дополнительные силы, и, хотя севастопольцы сражались отчаянно, после 250-дневной обороны, в начале июля город пал.
По вине командующих фронтами и армиями в 1942 году произошло много неудач. Казалось, что все усилия, которые затрачивал Сталин на восполнение потерь, были бесплодными. Повторим, что дело заключалось не в недостатке сил. Войскам хватало и солдат, и боевой техники.
Командирам недоставало умения распорядиться тем потенциалом, который с величайшими усилиями председатель ГКО снова и снова восстанавливал после каждого такого провала. Заслуга Сталина в том, что, теряя армии и военную технику, часто разочаровываясь в своих генералах, испытывая горечь поражений и неудач, он сумел привести государственный корабль к берегу Победы.
После войны советские «маршалы» упорно отмежевывались от причастности к еще одной проваленной ими операции 1942 года, имевшей важнейшее стратегическое значение. Ее целью являлось окружение харьковской группировки противника «ударами с двух направлений: на юге – от Барвенкова, на севере – от Волочанской». Конечно, в случае удачи нашлось бы немало ее «авторов».
Идея операции была предложена командующим Юго-Западным направлением Тимошенко и целиком поддержана членом Военного совета Хрущевым. Ее разработке способствовало то, что в ходе зимне-весеннего наступления войска Тимошенко «добились значительно больших успехов, чем войска Жукова и Конева, не сумевшие взять Вязьму и потерпевшие неудачу под Ржевом». Верховный главнокомандующий осмысленно согласился на ее проведение.
Намечаемая на апрель-май Харьковская операция была утверждена 30 марта 1942 года Сталиным, Шапошниковым и Василевским. В директиве на ее осуществление подчеркивалось:
«Основная цель действий войск Юго-Западного направления в указанный период – овладеть г. Харьковом, а затем произвести перегруппировку войск, ударом с северо-востока захватить Днепропетровск и Синельниково и лишить этим противника важнейшей переправы через реку Днепр и железнодорожного узла Синельниково».
Необходимость такой операции стала еще более обоснованной, когда 5 апреля Гитлер подписал Директиву № 41 – план летней кампании на Восточном фронте «Блау». Согласно этой директиве, при сохранении угрозы Москве и Ленинграду немецкие войска сосредоточивали основные силы на южном участке с целью выхода в Ростовскую и Сталинградскую области, а также и захвата нефтяных районов Кавказа.
План подготовки немцами операции в районе Харькова не остался секретом для советского командования. Бывший командующий 38-й армией К.С. Москаленко пишет, что на совещании с командующими армиями при разъяснении хода операции возглавлявший оперативную группу штаба Юго-Западного направления Баграмян «сказал, что наши войска располагают большими преимуществами и поэтому должны упредить намерения противостоящего врага, разгромить его силы и выйти на рубеж среднего течения реки Днепр».
У Верховного главнокомандующего не могло быть сомнений в успехе этого хорошо подготовленного и обеспеченного всеми необходимыми силами и средствами наступления. Не было сомнений в удаче и у командования фронта.
Основанием для оптимизма являлось то, что на участках прорыва сосредоточили 22 дивизии, 2860 орудий, 5600 танков. Помимо этого, в прорыв должны были войти два танковых корпуса, три кавалерийские дивизии и мотострелковая бригада. Но это было не все – «в резерве у командующего Юго-Западным фронтом оставались две стрелковые дивизии, один кавкорпус и три отдельных танковых батальона». Кроме этого, «соседний Южный фронт выделял на усиление три стрелковые дивизии, пять танковых бригад, четырнадцать артиллерийских полков РГК и 233 самолета».
Таким образом, операция имела все предпосылки для блестящего успешного завершения, и для командования Юго-Западного фронта она должна была стать своеобразным реваншем за утерю в предшествующем году Киева.
После часовой артиллерийской подготовки 12 мая вся эта армада, заботливо предоставленная Сталиным в распоряжение командующего фронтом Тимошенко и Военного совета, членом которого опять был Хрущев, двинулась вперед. Обойдя Харьков с севера и с юга, войска должны были замкнуть клещи западнее города. Первоначально наступление фронта складывалось удачно. За три дня из района Волчанка части продвинулись на 20—30 километров, а от Барвенковского выступа – на 50 километров. Поэтому из-за упреждающего удара советских сил немцы были вынуждены начать свое наступление на день раньше намечаемого срока.
17 мая, в 5 часов 30 минут, после артиллерийской и авиационной подготовки германские армии нанесли ответный удар под основание клина советских войск на Барвенковском направлении. Уже через час немецкие части прошли 10 километров, достигнув тылов 9-й армии.
Сталин своевременно обратил внимание командования фронта на угрозу, возникшую на его флангах. Уже днем 18 мая в разговоре с Тимошенко «Верховный… четко выразил серьезное опасение по поводу успехов противника в районе Краматорска».
Однако Тимошенко посчитал опасность несущественной. «К вечеру 18 мая состоялся разговор (Сталина) по этому же вопросу с членом Военного совета фронта Н.С. Хрущевым, который высказал такие же соображения, что и командование Юго-Западного фронта: опасность со стороны краматорской группы противника сильно преувеличена , и нет оснований прекращать операцию».
Таким образом, несмотря на предупреждения Сталина, Военный совет ЮЗФ воспринял действия противника лишь как попытку контратаки. И значительное влияние на эту легкомысленную недооценку опасности командованием фронта оказал хотя и одевшийся в воинскую форму, но совершенно неграмотный в военном отношении и по-деревенски самоуверенный Хрущев. Вместо того чтобы решительно отразить удар группировки немцев, закрывавшей коридор прорыва, руководство фронта ввело в бой 21-й и 23-й танковые корпуса, но не на прикрытие тылов, а вслед за наступавшими в обход Харькова войсками.
- Последние дни Сталина - Джошуа Рубинштейн - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Где же центр власти? - Внутренний СССР - Политика
- СССР без Сталина: Путь к катастрофе - Игорь Пыхалов - Политика
- Так говорил Сталин (статьи и выступления) - Николай Стариков (составитель) - Политика
- Вторая мировая война - Анатолий Уткин - Политика
- Каиново братоубийство. Хроника государственного переворота 1993 года (сборник) - Коллектив авторов - Политика
- Суть Времени 2012 № 2 (31 октября 2012) - Сергей Кургинян - Политика
- У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века - Георгий Давидович Толорая - История / Прочая научная литература / Политика
- Реванш русской истории - Егор Холмогоров - Политика