Бездна голодных глаз - Генри Олди

— Ты вечно жив, Марцелл. Я — вечно мертв. Есть ли разница?!

— Не знаю. Зачем пришел? Опять за мной?

— Нет. За людьми пришел. За твоими людьми. Пусть уйдут со мной. К Двери.

— Нет.

— Да…

…Сгорбившись, старый жрец смотрел, как худой человек, не оборачиваясь, не отбрасывая тени, идет между кибитками, растворяясь в сумерках.

Потом жрец перестал горбиться. Он устало стянул головную повязку вместе с седым париком и вытер ею потное раскрашенное лицо.

9

…Вот и случилось то, чего боялся я и во что не хотел верить, пряча голову в горячий песок сиюминутности…

Я не знаю, кем ты стал, упрямый Тидид, но ты получил все, к чему стремился. Все — и с лихвой, и зависть захлебнулась полученным… Не дорого ли плачено, Тидид?! Жизнью своей оплатили вы, ушедшие и вернувшиеся, новое могущество, потому что живые не должны уходить — и возвращаться.

Девятикратные тоже умеют возвращаться, но — утром. Утром, с рассветом, а не в ночи, после заката, как воры… Вы отбросили жизнь свою вместе с тенью, потому что солнце не хочет больше видеть вас, только сами вы вряд ли понимаете это. Ты смеешься, Тидид, ты разводишь руками, речи твои разумны — но они холодны, и от голоса твоего несет тлением!… Так что разница между нами все же есть…

Ты пришел за людьми. Ты хочешь увести Бану Ал-Райхан, увести к бездне. Ты желаешь им добра, ты хочешь всех сделать такими, как ты сам, ты всех хочешь сделать такими…

Мертвыми.

Нет, ты не скажешь им этого. Ты и себя не считаешь мертвым. Но я-то чувствую правду, и я — боюсь! Я, бес, бессмертный, которому никто и ничто в этом мире не в силах причинить вред, — я боюсь! Потому что не знаю, что могу я, вечно живой, противопоставить тебе, вечно мертвому?! Я не нахожу ответа на свой вопрос, и страх охватывает меня, сжимая вечно молодое сердце липкими старческими пальцами. Ибо ты, Тидид, знаешь, зачем пришел, и знаешь, что тебе делать, а я — не знаю.

Я знаю одно: меня снова силой вовлекают в жуткую и бессмысленную игру, в которую я когда-то выиграл, а теперь оказывается, что это игра без правил, и вновь передо мной мой старый противник — Смерть. Что с того, что тогда, почти шесть веков назад, она звалась Некросферой и я считал, что навсегда отправил ее в небытие? — Разве может умереть то, что и так мертво?! Ты стоишь передо мной, посланец Бездны, небытия, захотевшего быть; и веет от тебя могильным холодом. Нет во мне смерти, Тидид, неподвластен я тебе — но и ты неподвластен мне, ибо нет в тебе жизни… Мы в разных плоскостях с тобой… но где-то далеко за горизонтом наши плоские миры пересекаются. А может быть, он не так уж и далек, этот горизонт…

И я боюсь, до дрожи боюсь нашего пересечения; у меня отнимаются ноги, и во рту становится сухо, и я заливаю эту пустыню дождем терпкого, недобродившего вина и уже не могу понять: действительно ли это ты, Тидид, стоишь напротив, стоишь и усмехаешься, или это лишь плод моего взбесившегося воображения…

Следующая чаша была выбита у меня из рук. Тот, который Был Я, без лишних церемоний закатил тому, который Есть Я, увесистую затрещину, и рядом с ним молча встали остальные — Те, которые Я.

О небо, как же они меня били!… Били и молчали… «Ты же Отшельник, скотина, — молчали они, — вставай, мразь, вставай, пьяный бес, забывший себя, как встал ты шесть веков тому назад!… Иди на арену, пыль манежная, иди туда, где твое место, иди — трус!… Они все ушли, твои братья по Вечности, и один в поле не воин, но все равно — вставай, тот, который Мы!…»

Я судорожно вцепился в остатки своего родного и уютного страха, но хмель неудержимо улетучился из головы, а страх уходил вместе с ним, уходил, не оборачиваясь, и осталась одна ярость, зрячая, страшная, бесовская ярость, потому что те, которые Я, были правы, потому что ночная тварь уводила людей, уводила мое племя, а я…

Я встал. И Тидид — или его призрак — колыхнулся и растаял в свежем дыхании ветра, откинувшего полог моего шатра.

Голова раскалывалась, но мне было не до того. Во-первых, одного из нас по-прежнему не хватало. Я не мог понять, кого именно, но он был мне очень нужен. И второе: улыбка, улыбка Тидида, кривая, но торжествующая улыбка на тающем лице…

Я отдернул полог и вышел из шатра.

И увидел покинутый, опустевший Мелх. А из-за горизонта вставало кроваво-красное солнце…

10

…Я медленно брел по брошенному лагерю, незряче уставившись перед собой, и вдруг из кибитки старого знахаря Хар-Алама мне послышался приглушенный стон. Не задумываясь, я метнулся туда…

Старик лежал на вытертой кошме и натужно, с хрипом дышал.

— Пить… — еле слышно простонал он, не открывая глаз.

Я сбегал за водой. Немощный знахарь жадно глотал теплую жидкость, заливая впалую грудь, и наконец разлепил веки.

— Кто ты? — с испугом спросил он.

— Ты что, Алам? Совсем плох?!

— Кто ты? — снова повторил знахарь.

— Маарх-Сату, великий жрец…

— Лжешь!…

Только тут до меня дошло, что я сейчас без грима, без парика, без…

— Смотри на меня внимательно, мудрый Хар-Алам… Когда ты был ребенком, ты видел меня молодым, и память твоя не ослабла с годами. А теперь Великий Отец Маарх-Харцелл в награду за послушание вернул мне молодость!

Ничего лучшего я придумать не мог.

Знахарь долго изучал меня, и недоверие в его взгляде уступало место изумлению и благоговейному трепету.

— Я узнаю тебя, о святой Маарх-Сату! Прости, подвижник, дряхлого глупца, усомнившегося в очевидном…

— Ладно, старик… В том нет твоей вины. Но Великий Отец призвал меня к себе, и я отсутствовал всю ночь. Скажи, Хар-Алам, что здесь произошло?

Знахарь мучительно кашлял, брызгая слюной и хватаясь за горло. Потом он перевел дух и осмелился заговорить.

— Печален будет мой рассказ, о великий жрец. На закате к нам явился бледный господин, беседовавший с тобой, собрал племя и объявил, что Отец Маарх-Харцелл желает сделать своих детей Бану Ал-Райхан могучими и счастливыми. Он прислал его, пророка Тидида Верхнего, дабы увести нас к Двери в вечное блаженство. Немногие избранные удостаивались такой чести, но Бану Ал-Райхан заслужили ее своей верностью их Отцу, великому Маарх-Харцеллу.

Вначале люди не поверили ему. Хотели даже послать за тобой, но Тидид сказал, что ты сейчас беседуешь с Отцом, и мы не посмели тебе мешать.

Тидид видел, что ему не верят, и тогда он объявил, что готов делами доказать высокое звание Пророка Отца. Я не знаю, откуда пришел этот человек, и человек ли он вообще, но он показал нам такое… Ассегаи лучших воинов проходили сквозь него, как сквозь воду, а он стоял и смеялся; тело его текло туманом и исчезало, а спустя мгновение смех звенел за нашими спинами; и обличья многих зверей принимал он… А после сказал, что и мы, пойдя за ним, станем такими же…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});