Война мага. Том 4: Конец игры - Ник Перумов

Эфраим с бессильной горечью покачал головой. Столько веков прожил старый вампир, думал, что ему давно уж всё равно, жив он ли нет; а оказалось, что так и не всё равно. И что он готов драться даже за ущербную свою «несмерть», но распадаться прахом и серой золой пока не торопится.

В этот момент Мегана вздрогнула всем телом и приподнялась на локте.

…Подобного пробуждения хозяйка Волшебного Двора ещё не знала. Всё тело словно оледенело, шею не повернуть, в неё как будто впился сзади ядовитый скорпион. Руки — что с ними случилось? Белые, как в щёлоке отмыты.

Она застонала и повернулась. Пара сильных рук подхватила её под мышки, приподняла, помогла сесть на поваленное бревно.

— Государыня Мегана?

— С-спасибо, Эфраим. Т-ты меня вытащил…

— Что верно, госпожа, то верно. Вы такое заклятье сплели, что оно бы из вас всю жизнь высосало и ещё дальше б пошло.

— Охо-хо…

Мысли скачут и мечутся, словно крысы при виде кота. Ужасно холодно. Поесть?.. — ой, а почему меня выворачивает при одной только мысли о еде? И отчего так болит шея?

— Где мы, Эфраим?

— Эгест, государыня. Аккурат промежду Нарном и Вечным лесом. Тащил я вас, что называется, куда глаза глядят, — глаза у самого Эфраима глядели куда угодно, только не на Мегану.

Только сейчас она вдруг поняла, что отлично видит в темноте. Стояла глухая ночь, а для хозяйки Волшебного Двора словно расстилались ранние сумерки.

— Почему я вижу? — ошарашено проговорила она вслух.

Эфраим совсем потупился и словно бы даже уменьшился ростом.

— Почему я вижу?! — нарастающий внутри ужас, липкий комок в животе стремительно расширяется, давя волю и разум. Рука сама собой поднимается к шее… и нащупывает парные ранки.

— Т-ты… — слова испаряются и тают. Мегана вскакивает и чуть не падает; Эфраим на всякий случай отодвигается ещё дальше и горбится, словно готовясь перекинуться, пока не поздно, в летучую мышь и задать стрекача.

— Ты меня укусил, — наконец проговаривает чародейка.

— Укусил, государыня, — сокрушённо признаётся Эфраим. — Но не просто ж так! И обратить не старался, и кровь вашу не пил… самую малость впрыснул, чтобы не померли вы, чтобы разорвать то заклятье…

— Укусил… — взор Меганы остановился, зрачки словно закаменели.

— Да! Куснул! — взвизгнул Эфраим. — Потому что…

— Я поняла, — мертвым голосом отозвалась волшебница. — Чтобы меня спасти. Спасибо, Эфраим. В кого я теперь превращусь, ты можешь сказать, а?

«И что же будет, когда Ан меня увидит?» — обожгла новая мысль.

— Ты, госпожа, погоди печалиться, — робко попытался ободрить её вампир. — Никто никогда из наших ещё не кусал настоящих чародеек. Да и я лишь чуть-чуть потратил, чтобы только вытащить, а не обратить…

— Будет тебе, — вяло отмахнулась волшебница. — Сделанного… — голос её прервался, — сделанного не воротишь. Укусил, значит, укусил. Буду искать способы… чтобы не превратиться…

— В такого, как я? — вырвалось у вампира с явственной обидой.

— Ты настоящий друг, Эфраим, — всевеликие бездны, ну откуда у неё взялись силы так ответить?! Ведь погубил он её, может, и не по злому умыслу, а погубил безвозвратно… Губы трясутся, но всё-таки выговаривают: — Подумаем теперь, что делать дальше… Где вырвавшаяся из Аркина тьма, Эфраим?

— А где ж ей быть, — вампир обрадовался сменившейся теме. — Прёт, понимаешь, во все стороны. Но мы её опередили, не беспокойся, государыня.

— Я не беспокоюсь, — наверное, именно так говорят живые мертвецы в старых фьябах времён эбинского величия. — Мне ведь теперь всё равно, правда, Эфраим?

— Нет, моя госпожа. Эта тьма — не наша, не эвиальская. Нас с тобой она сожрёт точно так же, как обычного человека, или там эльфа, или гнома, или орка.

— Ка-акая досада, — ого, ей, оказывается, хватает сил даже на саркастическую иронию или на иронический сарказм. — А перекидываться в летучую мышь я тоже не смогу?

— Нет, моя госпожа, — Эфраим, похоже, принимает всё за чистую монету. Он даже не замечает, что Мегана вот-вот разрыдается. — Я ж тебя не обратил. Вампирий яд, как говорят люди, у тебя в жилах есть, а вот обращения не совершилось.

— Но ведь твои сородичи должны были проделывать такое множество раз, и не обращать укушенных, иначе весь мир сейчас занимали бы одни вампиры, — возразила Мегана, в очередной раз поражаясь собственной способности произносить фразы спокойным и рассудительным голосом. — Ты должен знать, что со мной случится!

— Вот я и говорю — ничего, ничего особенного, — лживо-успокаивающе зачастил Эфраим. — Отлежишься, госпожа, отойдёшь. Яд растворится да и сгинет. По книгам своим волшебным посмотришь, узнаешь, чем такое лечить можно. Всё хо…

— Что это?! — Мегана едва удержалась, чтобы не завизжать.

Благодаря пресловутому «вампирьему яду» или же ещё отчего-то, но чужие заклинания она чувствовала теперь особенно остро.

Совсем рядом, в Нарне, лопнули какие-то скрепы, сдерживающие поистине великую Магию жизни и смерти, глубинную, страшную, тёмную.

— Даэнур отдал бы правую руку и все когти с левой за такое!

Некромантия высших порядков. Таких, что дух захватывает.

— Что, Неясыть-Разрушитель настолько близок?! — задохнулась Мегана.

Эфраим втянул воздух, смешно раздувая ноздри.

— Нет, госпожа, это не он. Уж единственного настоящего некроманта на весь Эвиал я бы так близко учуял. Неон это, точно.

— А кто ж тогда?! Это их магия, больше ничья!

— Смотри, госпожа! Смотри, вверх, увидишь!.. — Эфраим вскинул тонкую руку, тыча пальцем в зенит. Мегана подняла глаза — и оцепенела.

Небеса раскрылись. Словно на церковной фреске, из рассеченного небосклона к земле протянулась призрачная лестница, тысячи тысяч отливающих золотом ступеней. И по ним неспешно, словно сознавая собственное могущество, спускалась сияющая человеческая фигурка. Нарушая все законы естества, она видна была во всех деталях, словно находилась на расстоянии вытянутой руки.

Старый хитон. Стоптанные сандалии — Мегана могла разглядеть даже потёртые переплетения сыромятных ремешков. Жёсткая чёрная бородка, скорбно-спокойный взгляд.

— Спаситель… вступил… — цепенея, прошептала Мегана.

— Спаситель. Вступил, — кивнул Эфраим. Серая кожа вампира побелела.

— Конец всему, — выдохнула чародейка.

Как же обидно умирать, так и не повидавшись с Аном, не обнявшись… не проведя вместе ни одной ночи от заката до рассвета…

Кажется, она завыла, словно лишившаяся выводка волчица. Эфраим неловко, боком, придвинулся к ней, осторожно принялся гладить по плечам, пытаясь утешить — хотя какие уж теперь утешения!

— И ничего не сделать? Совсем-совсем ничего? — закусила губу чародейка, забывая сейчас даже о вампирьем яде в собственных жилах. Оживали ненависть и жажда борьбы. Нет, если уж умирать, так с оружием в руках, в бою, а не на бойне!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});