Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин

для вас сделать? И время это докажет. Что касается ближайшего будущего – дайте подумать. Как вы там сказали, когда вернется Уилли?

– Примерно через две недели. А потом через три недели мы уедем обратно.

Мори помолчал, важно сдвинув брови.

– Кажется, придумал, – наконец произнес он. – Раз вы намерены исчезнуть так неожиданно и так скоро, то вполне резонно попросить вас уделить мне немного из оставшегося времени. Кроме того, меня беспокоит ваше здоровье. Вы явно переутомились, и если хотите выдержать тяжелый труд в тропической жаре, то должны устроить себе отдых или, по крайней мере, передышку. Поэтому я предлагаю, чтобы вы воспользовались двумя неделями отпуска, которые вам до сих полагаются, и провели их в моем доме среди гор. Уилли по возвращении присоединится к нам, и хотя вы оба не можете задержаться подольше, мы устроим самое радостное воссоединение в мире!

Пять роковых секунд он думал, что она откажется. Тень удивления и сомнения легла на ее открытое лицо, но сквозь нерешительность пробилась робкая улыбка. То, что он пригласил и Уилли, было счастливым озарением. Но достаточно ли весомо прозвучали его аргументы? В ее взгляде вновь появилось сомнение.

– Это было бы здорово, – медленно произнесла она, – но не слишком ли много беспокойства для вас?

– Какое беспокойство! Я даже не знаю, о чем вы говорите.

– Горный воздух пошел бы на пользу дяде Уилли, – размышляла она, – когда он вернется из Квибу.

– И вам он тоже не повредит. – Мори с усилием изобразил деловитость. – Значит, согласны?

– Очень хотелось бы, – тихо ответила Кэти. В глубоком кресле она казалась маленькой и незащищенной. – Но есть трудности. Моя работа, например. И раз я подала заявление, то мне могут отказать в отпуске. Нужно будет поговорить об этом со старшей медсестрой или с медицинским инспектором. – Она глубоко вздохнула. – До конца недели я дежурю в больнице. Вы позволите мне подумать до тех пор?

В эту секунду он понял, что ему ничего не остается, как согласиться.

Глава VIII

Он отвез ее обратно в Маркинч на вечерний прием. Расставаясь, он боялся в своем огорошенном состоянии ляпнуть что-то неразумное, поэтому ограничился несколькими прощальными словами и сдержанным, однако говорящим взглядом. Затем он медленно поехал обратно в гостиницу.

Дождь прекратился, и с обычным для шотландской погоды своенравием, проявлявшимся в том, что в конце ненастья иногда возникает иллюзорное обещание перемен к лучшему, на горизонте появился яркий лучик. Но это скоротечное просветление не приподняло ему настроения, он остановил машину на обочине и выключил зажигание, чтобы все обдумать.

Да, неприятное препятствие, тем более что он меньше всего ожидал такого поворота событий. Да и разве можно было это предвидеть? Милая, юная девушка вознамерилась отдать себя на растерзание своре примитивных раскрашенных дикарей, которые и оценить-то ее способны не больше, чем… скажем, чем чудесного маленького Боннара, что висел у него в кабинете на вилле. Рука его дрожала от досады, пока он щелкал золотой зажигалкой и глубоко затягивался сигаретой. Разумеется, он не стал бы отрицать, что слышал и читал о подобных экстраординарных случаях. Кажется, совсем недавно одна богатая молодая женщина из высшего общества отказалась от состояния и удалилась в компании какого-то чудака-доктора в бразильские джунгли, где питаются одними бананами. А еще монахини покидают цивилизацию и работают сестрами милосердия, но это часть их призвания. Также жены миссионеров, продолжал рассуждать он, если считают это своим долгом, то сопровождают мужей. Однако в данном случае речь не шла о каких-либо моральных или матримониальных обязательствах, и никакой необходимости в самоотречении он не видел; с какой стороны ни глянь – замысел Кэти казался ему абсурдным и бесполезным.

Что он мог поделать в данной ситуации? – вот в чем вопрос. Выкуривая одну сигарету за другой – излишество, полностью чуждое его скромной привычке, – он сосредоточенно думал над проблемой, подстегиваемый бурлящим в нем негодованием. Самое простое, конечно, было бы отказаться от своих планов, сдаться, избавить себя от дальнейших хлопот и уехать домой. Нет-нет, он никогда так не поступил бы и потому сразу отверг эту мысль. Помимо невысказанного обязательства перед ней и перед собой, он за это короткое время успел привязаться, да, чрезвычайно привязаться к маленькой Кэти. Одна мысль о том, что он больше никогда ее не увидит, могла привести его в полное уныние.

Чем больше он размышлял, тем больше приходил к убеждению, что лучшая возможность отвлечь ее от идеи фикс – показать девушке, пусть кратко, полноту и богатство той жизни, которую он мог бы ей подарить. Воспитанная в строгих правилах, можно сказать, изолированная от мира, она даже не представляла, что он мог бы для нее сделать. Если бы только ему удалось увезти ее в Европу, показать очарование и элегантность великих городов, которые он знал превосходно: Париж, Рим, Вену, с их картинными галереями, историческими зданиями, знаменитыми памятниками и церквями, изысканными ресторанами и роскошными отелями, а потом приобщить к комфорту и красотам собственной виллы, она наверняка вняла бы голосу рассудка. Получается, что его приглашение, сделанное под влиянием минуты, оказалось блестящим ходом, лучше и не придумать. Все, что оставалось теперь, – действовать так, чтобы она не отказалась. Но как этого добиться? Он перебрал знакомых, способных оказать ему поддержку, и почти сразу на ум пришла очевидная кандидатура.

Мори быстро погасил сигарету, включил стартер, затем развернулся и, снова проехав Маркинч, взял курс на домик пастора. Через пять минут он был у цели. Припарковав машину и выйдя на дорожку, он разглядел на верхней части башни грубо сколоченные леса и услышал громкие команды, которые отдавал Фодерингей, – все это указывало, что с церкви снимали колокол. Но встречаться со священником он не хотел, а то вновь пришлось бы выслушивать, смущаясь, изъявления благодарности; к своему облегчению, он увидел за разросшимися кустами лавра миссис Фодерингей: она занималась огородом по другую сторону дома. Мори направился прямо к ней. На жене священника была потертая мужская фетровая шляпа, старый заляпанный макинтош и тяжелые сапоги, подбитые сапожными гвоздями. В руках она держала садовые ножницы.

– Вы застали меня врасплох! – воскликнула женщина, криво, но дружелюбно улыбнувшись при его приближении. – Я тут расправляюсь со слизняками, а то после дождя они так и накидываются на мою цветную капусту. Впрочем, я почти закончила. Пройдемте в дом.

– Если вы не возражаете, – он запнулся, – могли бы мы поговорить здесь?

Она бесцеремонно вгляделась ему в лицо, затем, не произнеся больше ни слова, повела его к зеленой решетчатой беседке в конце сада. Усевшись на деревянную