Почетный караул - Джеймс Коззенс

Поскольку на самом деле полковник Росс так не считал — во всяком случае, безоговорочно, — ему, думал он, еще можно тешиться надеждой, что генерала Николса все-таки удалось одурачить. Но в действительности он не ставил себе целью обманывать. Вполне возможно, генерал Николс будет рад принять любое правдоподобное объяснение, согласующееся с фактами, то есть с более или менее признанными фактами. Чтобы помочь в этом генералу Николсу, имеет смысл держаться серьезно и официально.

В коридоре полковник Росс встал как младший по званию, слева от генерала и, храня молчание, пошел рядом с ним к боковому выходу. Он корректно ждал первых слов генерала. Генерал Николс произнес их, когда они дошли до угла коридора. Он положил руку на плечо полковника Росса, поворачивая его к двери с табличкой «Офицеры».

— Заглянем туда, — сказал генерал Николс.

В уборной полковник Росс сохранял свой серьезный и официальный вид. Генерал Николс, подойдя вымыть руки, когда полковник Росс уже чинно мыл свои, внимательно оглядел свое отражение в широком зеркале над раковинами. Чеканное невозмутимое лицо вполне могло доставить удовольствие тщеславному человеку, а тщеславный человек всегда выдает свое удовольствие.

Полковник Росс исподтишка старался не упустить признаков этого удовольствия. Однако генерал Николс быстро скользнул критическим взглядом по подстриженным усам, подровненным волосам, безупречно завязанному галстуку, идеально сидящему кителю — взглядом инспектора, которого все, что соответствует требованиям, не интересует. Если все соответствует требованиям, он равнодушно проходит дальше. И генерал Николс протянул руку за бумажным полотенцем. Как обычно, в ящике не оказалось ни одного.

Полковник Росс повернулся, локтем распахнул ближайшую дверцу и смотал длинную ленту туалетной бумаги. Он сказал:

— Крайне сожалею, генерал. У нас трудности с полотенцами.

— Спасибо, — сказал генерал Николс, беря несколько ярдов тонкой бумажной ленты и вытирая руки. — Да, я знаю, что идет война. — Он дружески посмотрел на полковника Росса и сказал: — И вам могло бы быть куда хуже, судья. Скажите спасибо, что у вас хоть это есть. Открою вам важную военную тайну. На конференции в Квебеке в прошлом месяце за несколько дней до окончания была израсходована вся туалетная бумага. Абсолютно. Даже в резиденции генерал-губернатора в Цитадели не осталось ни клочка, и весьма важные персоны рвали газеты. Естественно, мы тут же откомандировали самолет и доставили запас по воздуху. И никто не знает, было ли это делом рук вражеских агентов, или просто кто-то не рассчитал, сколько ее понадобится, чтобы обеспечить потребности конференции.

Подчеркнуто назвав его «судья», приняв шутливый тон, прибегнув к анальному юмору — «между нами, мужчинами, говоря», — генерал Николс открыто приглашал полковника Росса забыть про официальность. За всю историю войн вряд ли был случай, чтобы полковник отклонил подобное приглашение, когда оно исходило от генерала, и полковник Росс увидел, что ему придется подыгрывать. Он одобрительно засмеялся.

— Да, — сказал он, — по-видимому, это непременный аспект любых человеческих собраний: конечный продукт накапливается стремительно.

Собственно говоря, он хотел бы услышать про Квебек побольше. Нет, не всю подноготную, — какие решающие планы утверждены, какие великие решения приняты. О них полковник Росс предпочел бы ничего не узнавать, ибо был недостаточно осведомлен, чтобы по-настоящему их оценить и уж тем более принять на их основе какие-то меры. То, что ему было бы полезно узнать, то, что он хотел бы услышать, лежало совсем в иной области. Если бы генерала Николса удалось подтолкнуть поведать про Квебек еще что-нибудь, генерал Николс мог бы очень много поведать полковнику Россу о генерале Николсе.

Например, очень многое можно было бы вывести из его отношения (которое не замедлило бы выясниться) к именитостям, с кем он там встречался. Позволив заметить, что вот это его заинтересовало, а то произвело на него впечатление, генерал Николс невольно показал бы полковнику Россу, какой подход нужен к генералу Николсу. Он мог бы косвенно или опосредованно дать ответ на вопрос, наиболее важный для полковника Росса, — как на самом деле котируется генерал Николс, какова его власть, каким влиянием он пользуется в высших сферах.

Полковник Росс приготовил ловкую провоцирующую фразу, которая подтолкнула бы генерала Николса продолжить разговор на тему, конечно столь же приятную генералу, как почти всякому человеку, — на разговор о самом себе и своих успехах. Он побудит генерала Николса двинуться еще дальше в нужном направлении. Но прежде чем полковник Росс успел что-то сказать, генерал Николс небрежно потрогал его за локоть и шагнул к двери.

Полковник Росс был обескуражен.

Захваченный своей идеей, он намечал курс действий, направлял ход событий и забыл, что находится в подчинении у этого молодого человека. Не он, а генерал Николс был тем, кого обхаживали, тем, кто отдавал приказы. Полковник Росс вздрогнул от неожиданности и, смущенный этим, поторопился подчиниться. Он вышел в коридор. В процессе этой умственной перетасовки изящная направляющая фраза была отброшена, и, прежде чем полковник Росс сумел найти ей замену, генерал Николс сказал:

— Старик захватил меня главным образом для того, чтобы гонять с поручениями и подавать ему нужные документы. — Он устремил на полковника Росса серьезный откровенный взгляд. — Ему вообразилось, будто я искушен в дипломатических тонкостях, потому что в свое время я побывал военно-воздушным атташе. Кроме того, когда мы еще не вступили в войну, меня в сорок первом командировали в Англию в качестве наблюдателя, так что у меня есть знакомства в английских ВВС и я мог оказаться полезен в роли офицера связи. В результате я видел довольно много из того, что там происходило.

Он помолчал с чуть насмешливым видом, словно припомнил что-то забавное.

— За справками они ко мне обращались не так уж часто, — сказал он. — Как-то вечером я получил три минуты, чтобы изложить президенту и мистеру Черчиллю некоторые обоснования нашего возражения против одного предложенного плана. Старик глядел на часы, пока я говорил, и заняло это две минуты пятьдесят две секунды. Когда я кончил, президент зевнул (правда, час был очень поздний) и сказал: «Э… благодарю вас, генерал», а мистер Черчилль сказал что-то вроде «кха-кха!». И меня отпустили. — Насмешливое выражение перешло в улыбку.

Они дошли до двери в конце коридора. Полковник Росс открыл ее перед генералом. Они вышли из охлажденного коридора на ступеньки в палящий зной тропического утра. Там ждала машина с шофером, а у нижней ступеньки стоял, придерживая распахнутую дверцу, мистер Ботвиник и угодливо улыбался. Видимо, он выскочил наружу и обежал здание, чтобы удостовериться, все ли в полном порядке. Генерал Николс еще раз небрежно притронулся к локтю полковника Росса, и полковник Росс, ссутулив широкие плечи, забрался внутрь в положенный ему угол.

Когда генерал Николс улыбнулся, полковник Росс тоже улыбнулся, хотя и бледноватой улыбкой. Пока они спускались по ступенькам, пока мистер Ботвиник помогал им сесть в машину, он с тревогой ощущал, насколько ясно теперь понял и, уж конечно, всем существом почувствовал, что подразумевали остальные, — что понудило Хэла Култарда вчера на веранде сказать про мурашки, что ввергло Деда в бешеное волнение при мысли, как бы генерал Николс не узнал слишком много, что именно миссис Бил — Сэлли — истерически предчувствовала, когда в дверях столовой пыталась выяснить, что «они» делают с Нюдом. Следовательно, все они в то или иное время бывали внезапно ошеломлены, когда генерал Николс договаривал и улыбался.

В предполагаемом надежном убежище своего сознания полковник Росс обдумал новую идею. Но прежде, чем он успел приступить к ее осуществлению, генерал Николс предвосхитил его намерение и сразу же, все еще подшучивая, предложил ему уже суммированную для его удобства, значительную часть той информации, которую полковник Росс намеревался у него выведать.

Неужели же, упаси Бог, генерал Николс умеет читать чужие мысли и знает все, что у тебя сейчас в голове? Тугодумы вроде Хэла и Деда, импульсивная, склонная фантазировать девочка вроде миссис Бил без труда придут именно к этому страшноватому, если не сказать — оглушающему выводу. В полной растерянности, убежденный, что не ему тягаться с неслыханными способностями и нечеловеческими свойствами, Хэл (или Дед) начинает подозрительно перебирать в уме все, что когда-либо говорил или делал его старый друг Джо-Джо, выискивая темный смысл, зловещие намерения, тайные угрозы. Сэлли, давая выход испугу, сжимала кулачки и барабанила ими, как малое дитя, по всему, до чего могла дотянуться.