Пугало гуляет в полночь - Роберт Лоуренс Стайн

глаза. И рот. И большой коричневый нос.

– Ты не настоящая! – завопила я.

А потом на меня навалилась темнота, потому что дедушка Курт закрыл мои глаза соломенными руками.

15

Я проснулась от удушья и закашлялась.

Вокруг была кромешная тьма.

Я не сразу сообразила, что у меня на лице лежит подушка.

Я отшвырнула ее и села на кровати, тяжело дыша. Лицо пылало, а взмокшая ночная рубашка прилипла к спине.

Я посмотрела в окно, боясь, что сейчас увижу пробирающуюся ко мне темную фигуру.

Штора дрогнула. Утреннее небо было еще серым. До меня донесся крик петуха.

Сон. Все, что я видела – просто кошмарный сон.

Я сделала глубокий вдох и спустила ноги на пол.

«Все это только сон, – повторила я мысленно. – Успокойся, Джоди. Тебе просто приснился дурной сон».

Внизу раздавались чьи-то шаги.

Я достала из шкафа свежую одежду – выгоревшие шорты и майку без рукавов.

Глаза слезились, и я видела все как в тумане. В это утро аллергия разыгралась по-настоящему.

Я протерла глаза и подошла к окну. Ярко-красное солнце уже выглядывало из-за старой яблони. На траве в саду выступила роса, и ее капли сверкали как изумруды.

Дальше простиралось зеленое кукурузное море. Посреди него высились неподвижные пугала, распростершие руки. Они как будто приветствовали восход. Опять прокричал петух. «Какой же идиотский кошмар!» – подумала я и встряхнулась, чтобы выбросить его из головы. Потом причесалась и спустилась вниз, к завтраку.

Марк вошел в кухню одновременно со мной. Бабушка Мириам сидела за столом в одиночестве. Перед ней стояла кружка с горячим чаем, а сама бабушка смотрела в окно.

Когда мы вошли, она повернулась к нам с улыбкой:

– Доброе утро. Как спалось?

Мне вдруг захотелось рассказать ей про кошмар, но вместо этого я спросила:

– А где дедушка Курт?

На его пустом стуле лежала нераскрытая газета.

– Они все с утра пораньше уехали, – ответила бабушка Мириам, потом встала, подошла к шкафам и вернулась с большой коробкой кукурузных хлопьев. – Будет славный день, – весело добавила она.

– А оладий не будет? – буркнул Марк.

Бабушка Мириам застыла на месте.

– Я совершенно позабыла, как их делать, – сказала она, не оборачиваясь.

Поставив перед нами миски, она пошла к холодильнику, чтобы достать молоко.

– Детки, хотите попить апельсинового сока? – обратилась она к нам. – Его только что выжали.

Улыбаясь, бабушка Мириам поставила картонный пакет молока на стол, рядом с моей миской. Глаза ее за квадратными стеклами очков казались тусклыми.

– Надеюсь, вам тут у нас хорошо, – тихо сказала она.

Я быстро ответила:

– Нам было бы хорошо, если бы не Стикс.

Она удивленно переспросила:

– Стикс?

– Он опять старается нас напугать, – объяснила я.

Бабушка Мириам поцокала языком и мягко ответила:

– Вы же знаете Стикса. – Она пригладила ладонями волосы. – А чем вы намерены сегодня заниматься? Такое прекрасное утро! Может, на лошадях покатаетесь? Дедушка Курт и Стэнли на всякий случай оседлали для вас Бетси и Мэгги.

– А почему бы и нет? – оживилась я. – Что скажешь, Марк? Можно покататься, пока не так жарко.

Марк согласился.

– Вам всегда нравилось ездить вдоль речки, – приговаривала бабушка Мириам, убирая со стола кукурузные хлопья.

Я пристально посмотрела на нее, на ее кудрявые рыжие волосы, пухлые руки, расшитое цветами платье и спросила:

– Бабушка Мириам, с тобой все в порядке? – Эти слова буквально сорвались с языка. – Вообще… у вас тут все в порядке?

Она ответила не сразу. Чуть повернулась в сторону, не желая смотреть мне в глаза, потом тихо ответила:

– Отправляйтесь кататься. И не беспокойтесь обо мне.

Дедушка Курт всегда называет Бетси и Мэгги серыми старушками. Наверное, потому что обе они старые и серые. Они сразу рассердились, когда мы с Марком забрались на них возле сарая и пришпорили.

Эти лошади – как раз то, что нужно городским. Мы ездим верхом только летом, когда приезжаем на ферму, поэтому не слишком подкованы в верховой езде.

Скорость эти старушки развивают понятно какую. Но хотя мы ехали медленно, я сильно сжимала коленями бока Бетси и крепко держалась за луку седла. Мне пока еще дорога жизнь.

Мы проехали по тропинке вдоль кукурузного поля и направились в лес. Солнце было еще не в зените, но жара уже чувствовалась.

Я подскакивала в седле. Вокруг с жужжанием роились мухи. Одну, самую крупную, я согнала со спины Бетси.

Пугала глазели на нас с братом, когда мы скакали мимо. Казалось, их черные глаза сверкают под шляпами.

Но ни я, ни Марк не сказали ни слова. Мы решили сдержать обещание и не обращать больше внимания на пугал.

Я глянула в сторону леса и легонько толкнула Бетси, чтобы она двигалась чуть быстрее. Но моя лошадь, разумеется, никак не отреагировала и продолжала идти по тропе все тем же медленным, размеренным шагом.

– А эти лошадки рысью могут? – крикнул Марк.

Он ехал позади меня, так как тропка была совсем узкая.

– Давай проверим, – откликнулась я, крепче сжала поводья и сильнее ударила Бетси обутыми в кроссовки ногами. – А ну, вперед! Вперед!

Неожиданно старая кобыла меня послушалась и перешла на рысь. Я такого и вообразить не могла.

– Ура-а-а! – закричала я.

Когда лошади побежали быстрее, их копыта стали громко цокать по земле. Меня здорово трясло в седле. Я держалась изо всех сил. Теперь уже мне не казалось, что эта затея с рысью была удачной.

Все случилось слишком неожиданно. Бетси неслась вперед. Я подпрыгнула в седле так, что ноги выскочили из стремян. И тут откуда-то на тропу выпрыгнула темная фигура.

С пронзительным ржанием Бетси встала на дыбы.

Падая, я успела разглядеть, что за препятствие появилось на ее пути. Это было ухмыляющееся пугало.

16

Бетси оглушительно ржала.

Я потянулась к поводьям, но они выскользнули из руки.

Небо надо мной опрокинулось и исчезло.

Я выпала из седла назад, через круп лошади, и ударилась о землю спиной.

Потом, вспоминая это мгновение, я удивлялась, как быстро тело пронзила невыносимая боль и какой твердой оказалась земля.

Небо сделалось красным. Сверкающе-алым.

А потом оно стало темнеть и превратилось в глубочайшую черноту.

Еще не открыв глаза, я услышала стоны. Это был голос Марка.

Все еще с закрытыми глазами, я окликнула его. Губы мои задвигались, но никакого звука не последовало.

– О-о-о!

Опять утробный стон брата. Он где-то рядом.

– Марк! – Мне чудом удалось выговорить хоть что-то. Спина болела. И плечи болели. И голова раскалывалась. Все болело.

– Рука… По-моему, я ее сломал, –