Париж - Эдвард Резерфорд

– Он довольно сурово высказался относительно капитана Дрейфуса.

– Многие люди разгневаны «делом Дрейфуса» куда сильнее де Синя. А в остальном он показался тебе приятным человеком?

– Еще слишком рано судить, папа.

– Справедливо. Может оказаться так, что у вас нет ничего общего. Но если вы все же узнаете друг друга ближе и если однажды он сделает предложение, то прошу тебя взвесить все тщательно. С точки зрения положения в обществе такому браку позавидовали бы многие. Но я не хочу, чтобы ты принимала это во внимание. Ни в коем случае не следует связывать свою судьбу с человеком, к которому не испытываешь привязанности. Еще я просил бы тебя подумать, насколько его жизнь и взгляды отличны от наших. Я знаком с его отцом, он приятный человек. Но аристократ. В каком-то смысле он далек даже от такой богатой семьи, как наша. Он не считает себя существом того же порядка, что и Бланшары. Под обаянием и хорошими манерами почти всех аристократов, которых я знаю, скрывается высокомерие и пренебрежение к остальному человечеству. Подчеркну: не всех, но почти всех. Помни о том, что я сказал, а дальше – думай и решай сама. За тебя никто не сможет этого сделать.

– Да, папа, – сказала Мари.

Версальская поездка прошла отлично. Она считала, что правильно вела себя, и почти не сомневалась, что произвела на де Синя благоприятное впечатление. А маленькое представление в Зеркальной галерее и вовсе стало триумфом.

Сделала она это только ради него. Боялась, что он найдет ее слишком уж чопорной. Говорят же, что женщины в Америке куда более свободны в своем поведении, чем хорошо воспитанные дамы во Франции. «Наверняка я кажусь ему скучной», – переживала она.

И потому сразу ухватилась за возможность сделать что-нибудь необычное, когда таковая представилась. Де Синь и Фокс пришли в восторг от ее спектакля. Он же ничего не сказал. Она так надеялась, что он как-то проявит свое отношение, но он промолчал, и это мучило ее.

Значит, придется выдумать что-нибудь еще, чтобы привлечь его внимание, в следующую их встречу. Но когда это случится? Может, предложить Марку еще одну вылазку? Только надо постараться, чтобы он не догадался о ее мотивах, а то будет очень стыдно. Однако с Марком они не виделись уже больше недели. Между братом и отцом возникла какая-то холодность, хотя ей ничего не было известно о причинах этого.

В отцовской библиотеке она отыскала книгу об Америке. Там рассказывалось о бескрайних просторах, о железных дорогах, протянувшихся через равнины, и об огромных возможностях для будущей торговли с континентом. Она внимательно прочитала книгу от начала до конца, прикидывая попутно, какие вопросы можно будет задать американцу, когда они наконец увидятся. Она очень хотела, чтобы он не считал ее лишь миловидной богатой девицей без единой мысли в голове.

Один раз за чтением этой книги ее застал отец и удивленно спросил, что это она делает.

– Когда я познакомилась с тем заокеанским приятелем Марка, – ответила она, – он показался мне симпатичным человеком. Но я не могла придумать, о чем с ним говорить, потому что почти ничего не знаю об Америке. Книгу я нашла в твоей библиотеке.

– Книга хорошая, но вряд ли подходит для девушки, – заметил он с улыбкой. – Если бы мы зашли в книжный магазин, то нашли бы тебе что-нибудь поинтереснее.

– Может, ты сам купишь мне книгу? Пусть она станет для меня приятным сюрпризом, – предложила она. – Но никакой спешки нет.

В конце концов, она же не собиралась выходить за Хэдли замуж. Все равно это невозможно.

Брат не часто просил Элоизу Бланшар дать совет. Когда он прислал ей записку с такой просьбой, она, разумеется, сразу поехала к нему.

– Что ты думаешь о Роланде де Сине? – спросил он, когда они уселись вдвоем в гостиной.

– В своем роде он неплохой человек. Но лично мне с ним не о чем говорить.

– А если он женится на Мари и сделает ее счастливой?

– Тогда я постараюсь хорошо к нему относиться – если он сделает ее счастливой. А что? У него такие планы?

– Кажется, пока нет. Я только что получил от него письмо с печальной новостью о смерти его отца. Завтра об этом должны сообщить газеты, как он полагает. – Жюль сделал паузу. – Учитывая мою дружбу с его отцом, я мог рассчитывать на особое оповещение, но он не обязан был писать мне вот так, сразу…

– Возможно, думая о Мари…

– Такая мысль и мне пришла в голову. То, что Мари вошла в число тех, кому он пожелал показать Версаль, вряд ли можно назвать декларацией о намерениях, но, судя по этому письму, он счел необходимым оповестить меня о своих переменившихся обстоятельствах. Он пишет, что ему предстоит траур, а в аристократической семье траур может длиться довольно долго. Также ему надо будет решить, продолжать офицерскую карьеру или уволиться, чтобы заняться родовым имением – «осесть в деревне», как он пишет.

– Если он решит жить в деревне, то ему захочется жениться. А если продолжит службу, то останется холостяком.

– Значит, вот как ты оцениваешь ситуацию. Я тоже так это прочитал.

– Жюль, он ничего не обещает. Он просто говорит, что Мари следует дожидаться его решения, если таковое вообще последует. Я нахожу это возмутительным.

– Ты немного резка. Он согласен идти на риск, что Мари выйдет замуж, пока он занят своими делами. Мне кажется, он довольно честен. К тому же бедняга не знает еще, что ему делать дальше.

– Я почти ожидала от тебя таких слов. Ты же мужчина.

– Ну что же, нам действительно придется подождать. Я немедленно отвечу ему, выражу соболезнования. Его отец был неплохим человеком. Но давай вернемся к Мари. У меня возникла маленькая проблема, и мне нужна твоя помощь.

– Буду рада помочь.

– Это связано с Джеймсом Фоксом, тем стряпчим. Он очень много сделал, чтобы уладить эту неприятность с Марком. Похоже, он нашел работу для девушки и семейную пару, готовую усыновить ребенка. И то и другое – в Англии. То есть далеко отсюда.

– Отлично. Мне он показался человеком, которому можно доверять.

– Абсолютно. Он порядочный человек. А еще он предлагает включить Мари и Марка в число участников небольшой образовательной поездки вроде той, что организовал де Синь.

– Ты против?

– Ничуть. Маловероятно, что де Синь присоединится к ним, а значит, мне нужен сопровождающий для Мари.

– А разве Марк не едет? В Версале же он был с ней.

– Там все было иначе. В то время ни де Синь, ни Фокс не догадывались о скандале. А теперь Фокс прекрасно осведомлен, и я полагаю, что и американец тоже. Какого они будут мнения о нашей семье, если я отправлю Мари с таким ненадежным спутником?

– А сама Мари имеет хоть какое-то представление о проблеме Марка?

– Конечно же нет. Даже Марк не расскажет ей о таком, я уверен.

– Разумеется, нет. – Элоиза вздохнула. – Почему, мой дорогой брат, люди нашего круга держат своих девушек в полном неведении о жизни вплоть до замужества? Тебе не кажется это абсурдным?

– Может быть. Но ты знаешь правила. Если я не воспитаю ее таким образом, она не найдет мужа. По крайней мере, такого, какой нам подошел бы. Она должна оставаться невинной.

– Разве только неведение обеспечивает невинность?

– Это никем не доказано, – устало ответил ей брат.

– То есть ты хочешь, чтобы я сопровождала ее?

– Ты согласна?

– Когда?

– Во второе воскресенье марта.

– А. В этот день я не могу. Ты знаешь, я все сделаю для Мари, но те выходные я обещала провести с друзьями в Шантийи.

– В таком случае придется поехать либо ее матери, либо мне.

– Но это не такая уж тяжкая обязанность. Поездка может оказаться приятной.

– Несомненно. Но я не желаю проводить целых полдня с Марком.

– Мой бедный Жюль, – сказала Элоиза. – Рано или поздно тебе придется его простить.

Брат не ответил ей.

Фрэнку Хэдли хорошо жилось в Париже. Каждое утро, как только светало, он приступал к работе: иногда рисовал, иногда писал или изучал теорию. К полудню он уже работал с кем-нибудь из художников в мастерской. Три дня в неделю после легкого обеда он проводил пару часов со студентом, который давал ему уроки французского. По вечерам он встречался с растущим кругом своих парижских друзей. Ему было трудно, но с первых же дней он стремился говорить только по-французски и читал как можно больше тоже на этом языке. В результате его французский быстро совершенствовался. Ближайшим другом американца оставался Марк Бланшар.

Пока между ними случилось лишь одно недоразумение.

– Это ты рассказал Фоксу о том, что стряслось с Коринной Пети? – спросил у него однажды Марк.

– Да. Когда мы ездили в Версаль. Я прошу прощения, Марк. Не знаю, что на меня нашло. Я идиот.

– Больше так не делай.

– Обещаю.

– Но так вышло, что ты оказал мне услугу. – И он рассказал Хэдли, что сделал Фокс.