Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России - Сергей Кургинян

Когда же JI не удалось завоевать благосклонность других основных политических партий, а также армии, она прибегла к насильственным методам, чтобы навязывать населению свою волю. Наиболее заметной стала серия убийств членов секты Ахмадийа в Пенджабе в 1951-1952 годах. JI считала последователей Мирзы Гулама Ахмада, который провозглашал себя пророком, неверующими. В результате насильственных действий тогда погибло более 2000 человек (в основном ахмадийцы), что вынудило правительство ввести в Пенджабе военное положение, а армию – в целях восстановления порядка – взять приступом мечеть Вазир Хана в Лахоре (события, весьма схожие с тем, что случилось в исламабадской мечети Лал Масджид в июле 2007 года). Это положило начало радикализации мусульманского сообщества в Пакистане5.

JI обрела известность во времена событий, приведших к войне 1971 года с Индией. Тогда она присоединилась к жестокой кампании, проводившейся пакистанской армией против восточно-бенгальской интеллектуальной и политической элиты. Она создала две свои первые боевые организации – «Аль-Бадр» и «Аль-Шамс», чтобы противостоять «Мукти бахини», сепаратистской группе, выступавшей за независимость Восточного Пакистана.6 Это свидетельствовало о серьезных переменах в JI, поскольку до того момента организация предпочитала принцип проповеди «дава» насилию. По иронии судьбы, первые две ее агрессивные кампании были направлены именно против мусульман различного этнического происхождения, а также против принадлежавших к различным сектам. Активность JI в Восточном Пакистане также способствовала ее сближению с армией: последняя усмотрела в партии, располагавшей существенной базой поддержки и кадровым составом, эффективный инструмент для своих военных кампаний.

Эта обретенная JI роль обусловила то, что именно она была выбрана в качестве «подрядного» исполнителя террористических акций, когда США и их союзники привлекли Зия-уль-Хака к кампании по выдворению советских войск из Афганистана. Новобранцев на «священную войну» поставляли из медресе JI со всего Пакистана, включая Пенджаб. Одно из известных медресе, участвовавших в джихаде, – Дар-уль-Улум Хаккания в местечке Акора-Хаттак (Северо-Западная пограничная провинция). Медресе возглавлял Маулана Самиул Хак – глава отколовшейся от JI группы, а также друг и учитель большого числа талибских руководителей.

На протяжении 1980-х, когда призыв к джихаду в Афганистане звучал повсюду, рекруты-террористы из Палестины, Бангладеш, Таиланда, Бирмы, Шри-Ланки, Филиппин и стран Африки прибывали на конспиративные квартиры JI в Карачи. Оттуда они перебрасывались на базы подготовки «Хост» и «Халдан» (Афганистан). Руководил этими базами «Хизб-е-Ислами» Гульбеддина Хекматияра.

Имран Шахид был первым пакистанским мучеником джихада. Он являлся студентом государственного колледжа в Карачи и активным членом студенческого крыла JI – «Ислами Джамиат Та-лаба» (IJT). Надо сказать, что со временем рядом с офисом IJT в Лахоре был вывешен список, состоявший из сотен имен «мучеников». Близкие отношения JI с пакистанской армией и разведкой способствовали ее невероятному количественному росту во время афганского джихада7.

JI сумела расширить свою инфраструктуру и сферу деятельности благодаря щедрым пожертвованиям от правительства и частных лиц в регионе Персидского залива. Эти пожертвования поступали в благодарность за то, что JI наладила в Пакистане прием арабских и других моджахедов. Кадры JI, включая членов IJT, набирались опыта в ходе совместных тренировок с иностранными и афганскими бойцами. Все это помогло JI (содержавшей более 100 медресе в Пенджабе и других провинциях) установить связи с исламистскими группами по всему миру.

Также «при полной поддержке» Межведомственной разведки Пакистана (ISI) и пакистанской армии JI активно участвовала в кашмирском джихаде, используя группу «Хизб ул-Муджахедин». Кстати, один из генералов, активно поддерживающих в последнее время джихад, – это близкий соратник Первеза Мушаррафа, известный своими радикальными взглядами Азиз Хан. С помощью негосударственных акторов в течение нескольких лет он вел войну в Кашмире. В студенческие годы Азиз Хан был членом IJT.

По сути, группировка IJT обеспечивала возможность вербовки «рядовых солдат» джихада в студенческих городках, включая Пенджабский университет в Лахоре. Как констатировала издающаяся в Пешаваре газета «Фронтиэр Пост», в числе добровольцев «есть молодые студенты колледжей и университетов, имеющие агрессивные наклонности и откликающиеся на то, что в их понимании называется религиозным призывом».8 Многие из этих студентов применяли силу в студенческих городках, участвовали «в кровавых драках между соперничающими студенческими группировками, – драках, связанных, в том числе, с похищениями людей и убийствами».

Таким образом, студенты становились легкой добычей для активистов JI и IJT. Последние промывали им мозги, рассказывая истории о «пытках, изнасилованиях и убийствах кашмирского мусульманского населения, совершаемых индийскими правоохранительными органами».9 Новобранцев отправляли в военные учебные лагеря под названием «Марказ-е-Ислами», основанные JI в Афганистане. О подвигах поборников джихада в Кашмире сообщалось в издаваемых JI печатных органах: выходящем каждые две недели «Джихад-е-Кашмир» и ежемесячных журналах «Хам Ка-дам» и «Бедар Дайджест». Группа проводила систематическую кампанию, направленную на мобилизацию общественного мнения в поддержку афганского джихада, и с неистовым рвением принимала участие в военных действиях, в результате чего в промежутке между 1980 и 1990 годами 72 члена JI стали «мучениками».

Несмотря на то, что JI основала «Хизб ул-Муджахедин» специально, чтобы раздувать пламя джихада в Кашмире, большое число рекрутов IJT предпочитали присоединяться к «Аль-Бадр», террористической группировке, созданной в оккупированном Пакистаном Кашмире с целью аннексии последнего. Причина, по которой «Аль-Бадр» в большей степени привлекал рекрутов из пакистанских колледжей и университетов, заключалась в том, что в данной группировке они имели дело с людьми своего круга, близкими им по уровню образования и наклонностям, а не с учащимися медресе, большинство из которых отправлялось в Афганистан. Им было проще «в компании инженеров, врачей, компьютерщиков и социологов, которые и составляли костяк "Аль-Бадр"»10. У «Аль-Бадр» также были более умеренные взгляды по вопросу регулярности произнесения молитв, отращивания бороды и ношения одежды определенного типа (они часто ходили в рубашках и брюках). Однако при этом суровой военной подготовке всегда предшествовала столь же мощная религиозная обработка в лагерях, созданных в оккупированном Пакистаном Кашмире.

Вовлеченность IJT в различные типы джихадистской активности (включая участие в террористической деятельности) имеет гораздо большее значение в контексте настоящего времени – периода, когда «локальный» джихад трансформировался в намного более широкую и сложную религиозную игру, в которой стремление к превосходству и отмщению подогревается нагнетаемыми опасениями по поводу реальной или воображаемой всемирной несправедливости. Типичный суннитский рекрут IJT – это, чаще всего, выходец из нижних слоев среднего класса или просто среднего класса, участвовавший в насильственных акциях в студенческом городке (в том числе в избиении студентов, особенно девушек) и в агрессивных маршах протеста по вопросам, затрагивающим религию, проводивший молитвенные собрания, принимавший коктейль из лжи и религиозной полуправды, который был призван побудить его к «мученичеству».

Роль JI, а также других религиозных и экстремистских группировок в создании террористических организаций широко известна и не требует дополнительных разъяснений. Поэтому чтобы оценить потенциальное место группы в длительном идеологическом сражении, охватившем Пакистан с невиданной ранее силой, достаточно лишь краткого экскурса в историю ее трансформации от хранительницы принципов «дава» до зачинателя дела джихада.

«Джамиат Улема-и-Ислам» (JUI), возглавляемая Фазлуром Рахманом, оставалась на периферии афганского джихада, тогда как ее соперница JI обслуживала пакистанскую армию и ISI. JUI продолжала довольствоваться расширением сети своих медресе и своего влияния, особенно в областях доминирования племен, проживавших вдоль разделяющей Пакистан и Афганистан линии Дюранда.

JUI обнаружила, что обладает некоторым влиянием, когда Бе-назир Бхутто во время своего второго премьерского срока (1993- 1996 гг.) установила контакт с Фазлуром Рахманом. Сделала она это, чтобы противостоять JI, которая вступила в альянс с ее основным соперником – Навазом Шарифом, когда тот формировал в 1990 году свое первое правительство. Рахмана назначили председателем сенатского Комитета по иностранным делам. Он использовал эту должность для поездок по мусульманскому миру и мобилизации поддержки Талибана. В 1996 году Рахман стал организовывать дрофиную охоту для членов королевской семьи Саудовской Аравии, чтобы заручиться их помощью Талибану. Многие представители высшего руководства Талибана являлись либо одноклассниками Рахмана, либо учились в медресе. По этим причинам Рахмана часто называют одним из основателей Талибана. Неудивительно, что в промежутке между 2002 и 2007 годами JUI, входившая в правительства Северо-Западной пограничной провинции и Белуджистана, способствовала возрождению Талибана и «Аль-Каиды» (после того, как США разбомбили их опорные пункты в Афганистане)11.