Почетный караул - Джеймс Коззенс

Этот мистический орден, Благая и Покровительственная Ассоциация Вестпойнтцев, числила Деда среди своих членов. Дед до тонкости знал ее неписаный устав, дополнительные правила, прецеденты и процедуры. Как наблюдатель со стороны, полковник Росс по отрывочным сведениям только догадывался о кое-каких былых свершениях ассоциации, о допустимых отклонениях и жестких пределах, о том, как далеко и в каких направлениях простираются ее сострадательная снисходительность и многотерпеливая любовь, как внезапно и произвольно может прийти конец и этой снисходительности, и этой любви. Дед же точно оценивал и предвидел все заранее. Его не сбивали с толку отдельные на первый взгляд парадоксы и разбалансировка. В его мозгу были прочно запечатлены все принципы этого механизма.

Полковник Росс не сомневался, что принципы эти были немногочисленными и простыми. Один из них, видимо, был таков: можешь делать некоторые вещи, если не будешь о них говорить, и можешь говорить некоторые вещи, если не будешь их делать. Вот почему Николс и Бакстер, уважаемые члены ассоциации, не придали значения вспышке Нюда за завтраком, угрозе сбросить генеральскую форму — эта терминология спортивных раздевалок говорила сама за себя. Она знаменовала целый этос, четкую систему нравственных понятий. Вперед, старая армейская команда! Так может ли член команды действительно в раздражении покинуть поле и по собственному почину пойти в душевую? Совершенно очевидно, что нет! Немыслимо. В старой доброй армии так не делают. Нечто подобное — пусть даже намек на нечто подобное, — засвидетельствованное или хотя бы заподозренное, кладет конец сострадательности и долго терпеться не будет.

Полковник Росс был готов поверить, что Дед — старый дурень, но в этой единственной области умеющий судить проницательно и точно — знает, что Нюд уже близок к невидимому краю, что немыслимая пропасть разверзается в одном-двух шагах впереди, а Нюд все не останавливается, все еще не смотрит и не интересуется, куда идет. И Дед, конечно, знает, чем это чревато для всей долгой жизни, для карьеры, слагавшейся из многих лет стараний, и жертв, и дисциплинированного терпения, наконец-то вознагражденных и в единый миг выброшенных на ветер… Если уж тебе понадобилось выкинуть такое, то почему теперь, а не двадцать лет назад, когда это не имело бы практически никакого значения ни для Деда, ни для тебя?

Полковник Моубри сказал:

— Джо-Джо, я не хочу, чтобы вы думали, будто мы от вас что-то скрывали. Вовсе нет. Этот молодой человек, — он покосился на Бенни, — вспылил. Он признает это. И очень сожалеет. Он готов сейчас же извиниться перед лейтенантом Уиллисом. Мы согласны, как и он, что на него следует наложить взыскание. Дисциплинарное, хочу я сказать. Нюд говорил что-то о военном суде…

Упомянув генерала Била, полковник Моубри встал и начал бродить по комнате — вряд ли, решил про себя полковник Росс, генералу Николсу потребуются еще какие-нибудь симптомы.

— Но я знаю, почему он об этом заговорил, — сказал полковник Моубри. — Он хотел, чтобы Бенни до конца понял всю серьезность поступка, на который его толкнула вспыльчивость. Вот почему Нюд распорядился о составлении обвинительного акта. Но не думаю, что он хотя бы минуту намеревался дать ему ход. Не знаю, известен ли вам послужной список подполковника Каррикера. Не думаю, что в нашей авиации найдется летчик-истребитель лучше его. По моему мнению, человека, который дважды представлялся к кресту «За отличную службу», нельзя отдавать под суд — ведь если его признают виновным, это будет означать его отставку. Конечно, когда речь не идет о серьезном нарушении воинского долга, о каком-нибудь уголовном преступлении. Я знаю, что Норм думает именно так. Вы ведь тоже думаете так, Норм?

Первым импульсом полковника Росса было перебить Деда, перекрыть поток слов, прежде чем Дед скажет что-нибудь лишнее. Однако он не верил, что Дед способен соблюсти физическое или умственное спокойствие. Наверное, разумнее дать ему выговориться по поводу Бенни. И в ответ полковник Росс только кивнул. Он посмотрел на Бенни. Бенни сидел весь красный, уставившись неподвижным взглядом прямо перед собой на большой аэроснимок Максуэллского аэродрома, который висел в рамке на дальней стене. Он никак не прореагировал на объяснения Деда, как скверно он поступил и какой он хороший. Полковнику Россу пришло в голову, что Бенни просто не слушает, что он ничего не слышит. Еще одна порция дерьма, от которой никуда не деться, а потому он отключился и просто ждал, когда это кончится.

Генерал Бакстер, видимо, чувствовал себя неловко — ведь все это никакого отношения к нему не имело. У него было свободное время до отлета в Селлерс, и он увязался за генералом Николсом, которому тоже надо было куда-то девать свободное время, пока Нюд занимается текущими делами. Бакстеру не нравилось, что ему вкупе с генералом Николсом навязывают роль апелляционного суда и он должен выслушивать обстоятельства дела, которое касается только Нюда, исчерпываясь принятием дисциплинарных мер по отношению к одному из подчиненных Нюда. Генерал Бакстер прочистил горло. С явным намерением перевести реальный случай по ведомству Нюда на рельсы теоретического обсуждения он сказал елейным тоном:

— Мне кажется, вы совершенно правы, Дед. Если поведение кадрового офицера не требует или не дает веских оснований для его увольнения со службы, под суд его отдавать не следует. Таков наш принцип. Разумеется, в Положении о военных судах дано определение нарушений, которые подлежат обязательному рассмотрению в военном суде. И если память мне не изменяет, нападение БЕЗ применения оружия, опасного для жизни, в соответствующем параграфе не значится. — Он вежливо повернулся к полковнику Россу. — Я не ошибаюсь, полковник?

— Нет, генерал. Именно так, — сказал полковник Росс.

— Да, — сказал генерал Николс, который, отнюдь не к удивлению полковника Росса, видимо, счел нужным прояснить главный момент. — Решать должен Нюд. И надеюсь, Дед, я не давал повода думать, будто подозреваю, что вы от меня что-то скрываете, как вы выразились. Мы ведь только мимолетные гости. — Он засмеялся. — Нюд сообщит мне не больше и не меньше того, что сочтет нужным. Про орден Уиллису я ему ничего не говорил. Как-то вылетело из памяти. Просто в Вашингтоне сочли, что вручение ордена, который Уиллис вполне заслужил, следовало бы обставить поторжественнее. Полезно для поддержания боевого духа его части. Идея принадлежит Старику. Естественно, он ничего не знал о случившемся. Ведь тогда это еще не случилось. Как только нынче утром я услышал про арестованных офицеров, я подумал, что, наверное, Нюд — и Старик тоже — сочтет, что награждение надо будет провести иначе. Так, чтобы Нюд не прикалывал крест ему на грудь публично. Пока все члены этой группы не показали, что впредь будут подчиняться приказам и вести себя пристойно, лучше обойтись без церемонии и сделать все в личном порядке…

— Именно так я и думаю, Джо-Джо, — сказал полковник Моубри. — Это самое я говорил Норму, про извинения Бенни, едва он только сказал, что ему надо извиниться. Еще когда я не знал про орден. Хотим ли мы создать у них впечатление, будто пытаемся их подкупить? Нет, сэр! Пусть прежде возьмутся за ум! По-моему, я сразу признал, что Бенни поступит правильно, извинившись. Точно так же, если этот цветной заслужил орден, он должен его получить. Но не таким образом, чтобы остальные усмотрели в этом нашу слабость, сдачу позиций.

Полковник Росс подумал зло: да, если уж приходится показать слабость, всегда обходись без лишних свидетелей и непременно что-нибудь на этом выгадывай. Но все-таки он был не настолько зол, чтобы сказать в присутствии Бенни: «Но станет ли подполковник Каррикер впредь менее вспыльчивым? Не будет ли это выглядеть нашей слабостью и сдачей позиций, когда ему с рук сойдет убийство?» Вместо этого он сказал:

— Вы бы сели, Дед. У меня из-за вас в глазах рябит.

Полковник Моубри остановился.

— Извините, — сказал он, послушно направился к своему креслу и сел.

Генерал Николс, подперев подбородок ладонью, задумчиво перевел взгляд с полковника Росса на полковника Моубри. Он сказал:

— По-вашему, мне не следует вручать ему орден, да? Но я должен его вручить. Распоряжение Старика.

— Решать Старику, — сказал полковник Моубри.

Полковник Росс не мог не признать, что в этих словах была смиренность святого, честное, почтительное, надежное, фамильярное прямодушие и по ним никто бы не догадался, что он и его «Старик» некогда вместе были вторыми лейтенантами, двумя юными авиаторами и, сидя в нелепом летательном аппарате из фанеры и парусины, чопорно выпрямившись, оба выглядели одинаково ладными молодцами.

Дед было приподнялся в кресле, но тут же вновь заставил себя опуститься на сиденье. Он уперся локтями в стол и сплел пальцы.