Сурикэ - Густав Эмар

— Да, генерал, — отвечал Сурикэ, — важные дела, не терпящие отлагательства, требуют нашего присутствия в Квебеке.

— Через несколько дней и я там буду, кругом полное разложение, отечество погибает, нам остается только похоронить себя под развалинами нашей прекрасной колонии.

— Как, генерал, — сказал Шарль с волнением, — вы отчаиваетесь после блестящей победы при Карильоне?

Генерал с горечью улыбнулся.

— В то время как я побеждал и обращал в бегство англичан, они овладели Луисбургом и отняли у нас море, сообщение с Луизианой отрезано; мы пленники в своей собственной колонии, вот в каком положении дела; англичане теснят нас со всех сторон, они располагают шестьюдесятью тысячами войска, мы же можем выставить не более шести тысяч для своей обороны.

— Но в таком случае все погибло! — с отчаянием вскричал Шарль Лебо.

— Почти; изменники достигли своей цели, но я им не доставлю возможности порадоваться капитуляции своих соотечественников, я буду защищаться, мы падем, но после того как встретим врага лицом к лицу.

— Вся Канада встанет на свою защиту.

— Надеюсь! Все, что мы можем — это бороться до последнего издыхания и заставить неприятеля купить дорогой ценой наше поражение. Я рассчитываю на вас и всех ваших друзей, господа.

— Мы будем при вас до последнего выстрела, генерал.

— Знаю и благодарю вас, господа. О! Эти негодяи — Биго и граф де Витре!1

— Что касается графа де Витре, — сказал с мрачной энергией Сурикэ, — то предоставьте его нам.

— Хорошо, поручаю его вам, никогда еще не совершалось более постыдной измены.

— Получили вы какие-нибудь известия, генерал?

— Да, и ужасные; судите сами, у меня от вас нет тайн, к тому же скоро и все о них узнают. Граф Рене, Денис де Витре, один из знатнейших французских аристократов, капитан морской службы, командир фрегата «Слава», лучшего судна во всей эскадре, был атакован англичанами; после весьма вялой обороны он позволил неприятелю овладеть фрегатом, тогда как его обязанность было взорвать его на воздух.

— И он сдался?

— Да, как трус; английское судно, атаковавшее «Славу», было гораздо меньше и слабее; это настолько верно, что когда англичане отправятся вверх по реке, чтобы атаковать Квебек и Монреаль, знаете ли, какое судно будет во главе? Фрегат графа Рене, Дениса де Витре.

— Французский дворянин, осыпанный королевскими милостями! Какая низость! — воскликнул Мрачный Взгляд.

— Мы берем на себя обязанность наказать его, генерал; мы уже это обещали и исполним наше обещание.

— Теперь это трудно, если не невозможно; он будет соблюдать осторожность.

— Если, — с горечью заметил Сурикэ, — нам придется отбивать его у англичан, мы все-таки его захватим.

— Клянусь вам, — прибавил Мрачный Взгляд с чувством.

— Я убежден, господа, что вы сделаете все возможное; если вам удастся овладеть графом, вы окажете громадную услугу отечеству; это послужит для всех страшным уроком.

— Во Франции у него много друзей и защитников, благодаря которым он может избегнуть наказания; поэтому он должен быть судим и казнен здесь, в колонии, в присутствии всего населения Канады и вблизи английской армии, — сказал Сурикэ с лихорадочным жаром.

— Так и будет, — подчеркнул Мрачный Взгляд.

— Хорошо, может быть, это и будет лучше; когда вы едете в Квебек?

— Как только вы нас отпустите, генерал.

— Я приеду в Квебек почти в одно время с вами, и вы мне будете нужны.

— Мы во всякое время к вашим услугам, генерал.

— В таком случае, я вас не задерживаю; вы едете одни?

— Одни, с вашими друзьями, генерал.

— С Белюмером и другими, да? Хорошо, — сказал, улыбаясь, генерал, — вы счастливцы, господа; вы свободны как ветер и ни от кого не зависите. Доставите мне удовольствие?

— Что вам угодно, генерал?

— Позавтракайте со мной по-семейному; часом раньше, часом позже — разница невелика.

— Дело в том… — начал Шарль Лебо, смотря на своего друга.

Мрачный Взгляд улыбнулся.

— Я не задержу вас, — добродушно настаивал генерал.

— Соглашайтесь, — сказал Мрачный Взгляд, — а я воспользуюсь этим временем и займусь одним важным делом, которое совершенно упустил из виду.

— Как! Вы отказываетесь от моего приглашения?

— Прошу извинить меня, генерал.

— Нет, нет, я непременно хочу видеть вас у себя за завтраком.

— Простите, генерал, мне трудно согласиться, но если вы так любезно настаиваете… я не знаю, что мне делать; в котором часу будет завтрак?

— Через три четверти часа, самое большое через час.

— В таком случае, я принимаю ваше любезное приглашение и благодарю вас за внимание.

— Полноте! Что за церемонии между солдатами? Итак, решено.

— Решено, генерал.

— Отлично, до свидания. Охотники вышли.

Это приглашение было любезностью со стороны генерала, которой он хотел доставить Шарлю Лебо возможность еще раз повидаться с Мартой де Прэль и провести с ней лишний час перед отъездом.

Со своей стороны, Сурикэ принял приглашение только потому, что надеялся еще раз увидеть любимую девушку, оба руководствовались одной и той же мыслью.

Раны, полученные Сурикэ при атаке форта, сделали для его романа гораздо больше, чем шесть месяцев, проведенных хотя и вблизи Марты, но при обыкновенных, нормальных условиях; доказательством может служить то, что во время поездки в Луизиану, имея полную возможность говорить с молодой девушкой с глазу на глаз, он не решился признаться ей в любви; его проклятая робость сковывала ему губы.

Если теперь дело так быстро подвинулось вперед, то это потому, что Марта, убедившись в любви молодого человека, сама сделала первые шаги.

У женщин есть какое-то ясновидение, благодаря которому они, как бы ни были наивны и целомудренны, чувствуют, что любимы.

Слабые зачатки взаимного понимания получили быстрое развитие во время болезни молодого человека, что весьма естественно; молодая девушка повела дело так искусно, что Шарль Лебо наконец ободрился, собрался с духом и… объяснился.

С этой минуты все пошло отлично; Шарль Лебо перешел через Рубикон, отделавшись от своей робости, дни проходили как одна минута в разговорах о любви, в спряжении прелестного глагола «любить»; кто из нас реже или чаще не спрягал его в счастливые дни юности, юности, которая продолжается так безумно, в это благословенное время думается только о настоящем; будущее не существует. Таков нерушимый закон природы.

О юность!..

Когда завтрак был подан, г-жа Меренвиль, уже предупрежденная главнокомандующим, вошла в спальню Марты и нашла ее всю в слезах.