Вторжение - Василий Соколов

Поле затихает. Костров и его товарищи бегут назад, в цепь. Но почему все лежат, ведь стрельба ослабла? Разве что случилось? Алексей спрашивает у солдат, но они знают не больше, чем он. К нему подбегает командир полка, плотный, с огромным биноклем на груди, - его легко узнать.

- Что с Гребенниковым? Где комиссар? - лихорадочно спрашивает он.

- С нами был. Все время, - разводит руками Костров, а сам чувствует, как по телу побежали мурашки.

- Где, когда он шел с вами? - переспрашивает майор Набоков.

Костров припоминает, что минуты за две, как залегла под огнем цепь, он видел комиссара рядом. Тогда же взорвался снаряд и послышались стоны раненого... Вместе с майором Костров и Бусыгин возвращаются на то место. Навстречу попадаются две девушки-санитарки: они волокут кого-то по земле на носилках.

Комиссар? Да, это он. Не стонет. Лежит безжизненный, плотью свисает с носилок рука.

- Иван Мартынович, родной... Да как же это? - встревожился Набоков.

Гребенников не отвечает. С рыданием в голосе девушка поясняет, что у него ранение в голову. Тут же наскоро делают перевязку. В бреду он просит воды. Набоков снимает с ремня свою флягу и подносит ко рту комиссара: раза два глотнул, опамятовался. Забеспокоились глаза его, шевельнулись губы не осилил сказать. Но его поняли, как будто он приказал им: "В атаку, братцы! В атаку!"

Четверо - две санитарки и Бусыгин с одним раненым бойцом - становятся по углам носилок, бережно поднимают комиссара. На ощупь, осторожно идут нога в ногу.

Над полем слышится раскатистый голос командира полка:

- На прорыв! Вперед!

Деревню захлестнул сплошной огонь. При отблесках света видно, как с земли поднялись изнуренные боями, но не павшие духом красноармейцы и устремились вперед. Они рванулись легко и броско, как будто там, позади себя, навсегда оставили рубеж мучительно гнетущего отступления.

Медленно, боясь причинить боль комиссару, выносили его четверо из зоны обстрела. Над головами прошипела мина и упала с большим перелетом. Вторая мина с треском лопается ближе... Свистя, падают вокруг осколки. Кого-то задело в руку, но он, стиснув зубы, молча превозмогает боль. Строго, почти не шевелясь, плывут носилки; их оберегают четверо, вся рота...

Полк отходит, чтобы занять новые рубежи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Дни, недели перекипали в сумятливых боях и походах. Полки дивизии Гнездилова отступали бездорожьем - по лесным вырубкам, через поля, пахнущие жженым зерном, под частыми налетами вражеских самолетов; порой за какую-нибудь высотку или безымянную речку разгорались внезапные и отчаянные схватки, но достаточно было немецким подвижным войскам совершить обход, как линия обороны ломалась, боевые порядки свертывались, и красноармейцы скрепя сердце отходили, целыми сутками не ведая ни сна, ни передышки.

В одну из июльских ночей штаб дивизии отмахал на восток километров сорок и остановился на окраине опустевшего села. На всякий случай полковник Гнездилов приказал размещаться подальше от хат, от ершистого пригуменного ельника, а оперативной группе штаба занять здание школы, что стояла на отшибе. Под окнами школы цвели астры, среди утомленных яблонь белела гипсовая фигура девочки с приветливо поднятой рукой. "Одна тут осталась, сиротка каменная", - подумал Гнездилов, и ему почему-то захотелось погладить одиноко и печально притихшее в кустах изваяние. Шагнул через газон, как вдруг из-под ног выпрыгнул белый кролик. На миг позабыв о скульптуре девочки, Гнездилов уставился на кролика: отбежав в сторону, тот мирно щипал траву возле цветов. Потом, видимо заслышав урчание подъехавшей машины, кролик навострил розовые уши и метнулся под каменный фундамент.

"Долго не проживешь, голубчик. Придут немцы и слопают за милую душу", - усмехнулся Гнездилов, но, точно от булавочного укола, вздрогнул при этой навязчиво возникшей мысли. - Придут немцы... Доколь же, черт возьми, будем отходить? Хватит! Довольно! - вслух проговорил он и обратился к начальнику штаба: - Вот что, товарищ Аксенов. Когда части подтянутся и займут указанный им рубеж, вызови ко мне командиров полков и обслуживающих подразделений... Заодно достань план боя, который я готовил... Помнишь, у лагеря? Дадим ход этой операции. Хватит, черт возьми, отходить, пора и наступать!

- Без нужды теперь эта операция, - высказал сомнение Аксенов.

- Как без нужды? - вперил в него глаза комдив. - Тебе не надоело пятки подмазывать? Откуда такое упадническое настроение?

- По мне хоть сейчас на Берлин. Но только план устарел. Замышлялся он применительно к той местности и обстановке. А теперь...

- Невелика беда, - перебил Гнездилов. - Можно подновить. Главное идея заложена правильная, а начертание местности и расчет сил легко исправить. Вот и займись этим, пока есть время. Да, кстати, обязательно нарочным вызови от Набокова ефрейтора... Как его... Ну, который штыком орудовал?

- Бусыгин, - подсказал начштаба. - Наградной лист на него прислали из полка, к ордену хотят, разрешите подать на подпись.

- Успеется, - махнул рукою Гнездилов. - Ты обеспечь мне явку самого Бусыгина, и чтобы в полном снаряжении, понял?

Еще затемно приехав сюда, полковник Гнездилов решил часок-другой урвать для сна. За двое суток, проведенных на ногах, он выбился из сил и едва улегся на заднем сиденье "эмки", как сразу заснул, выставив из приоткрытой двери ноги.

Утром, когда подтянулись полки и связь с ними была восстановлена, в штаб позвонили. К телефону подошел майор Аксенов. Новость, которую он услышал, обрадовала и обескуражила: в штаб едет представитель фронта. "Теперь будем в курсе всех событий. Но зачем едет? Уж не учинит ли разгон?" - тотчас мелькнула мысль у начальника штаба. Он подошел к машине и начал будить комдива, не боясь на этот раз его потревожить.

- Почему же этот представитель сразу в полку очутился? - озадаченно спросил Гнездилов, когда начальник штаба доложил о приезде.

- По всей вероятности, в пути к полку пристал, иначе бы не сразу отыскал.

Лицо Гнездилова минуту-другую оставалось вялым, бесстрастным; позже, надев гимнастерку и поправив ремни, как-то преобразился, стал собранным, хотя, впрочем, в глубоко сидящих глазах копилась горечь пережитого.

Он поднялся на веранду школы, прошелся по коридору и занял продолговатую комнату, обставленную жесткой мебелью. Пока вносили сейф, устанавливали телефонный аппарат, Гнездилов терпеливо ждал. С подоконника глядел на него пустыми глазницами череп обезьяны. Гнездилов хотел его выбросить в окно, но сдержался. Встав, он заходил по комнате, сам с собой рассуждая: "Ну, отходим... Так ведь не одна только моя дивизия в таком положении! Вся армия отходит, а я - песчинка... Нет-нет, постой... - Он остановился и почесал бровь. - Как это - песчинка? Эге, во мне еще хватит пороху! Я им покажу, на что способен Гнездилов!" Николай Федотович решительно шагнул через порог и приказал дежурному офицеру позвать к нему начальника штаба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});