Поэты 1820–1830-х годов. Том 2 - Семён Раич

2. ИЗ ПЯТОЙ ПЕСНИ

В то же время вассал молодой у первой ступеньки,Перьями шляпы помоста касаясь, читал поздравленье.Много романов прочел он для этой торжественной речи,Много ночей он слагал кудрявое слово. ФранцискаСравнивал он с царем Требизонтским, Марию —С славной волшебницей Индии, которая в сказкеС неба земель Требизонтских и ночи и тучи изгнала…«В это мгновенье, — вассал продолжал, — мне рыцарство в тягость:Лучше желал бы я быть трубадуром бедным и темным,С песней в устах, с гитарой в руках, на струнах ОрфеяСлаву Франциска, сиянье Марии до царства ПлутонаВ лодке Харона я бы довез… Самой ПрозерпинеЯ бы об вас рассказал, светила великого царства…»Риццио, гордо пылающим взором окинув собранье,Не дал заученной речи окончить! Возле вассалаОн преклоняет у той же первой ступеньки коленоБлагоговейно и начал звонкую строить гитару…Все изумились: дамы привстали, меж рыцарей ропот,Герцог де Гиз покраснел от досады, но, свадебный праздникНовой тревогой смутить опасаясь, сказал громогласно:«Риццио, славный певец итальянский, желает поздравитьЮных супругов, властителей наших, свадебной песнью.Графы, бароны и рыцари, отдых венчанным супругамНужен в тяжелом обряде, и мы допустили ДавидаДолг свой теперь же исполнить прежде других трубадуров!..»Герцог поправил, хотя и неловко, дерзость Давида,Все успокоились, ропот затих, а Риццио начал:

Рыцарь! Неправедно пышное слово,—Холодно дышит в нем вялый расчет;Песни вчерашней, чужой и готовой,Рыцарь, прости! трубадур не поет.Он поклоняется солнцу с зарею,Вечером песнью встречает луну,Свежею песнью, невинной, живою…Слово и звуки подвластны ему,Шелест дубравы, (и) бури, и громы,Каждая дума, и каждый предметСердцу певца от рожденья знакомы,Он их легко и понятно поет.Всё повинуется чудному дару,Всё отражается в ярких стихах…Взглянет — и строит поспешно гитару..Рифмы кипят в воспаленных устах.

И у престола певец не смутится…Пышность — родная богатым мечтам,—Великолепье в стихах отразится,Роскошь даст роскошь нарядным словам!Но у престола…                  И струны, и голос певца задрожали,Тихо он стал продолжать, выжимая каждое слово…Каждое слово, казалось, дорого стоит Давиду.Много слов не мог досказать, во многих аккордах ошибся…

Но у престола, где в царской порфиреАнгел в небесной красе восседит…Струны порвутся на трепетной лире…Сердце не петь, а молиться велит…

Все друг на друга взглянули, Риццио бросил гитару,Встал, на Марию глаза устремил и в странном восторгеБудто безумный стал говорить, и слезы — ручьями…

Звуки ложны; выраженьяСлабы, вялы, неверны;Словно крылья вдохновеньяМолнией опалены!Сердце будто небом дышит,Смысл потерян слов земных,И душа цепей своих,Вдохновенная, не слышит…

Перед ангелом — во прах!Небо у меня в очах…Землю я возненавидел,Потому что небо видел!..

И с слезами на очах,И с молитвой на устахЯ паду пред чудной девой,Пред небесной королевой,Перед ангелом — во прах!

Странное дело! Хвалить королеву грехом не считалось!Каждый, кто мог сочетать две рифмы, славил Марию.Многим герцог де Гиз платил за стихи и за речи,Сам на свой счет их печатал в Париже, Бордо и Лионе,В пользу вдов и сирот продавал их на рынках. НередкоЗа сто стихов приглашал и в Лувр мещанина с предместья,Медом дворцовым потчевал кравчий; великий конюшийС царской конюшни коня присылал мещанину в подарок.Видно, за лесть награждали тогда, а за правду казнили.Риццио искренно пел: он ангела видел в Марии.Хладный, без чувств он повергся к ногам королевы; МарияВдруг побледнела и бросилась к герцогу; герцог суровоСтражу призвал, указал на певца, и стража поспешноС царских очей унесла бездушное тело Давида.

3. РАСПУТЬЕ

Песнь Риццио из поэмы «Мария Стюарт»

Есть в парке распутье, — я знаю его.          Верхом ли, в златой колеснице,Она не минует распутья того,          Моя молодая царица.

На этом распутьи я жизнь просижу,          Ее да ее ожидая.Поедет — привстану, глаза опущу,          Почтительно шляпу снимая.

И сердце с вопросом: взглянула ль она?          Певца увидала ль смущенье?Сурова ль сегодня, мила ли, нежна?          Какое в лице выраженье?

«Зачем же ты быстрых не поднял очей?          Для взоров и боги доступны!»— «Не смейтесь, молю вас, печали моей!          О други, те взоры преступны».

4. ИЗ АЛЬБОМА РИЦЦИО

Вчера, увенчана алмазной диадимой,С приятной важностью высокого чела,Ты неожиданно к окошку подошла,И сердце облилось тоской невыразимой.

          Ты встретила смущенный мой поклон          Каким-то снисходительным приветом,И музам я опять насильно возвращен,Против желания опять я стал поэтом.

Я снова предался мечтаньям о тебе:Догадкам радостным, обманчивой надежде,То бурной ревности, то ласкам и мольбе,Всем чувствам бешеным живой любви, как прежде.

Заметив страстную души моей грозу,Ты медленно ушла к далекому камину,И я опомнился: невольную слезуСнял с бедных глаз… Но всё глядел на диадиму,

В вечернем сумраке вечернею звездойПо-прежнему в венце брильянтовом сияла,Как будто, гордая, на дерзкий пламень мой          Алмазной диадимой отвечала.

«Не забывай, что я, — хотела ты сказать, —Как звезды высока, блистательна как звезды,Там, где одни орлы свои свивают гнезды,          Приземной пташке не летать».

<1839>

312. < ПОСЛАНИЕ К И. П. МЯТЛЕВУ >

Мы в ужасном embarras[221], —Раздавать давно пораAu concert billets d’entrée[222],A не знаем, как и где.Только три дня впереди —Lundi, Mardi, Mercredi[223].Окажите нам faveur[224] —Будем ли иметь honneur[225]В вашем зале faire musique?[226]Tout à vous[227]. H. Кукольни́к.

Конец 1830-х — начало 1840-х годов

313. ЛЕНОРЕ

Ленора! с страхом и слезамиДавно молюсь перед тобойМоими тайными стихами,Моею тайною мольбой.Порой, соскучив шумом света,Домой рассеянно придешь,Возьмешь молитвенник поэта,Читаешь, дремлешь и уснешь!

Ни легкой тени подозренья,Кому молитвы сложены,Кому певцом посвященыИ жизнь, и ум, и вдохновенья.И слава богу! Может быть,Спасительно страдать украдкой,Действительность — надеждой сладкой,Сомненьем — веру заменить.

<1840>

314. ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ

ИЗ НЕДОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ

Простите, добрые друзья!Нас жизнь раскинет врассыпную,Всё так, но где бы ни был я,А вспомню вас — и затоскую!

Нигде нет вечно светлых дней,Везде тоска, везде истома,И жизнь для памяти моей —Листки истертого альбома.

Разгул — с отравленным вином,Любовь — с поддельными цветами,Веселье — с золотым ярмом,И лесть — с змеиными устами…

Прощайте, глупые мечты,Сны без значения, прощайте!Другую жертву суетыИгрой коварной обольщайте.

А слава, рай когда-то мой,Возьми назад венец лавровый!Возьми! Из терний он!Долой Твои почетные оковы!

Другого им слепца обвей!Вели ему на чуждом пире,Гостям в потеху, у дверей,Играть на раскаленной лире!

Есть неизменная семья,Мир лучших дум и ощущений,Кружок ваш, добрые друзья,Покрытый небом вдохновений.

И той семьи не разлюблю,На детский сон не променяю,Ей песнь последнюю поюИ струны лиры разрываю.

<1840>

315. РОМАНС ("Стой, мой верный, бурный конь…")