Ксеноцид - Орсон Кард

«А если богам мое решение придется не по душе, они могут отравить меня во сне, ударить в меня молнией, когда утром я выйду в сад, или просто сделать так, чтобы мои руки, ноги и голова осыпались с тела, словно лепестки с увядшего цветка. Но если они не способны справиться с какой-то глупой служанкой, чего они вообще стоят, эти боги?»

Глава 15

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

— Эндер собирается навестить нас. Хочет поговорить.

— Ну и что? Ко мне он приходит почти каждый день, я часто с ним разговариваю.

— Но мы-то можем общаться с ним непосредственно через мозг. Только он все равно настаивает на личном присутствии. Он не любит вести беседу, не видя нас. Когда мы беседуем на расстоянии, ему нелегко отличать собственные мысли от тех, которые вкладываем в его мозг мы. Поэтому он едет к нам.

— А тебе бы этого не хотелось…

— Он хочет, чтобы мы ответили ему на некоторые вопросы, но у нас нет ответов.

— Тебе доступны любые знания из тех, что доступны человеку. Ты проникаешь сквозь пространство. Тебе даже не нужны анзибли, чтобы общаться с другими планетами.

— Они все время добиваются каких-то ответов, эти люди. У них столько вопросов.

— Ну, знаешь ли, у нас тоже имеются вопросы, и не один, и не два.

— Они все время хотят знать — почему, почему, почему. Или каким образом. Хотят все собрать в аккуратненькую упаковочку, заключить в какой-то кокон. Мы так поступаем, только когда создаем новую Королеву.

— Они любят все понимать. И мы тоже.

— Ну да, вам ведь так хочется походить на этих людей. Но ты не похож на Эндера. Тебя не сравнить с человеком. Он должен знать первопричину всего на свете, обо всем он должен написать отдельную книгу, а мы не знаем столько историй. Нам доступны воспоминания. Мы знаем только то, что когда-то случилось. Но мы не всегда понимаем, почему так случилось, он же требует от нас подробного объяснения.

— Ты не права, знания вам доступны.

— Нам вообще безразлично, почему это случилось, у людей же все наоборот. Чтобы исполнить что-либо, мы выясняем лишь самое необходимое, они же постоянно хотят знать больше, чем нужно. Даже когда какая-то машина заработает, они все равно доискиваются, почему же она работает и как работает первопричина, заставляющая машину действовать.

— А мы что, не такие?

— Может быть, вы еще станете такими, когда Десколада отпустит вас из своих щупалец.

— Или, наоборот, превратимся в подобие твоих рабочих.

— Тогда вам будет уже все равно. Рабочие счастливы, они вполне довольны жизнью. Вам разум не дает покоя. Рабочие не подвластны желаниям. Они не знают, что такое боль, что такое страдания. Они не ведают любопытства, не знают разочарований, не испытывают стыда. Но когда дело доходит до обсуждений, в глазах людей мы и вы, пеквенинос, выглядим типичными рабочими.

— Мне кажется, ты слишком мало нас знаешь, чтобы сравнивать.

— Мы проникли в ваш мозг, мы побывали в мыслях у Эндера, уже тысячи поколений мы копаемся в собственных умах, а эти люди выставляют нас сонными, вялыми существами. Даже во сне они не ведают покоя. Животным, родившимся на Земле, свойственна такая черта: внутри их мозга то и дело происходит что-то вроде взрывов сумасшествия, приступов контролируемого безумия. И все это во время сна. Частичка их мозга, которая отвечает за картинку или звук, словно выстреливает каждый час или два часа сна; даже когда картинки и звуки представляют собой произвольный набор несусветной чуши, их мозг все равно пытается упорядочить изображение, выстроить из него разумный образ. Их мозг пытается создавать целые истории. Это произвольный набор картинок, с реальным миром никакой связи не имеющий, однако мозг упорно продолжает творить свои безумные рассказики, а потом забывает про них. Была проделана гигантская работа по сведению картинок в одно связное повествование, но, просыпаясь, люди, как правило, тут же все забывают. Но зато когда выясняется, что все-таки кое-что они еще помнят, тогда они сочиняют следующие истории — уже о постигшем их во сне сумасшествии; более того, они пытаются увязать их с реальной жизнью.

— Нам известно, что они видят сны.

— Может быть, когда Десколада будет уничтожена, вы тоже научитесь видеть сны.

— А зачем они нам? Ты же сама сказала, что они бессмысленны. Случайные вспышки синопсиса нейронов, кружащихся в мозгах людей.

— Они обучаются. Все время обучаются. Создают картины. Проводят связи. Отыскивают в бессмысленном какой-то смысл.

— Какая от этого польза, когда это ровным счетом ничего не означает?

— В том-то все и дело. Ими движут желания, о которых мы понятия не имеем. Желания, настоящая жажда ответов. Жажда смысла. Жажда сказаний.

— Сказания имеются и у нас.

— Вы помните только деяния. Они эти деяния создают и, мало того, постоянно изменяют смысл своих сказаний. Они меняют все так, чтобы одно и то же воспоминание одновременно приобретало тысячи разных толкований. Даже из снов они порой почерпывают нечто такое, что мгновенно дает ответ на поставленный вопрос. Ни один человек не обладает таким умом, каким обладаете вы. Таким, каким обладаем мы. Мы титаны по сравнению с ними. Кроме того, их жизни столь мимолетны, они так быстро умирают! Но за один свой век они умудряются изобрести десять тысяч толкований, тогда как мы все еще обсасываем самое первое.

— Большинство их предположений на практике неверны.

— Даже если почти все они неверны, даже если девяносто девять ответов из каждой сотни глупы и безумны, от десяти тысяч идей все равно остается как минимум добрая сотня замечательных и удивительных теорий. Так они компенсируют собственную глупость, краткую жизнь и недалекую память.

— Грезы и сумасшествие.

— Волшебство, мистика и философия.

— Неужели ты сама не способна выдумать хотя бы одну-единственную историю? Да ты только что рассказала мне целый эпос.

— Я знаю.

— Вот видишь? Значит, люди не могут ничего такого, чего не можешь ты.

— Неужели ты не понял? Даже эту историю я почерпнула из головы Эндера. Она ему принадлежит. А зерно заронил кто-то еще, книга, которую он прочитал и сопоставил со своими рассуждениями. В конце концов, идея сформировалась и приобрела для него смысл. Все это у него в голове. Тогда как мы во всем подобны вам. Мы обладаем незамутненным видением мира. У меня не возникает никаких проблем при входе в твой мозг. Все упорядоченно, разумно, логично. И ты наверняка не испытываешь в общении со мной никаких проблем. То, что содержится в твоем уме, более или менее соответствует реальности, насколько ты ее понимаешь. Но ум Эндера — это полная сумятица и безумие. Тысячи соревнующихся, противоречащих друг другу, невероятных видений, не имеющих никакого смысла, — они в принципе не могут согласовываться друг с другом, но они согласовываются; он их складывает в одно целое, сегодня — так, завтра — чуть-чуть по-другому, как ему самому нужно. Каждый раз в уме он как будто создает новую схему и запускает в нее решаться проблему, с которой вдруг столкнулся. Каждый час он как будто придумывает себе новую Вселенную, которая зачастую безнадежно ошибочна. Таким образом, он делает ошибки, выносит ложные суждения. Но иногда все сходится, и случается чудо, я смотрю через его глаза и вижу мир по-новому, как он его представил, как он его изменил. Сумасшествие, сразу за которым следует озарение. Прежде чем повстречаться с людьми, мы знали все, что положено было знать. Но потом начали наводить связь с мозгом Эндера. И теперь поняли: один-единственный предмет может толковаться по-разному, и толкований этих существует столько, что нам никогда не охватить все возможные варианты.

— Если только люди не научат вас этому.

— Теперь ты понял? По сути дела, мы питаемся падалью.

— Это вы питаетесь падалью. Мы умеем просить.

— Если бы люди стоили таких умственных возможностей…

— А что, они не стоят?

— Неужели ты забыл — они же собираются уничтожить вас! В их умах содержится бессчетное число вероятностей. И все-таки как индивидуумы они тупы, недальновидны, слепы и к тому же безумны. Ведь девяносто девять процентов созданных ими историй неправильны и могут привести к ужасным ошибкам. Иногда мы жалеем, что не можем обуздать их, как обуздали бы своих рабочих. Ты помнишь, как-то раз мы пытались, с Эндером. Но ничего не получилось. Мы не смогли сделать из него рабочего.

— Почему?

— Слишком туп. Не способен удержаться на одном месте. Человеческие умы грешат рассеянностью. Какое-то одно занятие им быстро наскучивает, и они бросают его. Нам пришлось возвести к его разуму целый мост. Мы воспользовались компьютером, к которому он был привязан. А вот компьютеры — эти штуки умеют внимать. И в их памяти все так аккуратно, логично, все расставлено по полочкам, все доступно.