Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов - Флавиус Арделян

опять заснуть. Так оно и вышло.

Наконец-то (4): Вот Бруно, распростерся под платформами в опустевшей Альрауне, его держала за руку, сжатую в кулак, Сара, которая не была Сарой, девочка, разбившаяся о пыльную мостовую, и в ее плоти Бруно увидел себя. Парнишка увидел Бруно, запертого в Саре; в глазах его плескалась тревога, ах, если бы он сумел хоть чуть-чуть двинуться с места, протянуть руку, раздвинуть плоть Сары и освободиться из нее. Но нет, из сломанного хребта вытекал спинной мозг, и Бруно не мог пошевелиться. Ночь торопливо опускалась на пустынный город, где Бруно и Бруно смотрели друг другу в глаза, не шевелясь – один хотел говорить, но не мог, другой хотел слушать, но не сложилось.

(Сколько тщеты в одном-единственном сне…)

Вынырнув из этого последнего обрывка сновидения, он уже не смог заснуть в очередной раз, и той ночью так и не узнал, что ему хотел сказать Бруно изнутри Сары изнутри Лили изнутри Игнаца посреди Альрауны, всеми забытой и брошенной на произвол судьбы. Он посмотрел в небо, потом вниз, на город и Ступню Тапала, которая распростерлась под звездами куда ни кинь взгляд, и подумал, что все, должно быть, случилось быстро, слишком быстро, один сон в четырех фрагментах за один миг, и время как будто замерло, чтобы дать ему передышку, а с нею и сновидение. Через несколько минут солнце полностью выйдет из-за горы, озарит Альрауну, и город проснется. Бруно спросил себя, сколько еще девочек ускользнуло сквозь щели, унесенные в не'Мир ночи, которая вот-вот закончится? И были ли среди них Сара или Лили? Бруно надеялся, что крысолюды будут избегать комнат, отмеченных крысиной кровью, но он не мог знать наверняка. Никто не знал наверняка, кем были эти ученики не'Мира и чего они боялись, но все братья уже проведали, что им нравилось: девичий пот, теплый запах плотно сомкнутых бедер, пролитая на землю кровь, Миры, утопающие в не'Мирах.

Оставалось чуть больше часа до того времени, когда ему надлежало вернуться на табуретку у двери Косточки, положить дудку на колени и ждать. Чего? Бруно не знал. Ждать, и только. Он бросился бежать по платформам и остановился только возле дома Бунте. Спрыгнул с одной платформы на другую, высматривая ее то в одном окне, то в другом, но тщетно – девушки нигде не было. Бруно почувствовал, как внутри него зарождается страх. В школе Прими еще не прозвенел колокольчик – занятия не начались, – так где же Лили? Наверное, подумал он, прихорашивается перед зеркалом или, может быть, стоит поискать ее в кухне; пометался еще немного туда-сюда, а потом ушел. Пытаясь успокоиться, побежал в сторону Инфими и запоздало вспомнил, что не проверил перед уходом, как там дохлые крысы у окна. Паника прошла, лишь когда он наконец-то примчался домой, как ураган. Сидел на платформе и слушал доносившееся снизу, из кухни, бряцанье кастрюль и столовых приборов; еще звучал мужской голос, и это был Фил, но как же он изменился… Малец сказал себе, что брат теперь в большей степени мужчина, чем он. М-да, тот еще ученик получился из Бруно Крабаля: шляется весь взмокший по платформам и крышам, подглядывает за уставшими девицами и развешивает дохлых крыс. Фил бы такого не делал, подумал он, высматривая последних. Они нашлись – висели на прежнем месте, и вокруг летало несколько мух. Вот и хорошо. Времени осталось мало, пора возвращаться в храм. Он прошел над Инфими, над Медии и решил сделать небольшой крюк по платформам над Прими. Не пошел сразу к храму, а приостановился над двором Сарбана, где заметил Игнаца. Обгорелый подметал мостовую. В нескольких шагах от него стоял задумчивый священник, то потирая костяшки пальцев, то хрустя ими. Бруно пожалел этого святого отца, отважного искателя веры и Вспоминателя, который вернулся в город, изгнавший своего единственного святого. Сарбан его как будто услышал – поднял глаза к платформам, их взгляды встретились. Малец повернул к храму, не оглядываясь. Ну подумаешь, Сарбан посмотрел вверх… Так просто, так естественно. Что ищет Сарбан, ради чего ему глазеть на платформы? Что ему нужно? Так и не разобравшись, Бруно достиг храма и отправился к двери в Косточку, отпустил собрата-дежурного и сел на его место, стиснув в кулаке дудку.

– Ты весь мокрый, брат, – сказал ученик перед уходом, и Бруно лишь кивнул, рассеянно и неуверенно.

– Брат, – спохватился Бруно, – в котором часу в Прими обычно начинаются занятия в школе?

– В девять, но не сегодня. И, возможно, даже не завтра.

Малец непонимающе уставился на ученика.

– Школу закрыли – я сам узнал ночью, пока дежурил.

Бруно кивнул с растущей растерянностью.

– Да пребудет с тобой слово, – сказал ученик.

– Да пребудет с тобой слово, брат, – ответил Бруно, однако мыслями он уже был далеко, очень далеко, а может, и не сказал ничего вслух, может, это уже не имело никакого значения.

* * *

В Косточке воняло. Опомнившись, Бруно удивился, что собрат-ученик ничего не сказал о жутком смраде, сочившемся из-под двери. Малец старался ни о чем не думать; он держал дудку обеими руками, сжав кулаки до побелевших костяшек. Воняло. Примерно через час появился Карм в сопровождении еще одного ученика, который нес корзину из рафии, накрытую свиным пузырем. Они поприветствовали друг друга взглядом, без единого слова. Карм вошел в Косточку один. Бруно и ученик переглядывались в ожидании. Через несколько минут Ясный вышел, и лицо его исказилось от отвращения. Корзина в руках как будто потяжелела. Прежде чем дверь закрылась, Бруно успел заглянуть в Косточку, но не увидел ничего особенного – всего лишь большой ящик, вероятно, деревянный, накрытый тканью. Но вонь… эта жуткая вонь… Двое ушли, и Бруно опять остался в одиночестве. Изнемогая от любопытства, поднялся со своей табуретки, прошел через Мякоть и Кожуру, остановился в дверном проеме и поискал взглядом Карма. Тот нашелся во дворе храма, прямо у печей. Склонившись над корзиной, с которой уже снял пузырь и положил на печной выступ, Карм достал из нее мешок и вывалил содержимое в огонь. Бросил пузырь на дно корзины и ушел. Из трубы немедленно повалил густой дым, а ветер развеял его и понес отчасти на город, отчасти на гору. Затем Бруно увидел, как второй ученик развешивает по углам храмового двора лаванду целыми охапками. Малец вернулся на свой пост. Внезапно изнутри Косточки донесся тихий голос:

– Как тебя зовут, юный ученик?

Бруно вздрогнул. Поднялся с табурета и подошел к двери Косточки. Не услышал ни шагов, ни шороха, ни