Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Дагал торопливо осмотрел все запоры. Их было множество: несколько засовов и ещё один огромный навесной замок, старинный, с хитрым механизмом.

Затем Дагал вновь прислушался. Человек в подвале всё ещё не оставлял попыток выбраться. Глава тайной службы слышал, как руки узника шарят по стенам, скребут камень, но снимают с сырых булыжников лишь фрагменты росшего между ними мха.

Дагал ощутил, как внутри ворочается паразит. Ош вновь вцепился в его плоть своими крючками. Кроме этого, он чувствовал другое: то, как через его пищевод наружу скользит что-то длинное, тонкое и подвижное. Словно ком червей, проталкивающихся вверх, в носоглотку и ротовую полость… Вскоре из его рта, носа и ушей показались пучки длинных отростков, которые принялись шевелиться в воздухе. Подойдя к тому, что осталось от кокона, Дагал опустился на четвереньки и наклонился, поднеся лицо вплотную. Если бы в этот момент его увидел кто-либо из солдат, он мгновенно решил бы, что сходит с ума: жгутики принялись шарить по поверхности кокона словно длинные гибкие пальцы.

На самом деле отростки служили Ошу органами осязания. Изучая останки, он пришёл к выводу, что тот, кто соорудил этот кокон, почти наверняка разумен, неплохо приспосабливается к условиям окружающей среды, и судя по всему, по-настоящему смертоносен.

Наконец ему попался кто-то, в чьём теле Ош почувствовал бы себя в безопасности. Не нужно больше искать носителей и кочевать от одного к другому. Похоже, у него появился шанс если и не навсегда, то уж точно надолго завладеть надёжным, сильным и крепким телом. К тому же ему вдруг стало интересно. Это новое чувство Ош открыл в себе с немалым удивлением. Оказывается, он тоже мог испытывать чувства. Возможно, сказались годы, проведённые в теле оракула?

Дагал-Ош почувствовал, как внутри закипает азарт. К тому времени он уже достаточно изучил странную вещь, чтобы понять, что перед ним пища. В действительности всё в этой лавке было предназначено для того, чтобы не дать жертвам возможности бежать: подвал, глубокий колодец и даже занавешенные наглухо окна.

Отростки продолжали свой танец. Внутри кокон напоминал тончайшее кружево. От контакта с воздухом заключённая в него плоть размягчилась, стала плавиться и растекаться по полу. Выглядело это словно выставленное на солнце масло. То, что некогда было останками человека, медленно превращалось в полужидкий суп, растекающийся по полу. Но ни отвратительная картина, ни поистине ужасный запах не могли остановить Оша. На концах его отростков располагались крохотные хоботки, через которые паразит пробовал субстанцию на вкус.

Личности Дагала, заточённые внутри захваченного тела, кричали и умоляли прекратить. Их голоса — голос самого Дагала и его тайного советника, звучали для Оша не громче комариного писка. Голос, до этого рассуждавший разумно и рационально, превратился в невнятный скулёж. Если от личности Дагала и осталось что-то, то это нечто утратило последние крохи разума, столкнувшись с ужасом в лавке: растворенная человеческая плоть, каннибализм и прочее.

И пока два голоса внутри Дагала кричали, к ним присоединился третий, шедший из подвала. Голос клирика. Его владелец, похоже, стал понимать, что никто не придёт ему на помощь.

ПРАХ И РЖАВЧИНА

Когда он пришёл в себя, вокруг царил мрак. Глубокий, непостижимый и удивительным образом притупляющий все чувства. В этой темноте звуки казались приглушенными, а движения — замедленными. Пальцы собственной руки, которую ангел поднёс к глазам, были с трудом различимы. Ещё больших усилий ему стоило осознать, что он не погиб, не умер в той воронке, а по-прежнему жив.

Осознание этого приходило с трудом, как и постепенно возвращавшиеся воспоминания: бурые камни, серое небо над головой и пара ног перед самым его лицом. Мужских ног. Не нужно было долго гадать, чтобы понять: именно благодаря тому человеку он и оказался… словом, там, где оказался.

Судя по всему, это был некий дом. Крыша над головой и стены говорили в пользу этого предположения. А ещё кровать, на которой лежал Тисонга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ангел вновь попытался двигаться, и на этот раз ему удалось не только понять руку, но и повернуть голову.

Кроме собственно кровати, другой мебели в комнате не было. Ну, или так казалось на первый взгляд. Когда его глаза привыкли к темноте, ангел смог различить едва заметные очертания трюмо у соседней стены. В комнате пахло воском от сгоревших свечей и ещё чем-то… Но чем именно, и почему этот запах казался ангелу знакомым, он так и не понял. Единственное, что можно было утверждать с уверенностью, так это то, что запах ассоциировался с чем-то древним, ветхим, связанным со смертью и погребением. По всей видимости, это был очень старый дом, и запахи здесь витали соответствующие.

Как и звуки, часть которых, казалось, исходили из ниоткуда: их просто некому и нечему было издавать. Так что же было источником необычного шума? Разве что сам дом был настолько старым, что начал жить собственной жизнью.

От этих мыслей ангела отвлекли шаги за дверью. А в следующую секунду дверь открылась и в комнату вплыл шар света.

ОДИНОЧЕСТВО — ДУРНАЯ ПРИВЫЧКА

Когда Энсадум вошёл, держа перед собой свечу, отпрянули не только таившиеся по углам тени, но и лежавший на кровати крылатый.

Казалось, тому хватало сил не только на это стремительное движение, но и на борьбу, если пришлось бы сражаться. Практик был уверен, что ангел будет относиться к нему недоверчиво и с осторожностью. Поэтому, сжимая свечу в одной руке, в другой он нёс чашку с водой. Не столько потому, что считал, будто ангелу непременно захочется пить, сколько в знак добрых намерений.

Для того чтобы добыть воду, Энсадум собрал снег снаружи. Ему пришлось обойти дом несколько раз и даже отправиться в небольшой вояж по Пустошам. Кружку практик отыскал в доме, среди другой посуды, пыльной и старой. В другой части дома он обнаружил свечи, коробок спичек и даже небольшой подсвечник. Всё это каким-то чудом уцелело от сырости и тлена… Впрочем, не исключено, что вещи были принесены сюда недавно — специально для бутафорского представления с покойником.

Кем был тот человек и его слуга? Похоже, Энсадум никогда не узнает.

Когда он вернулся в дом, ангел ещё спал. Дожидаясь, пока снег в кружке растает, Энсадум бродил по дому. Жилище оказалось давно заброшенным. Кое-где протекала крыша, перекрытия между вторым и первым этажом сгнили и разваливались прямо на глазах. Как странно, что он не заметил этого в прошлый раз. Возможно, в сумерках всё выглядит иначе?

Несмотря на ветхость лестницы и перекрытий, Энсадум все же рискнул подняться на второй этаж. Только в одной комнате нашлась кровать, куда он и положил крылатого, который все ещё пребывал без чувств.

Перенести ангела оказалось делом несложным. Тело крылатого почти ничего не весило. Энсадум вспомнил, что читал некогда о птицах: кости у них полые. Наверняка и у ангелов было так же.

Практик размышлял об этом, входя в комнату. А затем он увидел широко распахнутые глаза — все белые, как и кожа ангела, отливавшая в свете свечи перламутром. В этот момент Энсадум понял, что на самом деле ангелы и люди не похожи. Не крылья или их отсутствие отличало одних от других, а глаза. Таких глаз Энсадум не видел ни у кого.

Ангел заговорил. Удивительным образом в модуляциях его голоса сочетались удивление и гнев. Как будто в одно предложение или в горстку слов закладывался совершенно различный смысл.

Разумеется, Энсадум не понял ни слова.

Ангел попытался встать. Даже в скудном свете было видно, что дело плохо: обе его ноги были сломаны, как и рука. Всё тело крылатого превратилось в сплошной синяк. В памяти Энсадума всплыл образ мёртвой птицы, которую показывал ему отец. Её крылья и крылья ангела отличались размером, формой и цветом перьев, и всё же между ними было много общего.

Какими огромными они были! Наверняка, если бы ангел развёл крылья в сторону, они заняли бы всю комнату.