Поэты 1820–1830-х годов. Том 2 - Семён Раич

Тимофеевская критика действительности, в которой иногда попадались социально острые обвинения, в целом была крайне легковесной и безобидной, ибо удары ее направлялись на отвлеченные, общечеловеческие пороки. Стремление схватиться за что-нибудь конкретное, прикоснуться к почве народной жизни у Тимофеева были, и в ряде случаев эти попытки оказывались не совсем тщетными. В частности, заслуживают внимания его песни на фольклорные и деревенские мотивы («Простодушный», «Борода», «Свадьба» и др.). Но в основном сочинения поэта сохраняют лишь исторический интерес, как яркое выражение крайностей в романтизме 30-х годов.

С 1840 года имя Тимофеева исчезло со страниц «Библиотеки для чтения», а в 1842 году Белинский говорит о нем как о совершенно забытом стихотворце[233], хотя тот продолжал печататься в «Маяке». Но с 1843 года Тимофеев вовсе замолк. Он переменил службу — ушел из редакции «Журнала министерства народного просвещения», где числился с 1836 года, и поступил столоначальником в департамент министерства юстиции. Через три года Тимофеев получил назначение в Уфу и здесь в течение четырех лет прослужил в должности губернского прокурора. Затем он взял отставку и поселился в имении жены, брак с которой сделал его состоятельным человеком.

В 1856 году Тимофеев обосновался в Москве и снова вступил в службу. Четырнадцать лет подряд он занимал пост секретаря при московских генерал-губернаторах. В 1870 году Тимофеев в чине действительного статского советника удалился на покой. Все эти годы он не переставал сочинять. «У него со временем развилось странное направление, — рассказывал Никитенко: — он писал и прятал все написанное. У него полны ящики исписанной бумаги, которые он мне показывал»[234] (запись от 28 марта 1856 года). Никитенко характеризует теперь Тимофеева как писателя-машину, для которого творчество. «было род какого-то животного процесса, как бы совершавшегося без его ведома и воли. Он мало учился и мало думал. Как под мельничными жерновами, у него в мозгу все превращалось в стихи» [235] (запись в дневнике от 28 марта 1856 года).

Неожиданно для всех Тимофеев снова выступил на литературной арене в 1875–1876 годах с огромным стихотворным опусом в несколько тысяч строк под заглавием «Микула Селянинович, представитель земли». Отчаянный байронист стал певцом народа-земледельца, олицетворенного в образе Микулы Селяниновича[236]. Но и теперь Тимофеев остался верен себе: былинный Микула под его пером превратился в головную схему, в абстрактное собирательное понятие, обозначающее крестьянство вообще. В результате повествование вышло далеко за пределы национальной тематики. Первоначальное название поэмы — «Воскрешение мертвых» — прямо формулировало ее главную мысль: пробуждение порабощенного народа от многовекового мертвенного оцепенения, воскрешение его изначальной, древней свободы. Однако самоотверженная борьба русского крестьянства за лучшую долю вовсе выпала из поля зрения Тимофеева. Его глубоко пассивное, схематичное сознание было не в состоянии отразить какой бы то ни было деятельный образ жизни, а тем более героический. Вопиющее несоответствие приемов изображения с темой первостепенной жизненной важности, монументальный размах и художественная бесформенность свидетельствовали о падении творчества Тимофеева до уровня отъявленной графомании. С 1876 года его имя в печати не появлялось. Умер Тимофеев 1 июля 1883 года.

325. МИЗАНТРОП

Не удивляйся, милый мой,Что я угрюмый и немой,Среди забав, во цвете лет,Смотрю так холодно на свет!

Одним приемом выпил яВсю чашу сладкого питья,И на холодном, мутном днеОдна лишь желчь осталась мне.

Одним ударом я разбилКартину счастья, и без сил,С разочарованной душойУпал, подавленный судьбой.

Но уж очнулся, милый мой,С душой капризной и больной;И ей смешны с тех пор и рок,И добродетель, и порок.

Между 1830 и 1833

326. ПРОСТОДУШНЫЙ

Говорят, есть страна,Где не сеют, не жнут,Где всё песни поют.

Где мужья видят женВ месяц раз, много — два,Где всё песня одна…

Где живут так и сяк,Чтоб блеснуть, да пожить,Да поесть, да попить.

Где умен, кто силен,Где отцы — чудаки;Где все носят очки.

Где есть всё напрокат;И друзья, и жена,И парча, и родня.

Где всё лезет, ползетТихомолком, тайком,Всё бочком, червячком.

Где сквозь солнце льет дождь,Где всегда маскарад:Пой, пляши — рад не рад.

Где ж она, та страна,Где не сеют, не жнут,Всё поют да ползут?

Между 1830 и 1833

327. ТОСКА ПО ОТЧИЗНЕ

Ах вы, ветры, ветры буйные,Ветры буйные, залетные,Принесите вы мне весточкуОт родной моей сторонушки!Там так ярко солнце красное,Там свежи луга зеленые,Там родная Волга-матушка,Там звучна так песнь разгульная!..

Скучно, душно, ветры буйные,Жить в темнице разукрашенной,Видеть небо всё туманное,Слышать песни всё зловещие.Всюду светит солнце красное,Есть повсюду люди добрые,Но нигде нет другой родины,Нет нигде ее радушия.

Разнесите, ветры буйные,Грусть-тоску мою, кручинушку,Успокойте сердце бедное, —Всё изныло в злой неволюшке,Так и рвется горемышное!Скучно, горько на чужбине жить!Посмотрел бы хоть на родину,Хоть взглянул бы на родимый кров.

Между 1830 и 1833

328. ПЛОВЕЦ

Лети, челнок мой легкокрылый,Куда судьба тебя влечет;Сквозь мрак полуночи унылой,Быть может, звездочка мелькнет…

Быть может, там — в дали туманной —Тебя твой день желанный ждет,И над страною безымяннойРодное солнышко взойдет.

Лети, лети, мой легкокрылый,Куда судьба тебя влечет!Среди полуночи унылой,Быть может, час твой уже бьет!

Между 1830 и 1833

329. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСЕНКА

(Любительницам чрезвычайно страшного)

Спи, малютка,Спи спокойно,Баю-баиньки-баю!

В темной рощеЕсть могила;В мрачном лесеЕсть другая.В темной рощеСтонет голубь;В черном лесеВоют совы.Пусто, тихоВ роще темной;Мрачно, дикоВ лесе черном.

Спи, малютка,Спи спокойно,Баю-баиньки-баю!

Жили-былиБрат с сестрою.Демон в братаПоселился;Брат в сестрицуВдруг влюбился.Клара с братомРазлучилась;Клара в кельюЗаключилась.

Спи, малютка,Спи спокойно,Баю-баиньки-баю!

Страшно в полночьВыла буря,Вихрь бил в ставни,Дождь лил ливмя;Чудно, страшноКаркал ворон,Страшно, шумноБыло в поле;Шумно, чудноБыло в келье.

Спи, малютка,Спи спокойно,Баю-баиньки-баю!

В темной рощеЧерез утроПоявилисьКрест с могилой.В мрачном лесеЧерез месяцПутник встретилТруп холодный.Труп был черен,Уголь углем;Вместо носаКость да яма,Рот исклеванЯстребами;Лоб источенВесь червями;Возле трупаНож булатный…

Спи, малютка,Спи спокойно,Баю-баиньки-баю!

1832 или 1833

330. СВАДЬБА

Нас венчали не в церкви,Не в венцах, не с свечами;Нам не пели ни гимнов,Ни обрядов венчальных!

Венчала нас полночьСредь мрачного бора;Свидетелем былиТуманное небоДа тусклые звезды;Венчальные песниПропел буйный ветерДа ворон зловещий;На страже стоялиУтесы да бездны,Постель постилалиЛюбовь да свобода!..

Мы не звали на праздникНи друзей, ни знакомых;Посетили нас гостиПо своей доброй воле!

Всю ночь бушевалиГроза и ненастье;Всю ночь пировалиЗемля с небесами;Гостей угощалиБагровые тучи.Леса и дубравыНапились допьяна,Столетние дубыС похмелья свалились;Гроза веселиласьДо позднего утра.

Разбудил нас не свекор,Не свекровь, не невестка,Не неволюшка злая —Разбудило нас утро!Восток заалелсяСтыдливым румянцем;Земля отдыхалаОт буйного пира;Веселое солнцеИграло с росою;Поля разрядилисьВ воскресное платье;Леса зашумелиЗаздравною речью;Природа в восторге,Вздохнув, улыбнулась…

21 февраля 1834

331. ПОЭТ