Мартовскіе дни 1917 года - Сергей Мельгунов

"Рапорт" начальников 32 пѣх. див., конечно, не был одиноким. В матеріалах, напечатанных Шляпниковым, имѣется еще обращеніе офицеров 3-го сиб. горно-артил. дивизіона, примыкавшее к лозунгу: "арміи внѣ политики". "Первый приказ министра" — утверждало это обращеніе — "роет пропасть между солдатами и офицерами, которой не было, ибо вопрос о взаимоотношеніях строго регламентировался уставом". Теперь "в сознаніи полуграмотнаго, а подчас и совсѣм неграмотнаго солдата полный сумбур". "Мы, офицеры, с самаго начала великих событій для Россіи, сумѣли сплотить вокруг себя солдат, но уже сейчас наша работа сведена к нулю. "Вы" или "ты", это — первое яблоко раздора, которое брошено в нашу тѣсную и дружную военную семью, этим самым нашему единенію с солдатами положен конец. Солдаты поняли это, как ограниченіе власти офицера, — офицера, который в бою имѣет право жизни и смерти. Его авторитет подорван... Не станем скрывать, что не одни германскіе и австрійскіе офицеры идут с револьверами сзади атакующих цѣпей, приканчивая слабых духом — каждый наш ротный, и батальонный, и полковой командир имѣет на своей совѣсти не одну жизнь... Мы, близко стоящіе к бою, считаем это явленіе нормальным... Судите же сами, какой пустяк "ты" или "вы" по сравненію с ужасом войны"... "Ваш второй приказ нарушает давнишнюю традицію корпуса офицеров русской арміи. До сих пор в своей средѣ мы не имѣли офицеров-евреев. Нація, заклеймившая в эту войну себя на наших глазах клеймом позора !.. Если вы не видѣли, как каждый еврей старался сдаться в плѣн и передать противнику наши военныя тайны, то мы знаем достаточное количество таких примѣров... Эти мѣры — второе яблоко раздора, брошенное вали в нашу среду". "Вы" и "евреи" единственно конкретный матеріал, на котором останавливается "обращеніе", повторяющее слова, нѣкогда направленныя Милюковым в адрес стараго правительства: "Что это — глупость пли измѣна?" Авторы "обращенія" отвѣчают, что это "недостаточное знаніе русской арміи" и ставят своей задачей открыть министру "глаза на суть дѣла".

Тему о безграмотных поднимает и "памятная записка" ген. лейт. Циховича (XII армія), помѣченная 12 марта. Она проникнута другим настроеніем. Автор, повидимому, был искренним сторонником происшедшей перемѣны, покончившей с "кошмаром распутинских и протопоповских вакханалій", подавшей надежду, что "теперь всѣ силы страны будут обращены на борьбу с внѣшним врагом". Мало того, он сумѣл сохранить в своей части "дух и дисциплину" (отзыв Куропаткина). "Увѣренно скажу, — писал Цихович, — что арміи, равной нашей, не было в мірѣ... Армія наша была и есть несравненной... Введеніе в армію политики на глазах наших её разъѣдает... Политика поглотила теперь все... Роковая ошибка та, что началась спѣшная ломка арміи, сильной до того, — ломка исключительно в угоду политикѣ и на основаніи теорій, пригодных, может быть, для Швейцаріи, но вредных для такого государства, как наше, и при сложной политической обстановкѣ, его окружающей... То, что нам прививают, было бы хорошо, если бы армія состояла сплошь из интеллигентов, окончивших университет. Но вѣдь у нас 75% крестьян, и почти половина в ротѣ неграмотные. Всѣ новыя реформы непонятны и даже такая невинная, как переход с отеческаго "ты" на чуждое нашему крестьянству иностранное "вы", вызывает улыбки и взаимную неловкость". Мотив этот в рѣшеніи вопроса о переходѣ на обращеніе на "вы" повторяется очень часто. Врангель излагал его Милюкову при посѣщеніи Петербурга, когда военный министр был в отсутствіи: "русскій простолюдин сызмальства привык к обращенію на "ты" и в таком обращеніи не видит для себя обиды". Всегда однако забывали при этом прибавить, что в деревенском быту и барин именовался на "ты".

Вліяніе Алексѣева на отвѣт, посланный 32 пѣх. дивизіи, очевидно. Позиція, обрисованная в этом документѣ, находится в явном противорѣчіи с офиціальным заключеніем, которое 7-го Ставка послала в военное министерство но поводу приказа № 114. Противорѣчіе можно объяснить тѣм, что корректный и щепетильный Алексѣев, занимая формально пост лич. нач. штаба при руководящем направленіи в. кн. Ник. Ник.[415], не считал себя в правѣ в офиціальном документѣ, отправленном в центр, проводить личный взгляд и в отвѣтѣ пытался дать объективную сводку главенствовавших в арміи или в Ставкѣ мнѣній.

Рапорт старших офицеров 32 пѣх. дивизіи требовал от военнаго министра проведенія законов о реформѣ арміи только с одобренія Военнаго Совѣта и санкціи Гос. Думы. Послѣднее требованіе являлось послѣдствіем той путаницы в умах, которую породила (см. ниже) неясная конструкція Врем. Правительства; первое же требованіе было выполнено. Военный Совѣт к Петербургѣ из старших генералов — "якобы хранитель опыта и традицій арміи", по выраженію Деникина — в засѣданіи 10 марта, выразил "полную свою солидарность с тѣми энергичными мѣрами, которыя Врем. Пр. принимает в отношеніи реформы наших вооруженных сил, соотвѣтственно новому укладу жизни в государствѣ и арміи, в убѣжденіи, что эти реформы наилучшим образом будут способствовать скорѣйшей побѣдѣ нашего оружія и освобожденію Европы от гнета прусскаго милитаризма"...

Приказ № 2.

Итак, в военной средѣ Гучкова упрекали за то, что он дѣйствует под вліяніем Совѣта, а в протоколах Исп. Ком. 6 марта записано: "военный министр всячески уклоняется от прямых сношеній с Исп. Ком. и, повидимому, не склонен подчиняться рѣшеніям Совѣта". Было постановлено "отправить к военному министру делегацію"... для переговоров об изданіи приказа № 2 и настаивать на необходимости выборнаго начала офицерскаго состава и созданія третейскаго суда, который регулировал бы "отношенія между офицерами и солдатами". (О результатах переговоров делегація должна доложить Исп. Ком. для окончательнаго рѣшенія вопроса о приказѣ № 2).

Жизнь, дѣйствительно, била ключем в Совѣтѣ, хотя дѣятельность его комиссій и носила довольно анархическій характер. Не успѣл Исп. Ком. принять "разъясняющій" приказ № 2 и отправить делегацію к военному министру, как прибыла упоминавшаяся уже депутація от Рузскаго, под вліяніем которой Исп. Ком. рѣшил задержать выпуск "приказа № 2", но было уже поздно — приказ депешей по радіо-телеграфу с царскосельской станціей был сообщен на фронт "для точнаго исполненія", хотя формально он относился только к Петербургу. Текст этого документа, весьма мало напоминающій по своей формѣ "приказ", гласил:

1. Приказ № 1 Совѣта Р. и С. Д. предложил всѣм.. воинским частям избрать соотвѣтственные... комитеты, но приказ не устанавливал, чтобы эти комитеты избирали офицеров... Комитеты эти должны быть избраны для того, чтобы солдаты Петроградскаго гарнизона... могли через представителей комитетов, участвовать в общеполитической жизни страны и в частности заявлять в Совѣт Р. и С. Д. о своих взглядах на необходимость принятія тѣх или иных мѣропріятій. Комитеты должны также вѣдать общественныя нужды каждой части. Вопрос же о том, в каких предѣлах интересы военной организаціи могут быть совмѣщены с правом солдат выбирать себѣ начальников, передан на разсмотрѣніе в разработку спеціальной комиссіи. Всѣ произведенные до настоящаго времени выборы офицеров, утвержденные и поступившіе на утвержденіе военнаго начальства, должны остаться в силѣ...

2. До того времени, когда вопрос о выборных начальниках будет разрѣшен вполнѣ точно, Совѣт признает за комитетами... право возражать против назначенія того или иного офицера. Возраженія эти должны быть направлены в Исп. Ком. С. Р. Д., откуда они будут представляться в военную комиссію, гдѣ наряду с другими общественными организаціями участвуют и представители Совѣта Р. и С. Д., как учрежденія, руководящаго всѣми политическими выступленіями петроградских солдат. Этому своему выборному органу солдаты обязаны подчиняться в своей общественной и политической жизни. Что же касается до военных властей, то солдаты обязаны подчиняться всѣм их распоряженіям, относящимся до военной службы...

4. Для того, чтобы устранить опасность вооруженной контр-революціи, Совѣт Р. и С. Д. выставил требованіе о неразоруженіи Петроградскаго гарнизона, завоевавшаго Россіи ея политическую свободу, а Врем. Прав, приняло на себя обязательство не допускать такого разоруженія, о чем и объявило в своей правительственной деклараціи. В согласіи с этой деклараціей... комитеты обязаны наблюдать за тѣм, чтобы оружіе петроградских солдат от них не отбиралось, что и было указано в приказѣ № 1.

5. Подтверждая требованія, изложенныя в §§ 1-7 приказа № 1, Исп. Ком. отмѣчает, что нѣкоторыя из них уже приводятся в исполненіе Врем. Правительством.

"Приказ № 2" вмѣсто того, чтобы разъяснить, всѣм своим контекстом запутывал еще больше. Разъясненіе о том, что "приказ № 1" не предлагал производить выборов команднаго состава, дѣйствительно, "надоумил", как предполагает один из изслѣдователей вопроса (Рабинович), в нѣкоторых мѣстах этот выбор произвести... Вечером 6-го к военному министру явилась совѣтская делегація — контактная комиссія, как называет ее Гучков в воспоминаніях, приписывая себѣ иниціативу ея вызова. На основаніи разсказа ген. Потапова, который цитирует Деникин, не указывая происхожденія документа, "засѣданіе было очень бурным. Требованіе делегаціи Гучков признал для себя невозмозкным и нѣсколько раз выходил, заявляя о сложеніи с себя званія министра". "С его уходом, — сообщает Потапов, — я принимал предсѣдательствованіе, вырабатывалось соглашеніе, снова приглашался Гучков, и засѣданіе закончилось воззваніем, которое было подписано от Совдепа Скобелевым, от Комитета Гос. Думы мною и от правительства Гучковым... Воззваніе аннулировало приказы № 1 и № 2, но военный министр дал обѣщаніе проведенія в арміи болѣе реальных, чѣм он предполагал, реформ по введенію новых правил взаимоотношеній команднаго состава и солдат". Сам Гучков изображает отмѣченныя перипетіи в видѣ прелюдіи к "приказу № 2". Здѣсь сказалась не только забывчивость, но и стилизація воспоминаній в опредѣленном направленіи. "Чтобы парализовать распространеніе приказа № 1, — пишет Гучков, — мнѣ пришлось созвать контактную Комиссію при военно-морском министерствѣ, чтобы попытаться ее убѣдить во вредѣ приказа для боеспособности арміи. Я, конечно, мог отмѣнить приказ властью министра, но такая отмѣна не имѣла бы никаких практических послѣдствій... Открывая созванное мною совѣщаніе, я старался убѣдить присутствовавших членов Совѣта Р. и С. Д. в необходимости отмѣны приказа № 1". В изображеніи Гучкова засѣданіе вовсе не носило такого бурнаго характера, как в повѣствованіи Потапова. "По тѣм замѣчаніям, какія дѣлали члены комиссіи, я видѣл, что они почти убѣдились моими выводами и готовы стать на мою точку зрѣнія. Тогда я вышел в сосѣднюю комнату и просил их обсудить мои возраженія, затѣм сообщить мнѣ, к какому рѣшенію они пришли". Ген. Потапов потом сообщил Гучкову, что "большинство опредѣленно склонялось к отмѣнѣ приказа в какой-либо формѣ, которая не была конфузна для Совѣта р. и с. д., но Стеклов-Нахамкес был непреклонен" (Гучков, понятно, объясняет это связью с "нѣмецким штабом"). Компромиссное рѣшеніе не удовлетворило министра, но, с другой стороны, министр понимал, что, если он откажется от предложеннаго соглашенія, "изложеніе будет еще хуже". "Я вызвал к себѣ тов. мин. ген. Поливанова — продолжает Гучков — и предложил ему срочно образовать под его предсѣдательством Комиссію из членов Ген. Штаба(?) для разсмотрѣнія предложеній Совѣта р. и с. деп. Я надѣялся этим выиграть время и как-нибудь частным образом повліять на руководителей Совѣта. Комиссія ген. Поливанова разсмотрѣла вопрос и единогласно постановила, что нужно согласиться с предлагаемым компромиссом, как на меньшее зло. Послѣ этого Совѣт издал приказ № 2"... Хронологическая неточность сама по себѣ выдает Гучкова. Исторія изданія "приказа № 2" достаточно запутана и другими мемуаристами. Наиболѣе правдивую версію дал Шляпников, но и его версія требует нѣкоторых поправок. Иниціатором "приказа № 2" был сам Исп. Ком. В этом нѣт никаких сомнѣній, так как в протоколѣ засѣданія Исп. Ком. 3-го значится: "в виду возникших недоразумѣній, в связи с приказом № 1 по петроградскому гарнизону, поручено военной комиссіи разъяснить этот приказ". Рѣшеніе это, очевидно, было принято под вліяніем протестов, раздавшихся в образовавшейся "солдатской секціи" Совѣта, имѣвшей на первых порах свой исполнительный комитет, и в частном совѣщаніи членов Исп. Ком. с группой офицеров. Так надо понимать упоминаніе Станкевича, что "военные" разъяснили вред "приказа № 1". Объединенная военная комиссія, функціонировавшая под предсѣдательством Потапова — этот "штаб революціи" продолжал формально состоять при Врем. Комитетѣ — и разработала проект "приказа № 2" (текст приказа написан рукою все того же Соколова). Он подвергся обсужденію в первом неофиціальном засѣданіи не оформившейся еще Поливановской комиссіи, т. е. наканунѣ того дня, когда совѣтская делегація с представителем Военной Комиссіи имѣла бесѣду с военным министром. Приказ помѣчен был 5-м марта, но в Исп. Ком. он поступил лишь 6-го. Трудно представить себѣ, что содержаніе его не дошло своевременно до Гучкова. Приказ передавался по радіо Военной Комиссіей, которая упрощенно называла себя Комиссіей Врем. Правительства: Потапов присутствовал на засѣданіи 6-го у Гучкова в качествѣ представителя этой Комиссіи (Гучков в воспоминаніях говорит: "я пригласил также участвовать в моем совѣщаніи... Потапова, который, как было извѣстно, был близок к соціалистическим кругам и мог, слѣдовательно, больше меня импонировать членам комиссіи"). В офиціальном отчетѣ о дѣятельности Военной Комиссіи среди выполненных работ упомянуто "распространеніе приказа № 2"...