Ксеноцид - Орсон Кард

— Вы не позволите ему этого, — помотала головой Валентина. — Это ничего не докажет. Он может сойти с ума просто по причине болезни. От обыкновенной простуды люди мечутся в лихорадке.

— А что еще остается делать? — спросил ее Сеятель. — Неужели мы будем ждать до тех пор, пока Эла не найдет верный способ расправиться с вирусом, чтобы потом обнаружить, что без его разумности мы не пеквенинос, а самые что ни на есть свиньи? Что речь нам дана вирусом, населяющим наши тела, что, лишившись его, мы лишимся всего и превратимся в бессловесных тварей, похожих на деревьев-братьев. Или нам суждено открыть это, только когда вы выпустите на свободу вирус-убийцу?

— Но это же несерьезно, эксперимент непременно выйдет из-под контроля…

— Наоборот, это очень серьезный эксперимент, — подтвердил Эндер. — На такой эксперимент можно отважиться только тогда, когда все летит к чертям, когда требуется результат, и причем немедленно. Такой эксперимент проводится, только когда результат невозможно предугадать, когда ответ должен оказаться однозначным — да или нет. Толпа сумасшедших пеквенинос собирается захватить космические корабли и распространить по галактике смертельно опасный для всего живого вирус, поэтому необходимо что-то предпринять.

— На такой эксперимент можно отважиться лишь тогда, когда возникает необходимость в героическом поступке, — договорил Сеятель.

— Это мы нуждаемся в геройстве? — уточнил Эндер. — Или это ты хочешь стать героем?

— На твоем месте я бы вообще молчала, — сухо произнесла Валентина. — На протяжении долгих столетий ты только и делал, что геройствовал.

— Может быть, никакого геройства и не потребуется, — пожала плечами Эла. — Квара знает о Десколаде куда больше, чем рассказывает нам. Возможно, она уже выяснила, что Десколада может быть лишена «разумности», сохранив при этом все необходимые жизненные функции. Если мы сумеем создать такой вирус, мы можем проверить его действие на пеквенинос, не подвергая жизнь последнего смертельной опасности.

— Вся беда в том, — заметила Валентина, — что Квара вряд ли поверит нашей истории об искусственном происхождении Десколады. Она никогда не поверит, что вирус был создан некой разумной расой, как Цин-чжао не поверила, что голос богов — следствие маниакально-побудительного синдрома, выведенного на генетическом уровне.

— Я сделаю это, — решительно заявил Сеятель. — И начнем мы немедленно, потому что времени очень мало. Завтра же вы поместите меня в стерильную среду, а затем испробуете на мне припрятанные про запас химикаты, которыми намереваетесь расправиться с Десколадой. Запомните, вы будете использовать только те химикаты, которые должны пойти в действие лишь после того, как Десколада адаптируется к нынешним подавителям.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что все это может быть впустую? — спросила Эла.

— Тогда это станет настоящей жертвой с моей стороны, — ответил Сеятель.

— Если ты начнешь терять разум и мы установим, что это никак не связано с болезнью твоего тела, — предупредила Эла, — мы прекратим эксперимент. Все сразу станет понятно.

— Хорошо, — согласился Сеятель.

— И ты еще сможешь оправиться.

— Мне все равно, буду я жить или нет, — сказал Сеятель.

— Мы также остановим эксперимент, — в свою очередь предупредил Эндер, — если ты начнешь терять разум и это будет непосредственно связано с твоей болезнью. Тогда эксперимент окажется бессмысленным, и мы все равно ничего не узнаем.

— В общем, если я струшу, мне достаточно притвориться сумасшедшим, и жизнь моя будет спасена, — сделал вывод Сеятель. — Нет, я запрещаю вам останавливать эксперимент, что бы ни случилось. А если я все-таки сохраню мыслительные способности, вы должны будете пойти до самого конца, до самой моей смерти. Потому что, лишь если я успешно продержусь до конца эксперимента, только тогда можно считать доказанным, что душа пеквенинос не была искусственно создана Десколадой. Обещайте мне это!

— Послушай, все-таки это наука или элементарное самоубийство? — взорвался Эндер. — Или возможная роль Десколады в истории пеквенинос настолько угнетающе подействовала на тебя, что теперь ты ищешь смерти?

Сеятель кинулся к Эндеру и, быстро взобравшись по нему, «пятачком» уткнулся прямо ему в нос.

— Ты лжец! — крикнул он.

— Я просто задал тебе вопрос, — прошептал Эндер.

— Я хочу освободиться! — выкрикнул Сеятель. — Я хочу изгнать Десколаду из своего тела, я не хочу, чтобы она снова вернулась ко мне! Я хочу освободить всех свинксов, чтобы мы верой и правдой заслужили имя пеквенинос!

Эндер мягко отстранил от себя Сеятеля, который с такой силой уткнулся в него, что нос Эндера чуть ли не вдавился в лицо.

— Я хочу принести себя в жертву, и это докажет, что я действительно свободен, — сказал Сеятель, — что мной не повелевают какие-то там гены. Что третья жизнь для меня — пустой звук.

— Даже мученики христианства и ислама не отказывались от наград, которые сулили им небеса в ответ на жертвы, — произнесла Валентина.

— Значит, все они были эгоистичными свиньями, — заявил Сеятель. — Ведь именно так вы отзываетесь о свиньях? На звездном, на общем языке? Самоуверенные, эгоистичные свиньи. О, вот уж точное имечко для нас, для свинксов! Наши герои всего лишь хотели стать деревьями-отцами. А наши деревья-братья с самого начала зарекомендовали себя неудачниками. Мы только и делаем, что работаем на себя да на Десколаду! Но я освобожусь. Я узнаю, кто я есть. Избавившись от Десколады, я стану самим собой.

— Ты станешь трупом, — поправил его Эндер.

— Зато я узнаю, что такое свобода, — ответил Сеятель. — Я первым из своего народа познаю свободу.

* * *

После того как Ванму и Джейн поделились с Хань Фэй-цзы новостями, после того как он рассказал Джейн, что получилось сегодня у него, дом затих в ночной тиши. Ванму свернулась калачиком на циновке в углу комнаты Хань Фэй-цзы, но сон не шел к ней, поэтому она лежала и прислушивалась к тихому похрапыванию хозяина, а в голове ее вертелись разные мысли насчет предположений, высказанных прошедшим днем.

Возник целый ряд новых гипотез, но большей частью они были настолько далеки от ее понимания, что она отчаялась полностью вникнуть в них. В частности, Ванму никак не могла понять слов Виггина насчет целей и смысла жизни. Они похвалили ее за подсказанную ею мысль, благодаря которой может быть разрешена проблема Десколады, но она не могла, не имела права принять эти похвалы, потому что считала их незаслуженными. Ей показалось, будто она всего лишь повторила слова Цин-чжао. Как можно гордиться тем, что вышло благодаря чистой случайности?

Людей следует винить или хвалить только за то, что они сделали намеренно. Ванму всегда инстинктивно верила в этот постулат, хотя и не могла припомнить, чтобы кто-нибудь объяснял ей его. Преступления, в которых она обвиняла Конгресс, были совершены с умыслом — Конгресс изменил гены людей Пути и создал говорящих с богами, он послал Молекулярный Дезинтегратор, чтобы уничтожить планету, служившую прибежищем единственных во Вселенной разумных рас, не похожих на человеческую.

Но, может быть, конгрессмены вовсе не желали такого результата? Может быть, по крайней мере некоторые из них искренне верили, что, уничтожая Лузитанию, они спасают Вселенную и человека? Ванму была достаточно наслышана о Десколаде и знала: если она когда-нибудь попадет на обитаемые миры, всему живому немедленно наступит конец. И кое-кто в Конгрессе, отдавая приказ о создании на Пути говорящих с богами, может быть, действительно считал, что все это делается ради блага человечества, а МПС ввели в гены говорящих исключительно для того, чтобы те не вышли из повиновения и не поработили остальных, «нормальных» людей. Может быть, совершая эти ужасные вещи, они руководствовались благими намерениями.

А уж цели, преследуемые Цин-чжао, в любом случае были благородны. Как Ванму могла обвинять ее в чем-либо, когда Цин-чжао на самом деле верила, что исполняет волю богов?

Всякий человек, совершая какой-то поступок, руководствуется благородными намерениями. В своих собственных глазах всякий человек хорош и благороден.

«Но только не я, — подумала Ванму. — Я себе кажусь глупой и слабой. Но они хвалят меня так, будто я куда лучше, чем думаю. И мастер Хань тоже меня хвалит. А эти, другие, говорят о Цин-чжао с жалостью и насмешкой, и я к ней отношусь точно так же. Но разве Цин-чжао повела себя как-нибудь унизительно? А я? Я предала свою госпожу. Она же осталась верной правительству и богам, которые для нее реальны, хотя я больше в них и не верю. Как я могу отличить хороших людей от плохих, если дурные люди, совершая нечто ужасное, всегда найдут способ убедить себя, что на самом деле они действуют из благородных побуждений? А хорошие люди, совершая нечто высокое, все время внушают себе, что они очень и очень плохие?