Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп

Клей был уверен, что знает, какое давление можно оказывать на Советы, и что в данном случае он в полной безопасности, поскольку Москва «не может позволить незначительной проблеме [такой, как Штайнштюккен] превратиться в международный инцидент из-за допущенного их восточногерманскими марионетками плохого обращения [с жителями Штайнштюккен]».

Спустя несколько дней американцы эвакуировали семерых восточных немцев, которые в поисках убежища въехали на грузовике, сломав забор, на задний двор дома бургомистра. Беглецов постригли, чтобы они были похожи на джи-ай, солдат армии США, выдали форму военной полиции и шлемы и эвакуировали на американском военном вертолете. Восточногерманские власти угрожали обстрелять вертолет, но Клей был прав, утверждая, что Москва не пойдет на риск.

Полеты в и из Штайнштюккена стали обычным делом; регулярно переправляли туда и обратно солдат военной полиции, а иногда вывозили беженцев. Клей понимал, что не только доказал свою точку зрения берлинцам и вышестоящему начальству, но и сам укрепился во мнении, что Советы отступят, когда столкнутся с решимостью Запада.

Это придало ему сил, и Клей продолжал действовать с прежней энергией. Он объявил, что американские солдаты возобновят патрулирование вдоль автострады, которое Вашингтон прекратил шесть лет назад. Это был его ответ на действия восточногерманской полиции, которая иногда по нескольку часов проводила досмотр американских транспортных средств. Патрули вмешивались во все случаи, связанные с транспортом. В скором времени с этой проблемой было покончено.

Жители Западного Берлина ликовали. «Берлинер морген-пост» поместила на первой полосе фотографию генерала Клея, целующего жену Марджори в аэропорту Темпельхоф. «Каждый берлинский ребенок знает, что сделал этот американец для свободы нашего города. Его последние дела согревают сердца жителей Берлина: размещение американских коммандос в Штайнштюккене и возобновление патрулирования вдоль автострады».

Но они не могли знать, что самые опасные враги Клея уже планируют контрудар – в Вашингтоне. В прошлый раз, когда Клей нарушил приказ в Берлине, президент Трумэн встал на его защиту. Клей не знал, будет ли защищать его Кеннеди, но он собирался это выяснить.

Хайяннис-Порт, Массачусетс

Суббота, 23 сентября 1961 года

В выходной день в дом Кеннеди в Хайяннис-Порте, где президент работал над речью, которую должен был произнести на следующий день на Генеральной ассамблее ООН, съехались все те, кто обычно приезжал сюда на выходные.

Брат президента Тедди; зять Кеннеди, актер Питер Лоуфорд; Фрэнк Синатра и доминиканский плейбой Порфирио Рубироза с последней женой. Синатра прибыл с теми, кого шофер Джозефа Кеннеди, отца президента, называл «толпой завсегдатаев модных курортов», среди которых были женщины, которые, по его мнению, выглядели как проститутки. Девицы болтали не переставая.

Позже Сондерс утверждал, что услышал среди ночи звуки вечеринки, вышел из своего коттеджа и пошел в главный дом, чтобы вернуть Джо Кеннеди его сапоги для верховой езды. В прихожей он наткнулся на старого друга, ласкающего хихикающую полногрудую женщину.

«Мои сапоги для верховой езды! – услышал Сондерс. – Как раз вовремя!»

Общественная репутация президента как трудоголика, скорочтеца и семьянина не имела ничего общего с реальностью; об этом станет известно только спустя несколько лет благодаря свидетельствам очевидцев, среди которых были агенты его секретной службы. Они не заботились, как члены семьи Кеннеди и его ближайшие помощники, о наведении блеска на имидж президента – они обеспечивали безопасность президента и волновались, чтобы распутство не довело Кеннеди до беды.

Ларри Ньюмена, ставшего агентом секретной службы в 1960 году, не столько волновали вопросы морали, сколько главный поставщик женщин для президента Дэйв Пауэрс, не позволявший агентам секретной службы проверять и обыскивать женщин, которых он проводил мимо телохранителей. И это в то время, когда всех агентов предупредили, что Фидель Кастро, возможно, вынашивает план мести за операцию в заливе Свиней. «Мы не знали, будет ли президент на следующее утро жив или мертв», – рассказывал позже Ньюмен журналисту Сеймуру Хершу. Ньюмен сказал, что агенты полушутя обсуждали между собой, кто утром первым пойдет к президенту, и решали, что тот, кто вытянет черный боб.

Тони Шерман, сотрудник охраны Кеннеди из Солт-Лейк-Сити, позже вспоминал дни, когда Кеннеди «вообще не работал». Шерману не нравилось, что в его должностные обязанности входило предупреждать помощников Кеннеди о неожиданном появлении жены президента, чтобы она не узнала об интрижках мужа. Агент Уильям Т. Макинтайр из Финикса, штат Аризона, как человек, давший клятву охранять президента, переживал, что его просили делать вид, будто ничего не происходит, когда Кеннеди доставляли проституток. Агент Джозеф Паолелла из Лос-Анджелеса обожал Кеннеди, ему очень нравилось, что президент помнил по именам сотрудников службы безопасности, но он волновался, что американский президент из-за своих бесчисленных интрижек может стать объектом шантажа. Он и другие агенты называли одного из гостей Кеннеди, приехавших в тот день в Хайяннис-Порт, Питера Лоуфорда, «тухлой задницей», за чрезмерное увлечение алкоголем и грубое обращение с женщинами.

Гости веселились, а Кеннеди в это время вносил последние правки в одну из самых важных речей в период президентства и первый сигнал миру о том, как он собирается обращаться с Москвой после закрытия берлинской границы. Генеральная ассамблея была назначена на 25 сентября, а 17 сентября в авиакатастрофе погиб Генеральный секретарь ООН Даг Хаммершельд. Советы развернули кампанию по замене Хаммершельда триумвиратом – один представитель от западных держав, один от социалистических и один от неприсоединившихся государств.

Высокий общественный рейтинг не учитывал серьезности ситуации, но президент понимал, что за ним скрывается ряд неудач во внешней политике и наболевших внутренних проблем, которые с течением времени могли подорвать его руководство. В пятницу перед отъездом из Вашингтона в Хайяннис-Порт Кеннеди встретился с начальником вашингтонского бюро газеты «Детройт ньюс» Эли Абелем, которого нью-йоркский издатель попросил написать книгу о первом сроке президента. Разговор велся в одной из жилых комнат Белого дома, под рев моторов Marine One [85].

Абель пил «Кровавую Мэри», пока Кеннеди пытался отговорить его от проекта, предложенного нью-йоркским издателем. «Почему никто не хочет написать книгу о правительстве, которое не проявило себе ничем, кроме череды бедствий?» – спросил президент. Абель, оказавшись в щекотливом положении, попытался убедить Кеннеди, что, несмотря на трудное начало, он в конце концов совершит великие дела и все будут гордиться своим правительством.

В воскресенье в 18:35 вертолет с Кеннеди и Лоуфордом приземлился в Marine Air Terminal нью-йоркского аэропорта Ла-Гуардиа, где их встречали мэр Роберт Вагнер, государственный секретарь Раск и постоянный представитель США в ООН Эдлай Стивенсон. Пьер Сэлинджер, пресс-секретарь президента, известный бонвиван, прилетел перед ними. Его срочно вызвал советский агент Георгий Большаков, который продолжал играть роль неофициального связника Хрущева. Большаков сказал, что Сэлинджер должен немедленно встретиться с Михаилом Харламовым, заведующим отделом печати Министерства иностранных дел СССР, у которого есть срочное сообщение для президента.

Большаков все увереннее чувствовал себя в роли связного, не допуская утечки информации; начальство было им довольно. Хотя он по-прежнему оставался обычным агентом военной разведки, теперь он был стражем хорошо организованной и часто используемой прямой линии связи с Хрущевым. Сэлинджер считал Большакова «одним человеком в трех ипостасях… переводчика, редактора и шпиона».

Следуя указаниям Сэлинджера, в воскресенье в 19:15 Большаков провел Харламова через незаметный боковой вход в «Карлайл», отель, в котором останавливался президент, приезжая в Нью-Йорк. В холле всегда слонялись репортеры, в надежде увидеть президента, поэтому агент секретной службы провел двоих русских к грузовому лифту.

Сэлинджера поразили первые слова Харламова: «Гроза в Берлине закончилась».

Сэлинджер ответил Харламову, что, с его точки зрения, трудно представить ситуацию, которая была бы хуже, чем нынешняя ситуация в Берлине.

«Минуту терпения, мой друг», – сказал Харламов и спросил, получил ли президент письмо, которое Хрущев послал ему через парижского корреспондента «Нью-Йорк таймс» Сайруса Лео Сульцбергера, который в начале сентября брал интервью у советского лидера.

Сэлинджер сказал, что президент не получал письма от Хрущева. На самом деле Сульцбергер 10 сентября передал Кеннеди личное письмо, которое Хрущев вручил Сульцбергеру после интервью, но Кеннеди на него еще не ответил.