Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт

книги сожжены. (Одна известная в виде гравюры по дереву большого размера композиция Тициана довольно близка к этому описанию.) В 9-й и 10-й из тринадцати принадлежащих Сабеллико (с. 48 сл.) элегий на Богоматерь дается подробное описание ее триумфальной процессии, богато снабженное аллегориями, но главным образом представляющее интерес тем антивизионерским, пространственно-конкретным характером, сообщаемым подобным сценам и реалистической живописью XV в.

Однако явлением куда более распространенным, чем эти духовные trionfi, были светские, устраивавшиеся непосредственно по образцу римских императорских процессий, как они были известны по античным рельефам, с дополнениями на материалах античных писателей. Исторические воззрения итальянцев той эпохи, с которыми это было связано, обсуждались выше (с. 94, 114 сл.).

Поначалу время от времени устраивались настоящие вступления в город одержавших победу завоевателей, причем вступления эти старались в как можно большей степени приблизить к античным образцам, что шло иной раз вразрез с волей самого триумфатора. Франческо Сфорца достало (в 1450 г.) характера отказаться от уже приготовленной триумфальной колесницы на том основании, что это — предрассудок королей[835]. По крайней мере Альфонс Великий при входе своем[836] в Неаполь (в 1443 г.) воздержался от лаврового венка, чем, как известно, не погнушался Наполеон при своей коронации в Нотр-Дам{465}. Но в остальном процессия Альфонса (через пролом в стене, а затем — по городу до собора) была причудливой смесью античных, аллегорических и комических элементов. Запряженная четырьмя белыми лошадьми повозка, на которой Альфонс восседал на троне, была очень высока и целиком позолочена; двадцать патрициев несли древки балдахина из золотой ткани, в тени которого он ехал. В той части процессии, которую взяли на себя присутствовавшие здесь флорентийцы, впереди скакали элегантные молодые всадники, искусно потрясавшие копьями; за ними ехала повозка с Фортуной и семью Добродетелями верхом на лошадях. Согласно неумолимой аллегорике, с которой иной раз смирялись также и художники этой эпохи, богиня удачи[837] имела волосы только спереди, а позади была лысой, находившийся же на нижнем уступе той же повозки гений, изображавший скоротечность удачи, должен был поэтому держать ноги опущенными в таз с водой (?). Далее следовал снаряженный теми же флорентийцами отряд всадников в костюмах различных народов, также изображавших чужеземных государей и вельмож, а за ними — на высокой повозке, над вращающимся земным шаром — увенчанный лавровым венком Юлий Цезарь[838], итальянскими стихами разъяснивший королю все предшествовавшие аллегории, а потом присоединившийся к процессии. Шестьдесят флорентийцев, все в багреце и пурпуре, завершали эту роскошную демонстрацию своей знающей толк в празднествах родины. Однако затем появился отряд пеших каталонцев с подвязанными сзади и спереди игрушечными лошадьми и вступил в воображаемый бой с отрядом турок, как бы желая осмеять флорентийскую восторженность. Далее проехала огромная башня, двери которой охранял ангел с мечом; наверху стояли опять-таки четыре добродетели, каждая из которых обращалась к королю с особой песнью. В прочем великолепии процессии ничего из ряда вон выходящего не было.

При вступлении Людовика XII в Милан в 1507 г.[839] помимо неизбежной повозки с добродетелями имелась еще живая картина: Юпитер, Марс и окутанная большой сетью Италия; далее следовала повозка, груженная трофеями и т. д.

Однако там, где действительность не предоставляла возможности празднования победной процессии, поэзия наверстывала упущенное — и за себя, и за государей. Петрарка и Боккаччо (с. 270) перечислили представителей всех категорий славы в качестве спутников и окружения аллегорического образа; теперь же свитой государей становятся знаменитости всей предшествующей истории. Поэтесса Клеофа Габриелли из Губбио воспела[840] таким образом Борсо Феррарского. Она дала ему в провожатые семь королев (т. е. свободные искусства), вместе с которыми он взошел на колесницу, а затем — целую толпу героев, у каждого из которых на лбу, чтобы их легче было различать, было написано его имя. Затем следовали все знаменитые поэты, а на колесницах ехали боги. И вообще это было время каких-то бесконечных мифологических и аллегорических скачек на колесницах, и на наиболее важном сохранившемся от времени Борсо художественном памятнике, цикле фресок из дворца Скифанойя, мы видим целый фриз соответствующего содержания[841]. Рафаэль, когда он должен был расписывать Camera della Segnatura{466}, получил весь этот круг идей уже в полностью изжитой, опошленной форме. То, каким образом ему удалось вдохнуть сюда новую и уже последнюю благодать, останется предметом нашего вечного изумления.

Собственно триумфальные въезды захватчиков были лишь исключениями. Однако любая праздничная процессия, будь то устроенная с целью придания пышности какому-либо событию, в большей или меньшей степени принимала характер и почти всегда — название trionfo. Остается только удивляться тому, что в круг этот не оказались вовлеченными также и погребальные церемонии[842].

Прежде всего, во время карнавалов, а также по другим поводам устраивались триумфы некоторых вполне определенных древнеримских полководцев. Так, во Флоренции это были триумфы Эмилия Павла (при Лоренцо Великолепном), Камилла (при посещении Льва Х); устройством того и другого руководил художник Франческо Граначчи[843]{467}. В Риме первым устроенным по полной программе праздником такого рода был состоявшийся при Павле II триумф Августа после победы над Клеопатрой[844], на котором помимо потешных и мифологических масок (недостатка в которых не было и во время античных триумфов) присутствовали также и все прочие реквизиты: цари в цепях, шелковые{468} таблички с постановлениями народа и сената, костюмированный на античный лад якобы сенат вместе с эдилами, квесторами, преторами и пр., четыре повозки, заполненные поющими масками, и, без всякого сомнения, также еще и повозки с трофеями. Другие процессии воплощали в себе идею былого мирового господства римлян в более общей форме, и перед лицом реально существовавшей турецкой опасности бахвальство проявлялось здесь, например, в виде кавалькады пленных турок на верблюдах. Позднее, во время карнавала 1500 г., Чезаре Борджа, дерзко намекая на себя самого, устроил триумф Юлия Цезаря, в котором, приняло участие одиннадцать пышно разукрашенных повозок[845], разумеется, к большому неудовольствию явившихся в Рим по случаю священного года паломников (с. 80). Два общего содержания trionfi, очень красивых и носивших на себе отпечаток хорошего вкуса, были устроены двумя соперничавшими между собой обществами во Флоренции в 1513 г. — по случаю празднования избрания Льва X[846]. В одном из них изображались три возраста человеческой жизни, в другом — века мировой истории, символически представленные пятью картинами из истории Рима и двумя аллегориями, изображавшими золотой век Сатурна и его конечное возвращение. Полное выдумки оформление повозок, которому посвятили свои