Ксеноцид - Орсон Кард

Наверное, совершать добро можно только тогда, когда думаешь о себе плохо. И наоборот, когда внушаешь себе, что ты хороший, ничего, кроме вреда, принести не сможешь».

Этот парадокс оказался слишком сложным для нее. Если судить о людях в противоположность тому, какими они хотят казаться, мир вообще лишится смысла. Разве не бывает случаев, когда хороший человек пытается казаться хорошим? А кто-то, о котором ходят слухи, что он отъявленный негодяй, на деле действительно оказывается таковым. Но как тогда судить о людях, если не можешь разобраться даже в их поступках и целях?

Да и не только о людях, Ванму даже себя не могла понять.

«В большинстве случаев я сама не вижу истинной цели того, что делаю. Я пришла в этот дом, потому что мною двигали честолюбивые мотивы и я хотела стать доверенной служанкой говорящей с богами. С моей стороны это был чистый эгоизм, а Цин-чжао, приняв меня, проявила благородство и великодушие. А сейчас я помогаю своему хозяину в предательских, преступных деяниях — и каковы мои цели? Чего я хочу добиться? Я даже не знаю, почему я поступаю так, как поступаю. Как я могу судить об истинных намерениях посторонних мне людей? Нет, добро от зла отличить очень тяжело, практически невозможно».

Ванму уселась на циновке и, приняв позу лотоса, спрятала лицо в ладонях. Она как будто в стену уперлась, только эту стену воздвигла сама. О, если только удастся найти способ обойти, обогнуть это препятствие, убрать его с пути — так же как в любой момент, стоило только захотеть, она могла убрать от лица руки, — тогда она наконец пробьется к правде.

Она убрала руки. Открыла глаза. Взгляд упал на стоявший в противоположном углу комнаты терминал. Сегодня она увидела на дисплее лица Эланоры Рибейра фон Хессе и Эндрю Виггина. И лицо Джейн.

Ванму вспомнила, как Виггин объяснял ей, что такое боги: «Настоящий бог будет учить тебя, чтобы ты стала равной ему». К чему он это сказал? Откуда он знает, какими бывают боги?

Кто-то, кто учит тебя всему, что знает, кто учит поступать так, как поступает сам, — на самом деле он описывал родителей, а не богов.

Только даже среди родителей мало кто исполняет эту заповедь. Многие из них пытаются унизить детей, захватить, сделать рабами. В детстве Ванму достаточно навидалась тому примеров.

Значит, Виггин описывал вовсе не родителей. Он имел в в виду хороших родителей. Он объяснял ей, не что есть бог, а что есть добродетель. Это желание духовного и физического роста ближнего. Желание видеть в остальных те хорошие черты, которые присущи тебе самому. И делить с людьми, если, конечно, сможешь, тяготы и невзгоды. Это и есть добродетель.

Но что тогда боги? Они желают, чтобы каждый человек знал только добро, имел только достоинства и был благороден духом. Они учат нас, делятся своими знаниями, но никогда и ни к чему не принуждают.

«Точь-в-точь мои родители, — подумала Ванму. — Они бывали очень неловкими, совершали всякие глупости, как и прочие люди, но были добры. Они действительно заботились обо мне. Даже тогда, когда заставляли трудиться от восхода и до заката, потому что знали: это пойдет мне на пользу. Даже ошибаясь, они все равно оставались добрыми и хорошими людьми. Так, стало быть, их цели и поступки я могу судить. Каждый человек назовет свою цель благородной, но цели и поступки моих родителей действительно были благородны и добры, потому что они искренне хотели помочь мне вырасти более мудрой, более сильной — одним словом, хотели, чтобы я стала лучше, чем они сами. Даже заставляя меня трудиться в поте лица, они знали, что я должна чему-то научиться. Даже причиняя мне боль и страдания, они учили меня».

Вот оно. Если боги вообще существуют, вот какими они должны быть. Подобно хорошим родителям, они должны желать человеку только добра. Но, в отличие от родителей и остальных людей, боги действительно знают, что есть добро, и обладают особой силой совершать добро, пусть даже больше никто не поймет их поступков. Как сказал Виггин, настоящие боги должны быть умнее и сильнее кого бы то ни было. Они должны обладать поистине великим умом и настоящим могуществом, доступными только им одним.

Но обыкновенный человек — такая девчонка, как Ванму, — кто она такая, чтобы судить о богах? Она не поймет их целей, даже если эти цели будут ей объяснены и растолкованы. Так как же она узнает, что они хорошие? Хотя, с другой стороны, можно поверить им, абсолютно уверовать в них — Цин-чжао именно так и поступила.

Нет. Если боги существуют, они никогда не станут совершать поступков, которые приписывает им Цин-чжао: они не станут порабощать людей, не станут пытать и унижать их.

Если только эти пытки и унижения не пойдут этим людям на пользу…

«Нет!» — громкий крик чуть не сорвался с губ Ванму, снова она зарылась лицом в ладони — на этот раз, чтобы сдержаться и не закричать.

«Я могу судить лишь то, что доступно моему пониманию. Насколько я знаю, боги, в которых уверовала Цин-чжао, способны только на зло. Да, возможно, я ошибаюсь, возможно, моему пониманию недоступна та великая цель, которую они преследовали, превращая говорящих с богами в беспомощных рабов или уничтожая целые разумные расы. Но в сердце своем я не могу поступить иначе, как отвергнуть таких богов, потому что не вижу никакого добра в их поступках. Возможно, я глупая дурочка и навсегда останусь врагом небожителей, претворяющих в жизнь высокие и не доступные простым смертным планы. Но свою жизнь я могу построить по тем принципам, которые понятны мне, а я прекрасно понимаю, что таких святых, о которых беспрестанно вещают говорящие с богами, в природе не существует. А если и существуют, то, значит, находят особое удовольствие в угнетении и обмане, унижении и невежестве. Они действуют так, чтобы принизить людей, а самим возвыситься. Тогда это вовсе не боги. Это враги. Дьяволы.

То же самое и с теми существами, кем бы они ни были, — с создателями вируса Десколады. Да, они должны обладать неизмеримым могуществом, чтобы построить подобное орудие. Но в то же время они должны быть бессердечными, эгоистичными, самоуверенными тварями, раз думают, что жизнь во Вселенной принадлежит им одним и они вольны манипулировать ею, как захочется. Послать Десколаду в иную галактику, нисколько не беспокоясь о тех, кого она убьет, не думая, какие прекрасные создания погубит… нет, эти тоже не могут быть богами.

А вот Джейн — Джейн может оказаться богом. Джейн обладает доступом к огромному количеству информации и к тому же неизмеримо мудра. Она заботится о благе других людей, даже когда ее собственная жизнь, ее будущее оказывается под угрозой, даже сейчас, когда дни ее сочтены. И Эндрю Виггин, он тоже может оказаться богом, он так мудр и так добр к людям. Он действует не ради собственной выгоды, он пытается спасти пеквенинос. И Валентина, назвавшаяся Демосфеном, она всю жизнь трудилась, чтобы помочь другим отыскать истину и научиться самим принимать мудрые решения. И мастер Хань, который всегда старался поступать по справедливости, он не изменил себе даже тогда, когда это стоило ему родной дочери. Может быть, даже Эла, пусть она и не знает всего, что ей следовало бы знать; тем не менее она не стыдится принять истину из уст обыкновенной служанки».

Конечно же, все они не похожи на богов, которые обитают на Бескрайнем Западе, во дворце Великой Владычицы. И в собственных глазах они тоже не выглядят божествами — они бы только посмеялись над Ванму, выскажи она такое предположение. Но по сравнению с ней они все равно что боги. Они настолько умнее Ванму и такие могущественные… И, если она правильно истолковала их цели, они пытаются помочь всем остальным стать такими же мудрыми и такими же могущественными, как они сами. И искренне желают, чтобы будущие ученики обогнали своих учителей. Поэтому, если Ванму и ошибается, если даже вообще ничего не понимает в этом мире, все равно она твердо знает, что, приняв решение и начав сотрудничать с этими людьми, сделала правильный выбор.

Ванму могла делать добро, но у нее существовали собственные понятия о добре. А эти люди, как ей казалось, действовали из благородных побуждений, тогда как Конгресс творил зло. И пусть даже ей будет грозить гибель — ведь мастер Хань стал теперь врагом Конгресса и в любую минуту мог быть арестован и казнен, а вместе с ним и она, — все-таки она пойдет на это. Ей никогда не увидеть настоящих богов, но по крайней мере она может помочь этим людям, которые настолько близко стоят к божественности, насколько вообще может быть близок к небесам обыкновенный человек.

«А если богам мое решение придется не по душе, они могут отравить меня во сне, ударить в меня молнией, когда утром я выйду в сад, или просто сделать так, чтобы мои руки, ноги и голова осыпались с тела, словно лепестки с увядшего цветка. Но если они не способны справиться с какой-то глупой служанкой, чего они вообще стоят, эти боги?»