Сурикэ - Густав Эмар

— Чего же?

— Этого предательства.

— Граф почти разорен; измена поправит позолоту его герба.

— Какой низкий расчет!

— Бесспорно, но, к несчастью, у графа нет другого исхода, почва ускользает у него из-под ног; он хватается за соломинку, чтобы спастись; между тем погибель близка; тогда он поступает, как игрок, ставит все на карту, рискует всем своим будущим.

— Он негодяй, он должен понести наказание и понесет его, если Бог нам поможет; наше дело правое, мы страдаем невинно.

— Следовательно, вы согласны со мной и с вашим отцом; вы желаете наказания этому злодею?

— Да, но в известных пределах.

— Не понимаю.

— Я объяснюсь откровенно и ясно, чтобы между нами не осталось ни малейшего недоразумения.

— Пожалуйста, любезный друг.

— Но я еще не знаю, почему вы принимаете участие в этом деле.

— Скоро, любезный Шарль, вы все узнаете.

— Так, пока оставим этот вопрос и сговоримся относительно остального.

— Хорошо.

— Друг мой, — начал молодой человек серьезным голосом, — средние века прошли, мы пережили ту эпоху, когда отцы, умирая, передавали сыновьям продолжение начатого ими мщения и тем делали из них бессознательных палачей; все это было хорошо во времена романсеро; наше поколение — не буду задаваться вопросом, лучше это или хуже, — наше поколение рассуждает и только по зрелом размышлении может решиться на участие в деле, подобном тому, которое требует теперь нашего сообщества, мы хотим не мести, а справедливого возмездия виновному.

— Вы совершенно правы.

— Но, для того чтобы наказание было справедливо, оно не должно карать невинного.

— Конечно.

— Если мы будем слушаться только чувства мести, повиноваться только голосу страсти, мы можем сделаться столь же виновны, как и тот, кого мы собираемся карать; последняя фраза в письме моего отца привела меня в ужас.

— Почему?

— Прочтите эту фразу, мой друг, она ужасна.

И он подал ему письмо, молча указав на то место, которое следовало читать.

— Да! — воскликнул Мрачный Взгляд дрожащим голосом, сильно побледнев. — Возможно ли, чтобы страсть дошла до такого безумия? Ваш отец — человек холодный, строгий, но не изменявший принципам чести ни при каких, самых критических обстоятельствах, решается думать и писать подобные вещи!

— Не значит ли это мстить за гнусное преступление еще более гнусным? В пользу этих несчастных до известной степени говорит то, что они были пьяны, действовали в бессознательном состоянии! Но мой отец!.. Так вернемся к Моисееву закону: око за око, зуб за зуб? Разве мы краснокожие?.. Трудно поверить.

— Благодарю вас за то, что вы во мне не сомневались; клянусь, что никогда подобная мысль не приходила мне в голову, даже в самые тяжелые минуты моей жизни; а между тем никто не имеет такого права мстить ему, как я. Вычеркните эту фразу, чтобы от нее не осталось и следа, ради нашей общей чести.

— Хорошо, друг мой, — сказал молодой человек. — Мы должны быть только судьями, судьями неумолимыми, но справедливыми, даже и относительно этого злодея.

Шарль взял перо и вычеркнул слова, которые их так тяжело взволновали.

— Теперь вы видите, любезный друг, — начал Мрачный Взгляд, — насколько для вас было важно ознакомиться с содержанием этого письма.

— Теперь вижу, но я вам уже говорил, что большинство писем моего отца не заключали в себе ничего, кроме упреков. Самое удивительное в этом деле то, что отец умел так хорошо скрывать существование моей тетки; никто из семьи никогда не слыхал о ней ни слова и не подозревал, что она была когда-нибудь в числе смертных.

— Осторожность требовала этой тайны, не следовало возбуждать подозрительности врагов.

— Я готов ехать, когда вы назначите: в форте Карильон нам больше нечего делать, между тем есть место, где присутствие наше необходимо.

— Хотите? Выедем с восходом солнца.

— Немыслимо, милый друг; не можем же мы уехать из форта, не простившись, по крайней мере, с главнокомандующим.

— Правда, я об этом не подумал.

— На рассвете мы простимся с главнокомандующим и отправимся в путь.

Поговорив еще несколько минут, оба охотника заснули. С рассветом они были на ногах.

Марта де Прэль показалась на пороге своей комнаты, свежая, розовая, цветущая.

Мрачный Взгляд улыбнулся ей и добродушно отошел в сторону, чтобы не мешать прощанию влюбленных.

— Вы уезжаете, г-н Шарль? — спросила молодая девушка.

— Я должен ехать, — печально отвечал молодой человек, — я и так пробыл здесь слишком долго; о, если б я слушался только моего сердца, я бы остался еще. Вы не знаете, как мне тяжело расстаться с вами.

— Я могу судить по тому, что чувствую сама, — отвечала она с грустной улыбкой, — но долг не позволяет вам оставаться, надо ему повиноваться. Куда вы едете, мой друг?

— В Квебек, м-ль Марта.

— Слава Богу! Значит, наша разлука будет непродолжительна: мы также через несколько дней отправимся в Квебек. Зайдете ли вы к нам в отель?

— Можете ли вы в этом сомневаться?

— Нет, я знаю: не бойтесь ничего, приходите смело, я переговорю с моим опекуном, вы будете приняты как следует, понимаете?

— Вы ангел.

— Нет, я только девушка, которая вас любит.

— Благодарю вас, Марта; никогда, никто не будет вас так любить, как я.

— Я знаю, и эта уверенность составляет мое счастье, будьте покойны, у меня есть основание предполагать, что мой опекун не откажет вам в моей руке.

— Вы возвращаете мне бодрость, Марта, я уже падал духом, но я вам верю, я уезжаю почти счастливым, ваши слова помогут мне терпеливо ожидать нашего свидания.

— Пора ехать, — сказал, улыбаясь, Мрачный Взгляд.

— Правда, — отвечала Марта, — поезжайте, мой друг, мой жених, и не сомневайтесь ни в чем.

— О, могу ли я сомневаться, — отвечал он с порывом. Молодая девушка протянула ему руку, он взял ее и страстно поцеловал.

— До свидания! — крикнула ему Марта, порхнула как птичка и заперлась в своей спальне.

— Едем! — сказал Мрачный Взгляд.

— Хорошо, — отвечал он печально.

— Будьте мужчиной, — возразил охотник, — ваше чувство святое, вы будете счастливы, ваша любовь вызывает улыбку у самих ангелов.

— Она так добра и так прекрасна! — пробормотал Шарль Лебо.

— Да, и вы стоите ее любви, ну, едем?

— Да, — сказал Шарль, точно просыпаясь ото сна, — я был так счастлив с ней. Едем!

Он быстрыми шагами вышел из комнаты, как будто желая вырваться из этой атмосферы, опьянявшей его своими нежными испарениями.

Охотники приказали доложить о себе генералу.

— Вы уезжаете, господа? — спросил он.

— Да, генерал, — отвечал Сурикэ, — важные дела, не терпящие отлагательства, требуют нашего присутствия в Квебеке.