Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

После этих слов в Сенате началось сущее сумасшествие. Раздавались топот, яростный рев, крики «нет!», свист. Присутствующие потрясали поднятыми кулаками, угрожая Друзу. В Друза метали табуретами. Однако он стоял неподвижный и неустрашимый и что было сил выкрикивал:

— Я сделаю это! Сделаю! Сделаю!

— Только через мой труп! — донесся с трибуны вой Цепиона.

Друз впервые двинулся с места. Он подскочил к трибуне и, весь дрожа от ярости, прорычал прямо в лицо Цепиону:

— Если будет необходимо, я добьюсь этого и через твой труп, кретин! Где и когда ты встречался с италиками, чтобы судить о том, какие они люди?!

— В твоем доме, Друз, в твоем доме, где вы с ними вели секретные разговоры! Твой дом — гнездо этих грязных италиков: Силона, Мутила, Игнация, Видацилия, Лампония, Дурония и прочих!

— Никогда не велось в моем доме секретных разговоров!

Но Цепион вскочил и, побагровев, продолжал вопить:

— Ты изменник, Друз! Проклятие своего рода, язва на лице Рима! Я привлеку тебя за это к суду!

— Нет, гнойник, это я привлеку тебя к суду! Что сталось с золотом Толозы, а, Цепион? Расскажи Сенату! Поведай о своем огромном и процветающем деле, не слишком подобающем сенатору!

— Вы что, позволите, чтобы ему это просто так сошло с рук? — взревел Цепион, оглядываясь по сторонам с умоляюще протянутыми руками. — Он — предатель! Змея, пригретая на груди!

Секст Цезарь и принцепс Сената Скавр на протяжении всей этой перепалки призывали к порядку. Первому из них наконец это надоело. Он дал знак своим ликторам, встал, оправил тогу и, не глядя по сторонам, вслед за своим эскортом покинул собрание. Некоторые преторы последовали за ним.

В этот самый момент Квинт Помпей Руф спрыгнул с трибуны и устремился к Катулу Цезарю. С другой стороны к нему приближался Гней Помпей Страбон. Лица обоих Помпеев были искажены гневом, кулаки сжаты. В воздухе попахивало убийством. Однако прежде чем оба они успели добраться до надменно усмехающегося Катула Цезаря, в дело вмешался Гай Марий. Тряся своей старческой, но гордой головой, он схватил Помпея Страбона за обе руки, в то время как Красс Оратор преградил путь разъяренному Помпею Руфу. Обоих Помпеев бесцеремонно вытолкали из зала. Марий, уходя, увел с собой Друза, которого с другой стороны поддерживал Антоний Оратор. Катул Цезарь остался стоять с улыбкой на устах, как победитель.

— Не больно им это пришлось по нраву, — отдышавшись, произнес Друз.

Группа покинувших заседание Сената остановилась на самом дне колодца комиций, чтобы успокоиться и прийти в себя. Вскоре к ним присоединилась небольшая группа возмущенных единомышленников.

— Как этот Катул Цезарь осмелился сказать такое про нас, Помпеев! — воскликнул Помпей Страбон, обращаясь за поддержкой к своему дальнему родственнику Помпею Руфу. — Если бы я мог перекрасить его волосы, я бы сделал их песочными!

— Замолчите все! — оборвал его Гай Марий.

Взгляд его искал Суллу, но напрасно. До сегодняшнего дня тот был одним из самых горячих приверженцев Друза и не пропустил ни одного собрания, где выступал народный трибун. Где же Сулла теперь? Или сегодняшние события заставили его отвернуться от Друза? Неужели он расстилается там перед Катулом Цезарем? Здравый смысл подсказывал, что вряд ли; но, с другой стороны, подобного поворота событий в Сенате Марий тоже не ожидал… И где Скавр, принцепс Сената?

— Как этот неблагодарный Филипп только посмел намекнуть, будто я злоупотреблял служебным положением, будучи цензором?! — не мог успокоиться краснолицый и рыжий Антоний Оратор. — И тут же пошел на попятный, слизняк, едва я потребовал, чтобы он повторил то же самое вне стен Сената!

— А оскорбив тебя, он нанес оскорбление и мне! — подхватил Луций Валерий Флакк, выведенный из обычного для него состояния апатии. — Он заплатит за это! Клянусь, заплатит!

— Они восприняли все хуже некуда… — проронил Друз, все еще во власти единственной мысли.

— Я уверен, что ты и не ожидал от них понимания, Марк Ливий, — раздался у них за спиной голос Скавра.

— А ты? Ты все еще со мной, принцепс Сената? — спросил Друз, когда тот пробрался в середину кольца.

— Да! — воскликнул Скавр. — Я согласен, что пора совершить давно напрашивающийся, логичный шаг. Хотя бы только для того, чтобы избежать войны. К несчастью, большинство не верит, что Италия способна объявить войну Риму.

— Они убедятся, как страшно ошибались, — промолвил Друз.

— Да, убедятся, — поддержал Гай Марий и вновь оглянулся по сторонам. — Где Луций Корнелий Сулла?

— Он покинул собрание, — ответил принцепс Сената Скавр.

— С кем-нибудь из наших оппонентов?

— Нет, один. — Скавр вздохнул. — Боюсь, его мало что занимает после смерти сына.

— Это верно, — с облегчением промолвил Марий. — И все же я полагал, что этот скандал мог пробудить его к жизни.

— Ничто не помогает, кроме времени, — изрек Скавр, который тоже потерял сына и переживал это во многих отношениях болезненнее, чем Сулла.

— Что ты теперь будешь делать, Марк Ливий? — поинтересовался Марий.

— Обращусь к народному собранию, — ответил Друз. — Я выдвину законопроект на голосование через три дня.

— И натолкнешься на еще более яростное сопротивление, — предсказал Красс Оратор.

— Мне все равно, — упрямо возразил тот. — Я поклялся провести этот закон — и сделаю это!

— А покамест, Марк Ливий, — успокаивающе произнес Скавр, — мы, остальные, будем обрабатывать членов Сената.

— Тогда лучше уделить внимание тем, кого обидел Катул Цезарь, — попытался улыбнуться Друз.

— К несчастью, именно среди них найдутся, очевидно, самые ярые противники всеобщего предоставления гражданских прав, — ухмыльнулся Помпей Руф. — Тогда им придется вновь общаться со своими италийскими тетушками и братьями, которых, как они притворяются сейчас, у них нет.

— Ты, никак, оправился от нанесенного тебе оскорбления! — набросился на него Помпей Страбон, в глазах которого все еще полыхал гнев.

— Вовсе нет, — парировал тот, все так же усмехаясь. — Просто я отложил на время свой гнев — для тех, кто его заслуживает. Что толку срывать злобу на окружающих тебя хороших людях.

* * *

Друз внес на рассмотрение свой законопроект четвертого сентября. Участники народного собрания явились на обсуждение в предвкушении хорошей встряски и в то же время не беспокоясь за свою безопасность. Они знали, что, пока председательствует Друз, никаких бесчинств не произойдет. Однако едва Марк Ливий начал свое вступительное слово, как в собрании появился Луций Марций Филипп в сопровождении своих ликторов и большой группы молодых представителей сословий всадников и сенаторов.

— Это собрание незаконно, поэтому я требую его роспуска! — прокричал Филипп, прокладывая себе дорогу сквозь толпу и прячась за спинами своей охраны. — А ну, пошевеливайтесь все! Приказываю вам разойтись!

— Это собрание народных представителей созвано совершенно законно, и ты не имеешь на нем никаких полномочий, — спокойно возразил Друз. — Так что ступай заниматься своими делами, младший консул.

— Я тоже представитель народа и имею право здесь находиться, — заявил Филипп.

— В этом случае, Луций Марций, будь любезен и вести себя как представитель народа, а не как консул, — сладко улыбнулся ему Друз. — Стой и слушай, как остальные.

— Это сборище незаконно! — упорствовал тот.

— Предзнаменования перед его открытием были объявлены благоприятными. Созывая это собрание, я строго придерживался буквы закона, и ты просто отнимаешь у присутствующих их драгоценное время, — парировал Друз под одобрительные крики своей аудитории, которой, быть может, не слишком приятно было то, что ей собирался сказать председатель коллегии народных трибунов, но еще неприятнее было вмешательство младшего консула.

Это явилось сигналом для молодых аристократов, пришедших с Филиппом. Они начали расталкивать толпу, орудуя извлеченными из-под тог дубинками. При виде дубинок Друз понял, что пора действовать.

— Собрание закрыто! — провозгласил он с трибуны. — Я никому не позволю превращать обсуждение в потасовку!

Но это не устраивало остальных. Некоторые народные представители решили дать сдачи нападающим, один из них получил дубинкой — и Друзу пришлось самому, соскочив с трибуны, сдерживать толпу и убеждать всех разойтись по домам.

В этот момент какой-то страшно раздосадованный народный представитель всерьез разозлился и, прежде чем кто-либо, включая горстку флегматичных ликторов, успел его остановить, пробрался к Филиппу и расквасил ему нос — после чего столь же поспешно скрылся. Младший консул старался унять бьющую фонтаном кровь, которая тут же испортила его белоснежную тогу.