Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Вторая опасность серьезнее. Несколько наших горячих голов из Самния решили, что надежды на получение гражданских прав и мирные отношения с Римом больше не осталось, и намерены продемонстрировать всю силу своего недовольства во время предстоящего праздника Юпитера Латиарского на горе Альбин. Они готовят покушение на жизнь консулов Секста Цезаря и Филиппа. План покушения разработан до мелочей. Оно должно состояться при возвращении консулов в Рим. Число нападающих будет значительно превосходить количество лиц, сопровождающих консулов.

Я бы настоятельно советовал тебе успокоить италийских землевладельцев и предотвратить покушение. Более радостной новостью явится для тебя, видимо, то, что все, к кому я обращался с предложением присягнуть тебе на верность, сделали это с великим удовольствием. Таким образом, армия сторонников Марка Ливия Друза все растет.

Хоть одна хорошая новость под конец! Нахмурившись, Друз обратился мыслями к менее приятным. Что касается депутации италиков из Умбрии и Этрурии, тут он может сделать немногое, разве что сочинить сногсшибательную речь к моменту их появления в Риме. Что же до планирующегося покушения, то у него нет иного выбора, как только предупредить самих консулов, которые затем неминуемо будут требовать, чтобы он назвал им источник информации. И расплывчатыми ответами они, в особенности Филипп, не удовлетворятся…

По зрелом размышлении Друз решил переговорить не с Филиппом, а с Секстом Цезарем. И не скрывать источника полученного им предупреждения.

— Я получил письмо из Маррувия от моего друга Квинта Поппедия Силона, — сообщил он Сексту Цезарю. — Похоже, шайка недовольных из Самния решила, что единственный способ заставить Рим прислушаться к требованиям о предоставлении Италии избирательных прав и продемонстрировать римлянам решимость италиков, — это насилие. На тебя и Луция Марция готовится нападение большого и хорошо обученного отряда заговорщиков на обратном пути с Латинского праздника в Рим, на Аппиевой дороге.

Секст Цезарь чувствовал себя в тот день неважно. Из груди его вырывался хрип, губы и мочки ушей отливали синевой. Однако он уже свыкся со своим недугом настолько, что тот не помешал ему стать консулом. Причем хворый Секст опередил своего родственника, вполне здорового Луция Цезаря.

— Я во всеуслышание выражу тебе благодарность в Сенате, — отозвался старший консул. — И попрошу, чтобы принцепс Сената письменно поблагодарил Квинта Поппедия Силона от имени всех сенаторов.

— Секст Юлий, я бы очень просил тебя не делать этого, — быстро отреагировал Друз. — Разве не лучше будет вызвать несколько когорт хороших солдат из Капуи, устроить засаду и схватить заговорщиков, а до тех пор никому ничего не говорить? Иначе те будут предупреждены и откажутся от своего плана, после чего Луций Марций первый скажет, что никакого заговора в помине не было. Чтобы уберечь от подобных нападок свою репутацию, я бы предпочел схватить злоумышленников на месте преступления. И тогда мы бы учинили показательную расправу над каждым из них, преподав италикам наглядный урок. Вся Италия должна убедиться в том, что насилие неизменно будет пресекаться.

— Я вижу здравое зерно в твоем предложении, Марк Ливий. Именно так я и поступлю, — согласился консул.

Так, под шум недовольства италийских землевладельцев и политических заговоров, продолжал Друз свое дело. Депутация этрусков и умбров, к счастью, вела себя так настырно и агрессивно, что оттолкнула от себя даже тех, кто поначалу симпатизировал ее требованиям, и в конце концов отбыла восвояси, вызвав всеобщее недовольство. В отношении заговора Секст Цезарь поступил так, как ему советовал Друз, благодаря чему злоумышленники, напавшие на мирную процессию, которая возвращалась с празднества, были в свою очередь атакованы легионерами. Частью они погибли, а частью понесли суровое наказание.

Что для Друза было важнее всего, так это то, что его lex agraria обрел силу закона, согласно которому каждому римскому гражданину следовало выделить десять югеров земли из общественных владений. Сенаторы и другие представители высшего сословия должны были получить свои наделы первыми, а простолюдины — последними. Хотя в Италии, по официальным данным, насчитывались миллионы югеров общественных земель, Друз сильно сомневался, что к тому времени, когда дойдет черед до низшего сословия, его представителям еще что-либо останется. А все прекрасно сознавали, что настраивать против себя простой люд не следует. Поэтому необходимо будет придумать какую-то компенсацию взамен земли. Единственной возможной компенсацией казалось гарантировать низшему сословию продажу государственного зерна по умеренным ценам даже в голодные времена. Друз представлял, какую битву предстоит выдержать в Сенате, чтобы отстоять созревший у него в голове продовольственный законопроект, которым обеспечивалось бы безотказное снабжение capite censi дешевым хлебом.

В дополнение ко всем его заботам попытка покушения так встревожила Филиппа, что тот, пользуясь своими связями в Италии, начал прощупывать почву и в мае публично объявил в Сенате, что в италийских областях неспокойно и поговаривают о возможной войне с Римом. Причем держался младший консул вовсе не испуганно. Он выглядел как человек, убежденный в том, что италийское население заслужило легкой взбучки. Он предложил поручить двум преторам совершить инспекционную поездку — одному по северным, другому по южным областям — с тем, чтобы те разобрались в создавшейся ситуации на месте.

Катул Цезарь, так намучившийся в Эзернии в свою бытность там председателем чрезвычайного суда, с восторгом подхватил эту идею. Сенат, который иначе вряд ли сразу бы с энтузиазмом воспринял предложение Филиппа, после этого мигом дал свое одобрение. Сервию Сульпицию Гальбе поручено было разведать обстановку к югу от Рима, а его коллеге Квинту Сервилию — к северу. Обоим предоставлялось право подобрать себе помощников; их наделяли проконсульскими полномочиями и деньгами, достаточными для того, чтобы путешествовать с удобствами, соответствующими их положению, и даже нанять небольшую охрану из бывших гладиаторов.

Известие о том, что Сенат направил двух преторов для расследования того, что Катул Цезарь упорно именовал ни много ни мало «италийским делом», отнюдь не обрадовало Силона. Наместничавший в Самнии Мутил, поумневший после расправы над двумястами италийскими смельчаками на Аппиевой дороге, воспринял этот унизительный для Италии акт как объявление войны. Друз в горячке писал письмо за письмом тому и другому, умоляя их дать ему еще один шанс, заклиная воздержаться от опрометчивых шагов и подождать немного.

Тем временем он препоясал чресла для битвы и объявил в Сенате о своем намерении выдвинуть законопроект, гарантирующий желающим дешевое зерно в виде государственного пособия. Как и выделение участков из общественных земель, нельзя было ограничиваться раздачей зерна лишь низшим слоям общества. Любой римский гражданин должен был иметь право, отстояв длинную очередь к эдилам, сидящим возле портика Минуция, получить официальную расписку о выделении ему пяти модиев общественного зерна, затем отправиться к государственным зернохранилищам под Авентинским холмом, загрузиться и везти полученное домой. Впоследствии и впрямь оказалось, что многие зажиточные и высокопоставленные римляне решили воспользоваться этой всеобщей привилегией: половина — в силу своей непобедимой алчности, другая же половина — из принципа. Однако большинство тех, кто мог выдать своему управляющему несколько монет и послать его за пшеницей в лавки частных зерноторговцев, предпочли все же не гоняться за дешевизной и не тратить на это личное время. По сравнению с другими статьями расходов — к примеру, с платой за жилье, которая в Риме всегда была астрономической, — пятьдесят или сто сестерциев в месяц на одного человека, расходуемые на покупку зерна, казались не слишком большой тратой. Таким образом, толпившиеся в очереди за государственным хлебом в подавляющем большинстве являлись гражданами низшего, пятого класса и нуждающимися простолюдинами.

— Не всем им хватит земли, — сказал Друз, выступая в Сенате. — Но забывать их никак нельзя, чтобы не давать им лишнего повода почувствовать себя обойденными. В Риме достаточно хлеба, чтобы наполнить им желудки всех граждан. Если мы не можем наделить простой люд землей, нужно обеспечить его дешевым зерном: ежегодно, из расчета пять сестерциев за модий, независимо от того, урожайный ли выдался год. Предлагаемая мною цена сделает финансовое бремя этого закона не слишком тяжким для государственной казны, ибо в урожайные годы государственные хранилища закупают зерно по два-четыре сестерция за модий, и, даже продавая его затем по пять сестерциев, казна будет получать небольшую прибыль, достаточную для облегчения ее задачи в неурожайные годы. Поэтому я предлагаю казначейству открыть отдельный зерновой счет только для покупки и продажи хлеба. Мы не должны финансировать льготную продажу зерна за счет других государственных средств. Это было бы в корне неверно.