Странники - Макс Сысоев

      Но мой скелет не лежал в могиле, когда в последние годы двадцать первого столетия в маленьком домике посреди леса родилась Вельда, и мы, вопреки непрерывному течению времени, встретились, когда май её жизни уже остался далеко позади. И этот факт заставлял меня идти с нею до конца.

***

       Утром подморозило, и долина Москвы-реки заволоклась тонким извивающимся туманом, не сплошным, подобно опустившемуся на землю облаку, а похожим больше на сигаретный дым, витым, узорчатым. Сено, служившее мне постелью, отсырело, и я совсем промёрз, но печная труба, проходившая через чердак, испускала тепло. В полудрёме я сидел возле неё, пока не учуял, что к запаху дыма, стоявшему в избе, примешивался явственный, бередящий душу аромат свежеиспечённого хлеба.

      Укрыв спящую Вельду поверх её плаща своим, я тихонько прокрался на другую сторону чердака, приоткрыл люк и в щёлку увидел прихожую. Через неё один за другим, молчаливые и загадочные, уходили, пока не рассеялась мгла, ночные гости Фёдора. Были среди них и две голубокожие девицы из пивнушки Эдварда, было около десятка остроносых карликов премерзкого вида, был и красный, откровенно рогатый тип в плаще. Ночью я во сне слышал, как они что-то там внизу творили, да и теперь из глубин Фёдорова дома доносилась тихая музыка неведомого происхождения.

      Когда последний гость отбыл восвояси, я рискнул спуститься. Фёдор сидел на кухне вместе с круглоглазым бородатым приятелем, открывшим вчера нам дверь. Под столом в ряд выстроилось около десятка прозрачных бутылок полулитрового объёма, а обои кухни сплошь были разрисованы рунами и украшены потёками. Словом, ночью повеселились.

      Фёдор был бодр и разговорчив, но моё появление напрочь проигнорировал, ибо был увлечён чтением своему приятелю очередной популярной лекции, только на сей раз не по биологии, а по физике Реальностей.

      — Можно ли увидеть будущее? — задавался вопросом Фёдор и отвечал:

      — Можно. Только это будет будущее той реальности, в которой нет наблюдателя. Наблюдатель фактом наблюдения изменяет будущее, и в его реальности оно становится не таким, каким он его увидел. Гадалка, — говорил Фёдор, — может нагадать, что завтра ты отравишься сыром, а ты возьмёшь — и не станешь завтра есть сыра, но реальность при этом раздвоится, и в параллельном мире ты не пойдёшь к гадалке, съешь сыр и отравишься. Есть, впрочем, способ сделать предсказание отнесённым к наиболее вероятной реальности. Для этого надо сделать его как можно туманнее. Например, сказать, что ты отравишься не сыром, а просто отравишься. Или просто умрёшь. Это, — говорил Фёдор, — называется «узость обратного канала». Информация способна распространяться из будущего в прошлое, но лишь в очень ограниченном количестве. Это количество можно увеличить, если получать информацию не из одной реальности, а из многих — задействуя, таким образом, много обратных каналов. Однако поскольку реальности друг от друга отличаются, то, чем больше обратных каналов задействует предсказатель будущего, тем более расплывчатым выходит его пророчество.

      — Ваши открытия потрясающи, — отвечал Фёдору его приятель, — но как это вяжется с тем, что мы сегодня обстряпали?

      — У меня есть одно предположение, — сказал Фёдор, налил себе из самовара чаю и стал сосредоточенно намазывать масло на ломоть свежего белого хлеба. — Информация, которую мы добыли, пришла к нам не из веток будущего нашей Реальности. И не из чужой Реальности.

      — Даже так? — удивился круглоглазый. — Откуда ж тогда она пришла?

      — Увы, — отвечал Фёдор, — физика ответа на подобные вопросы пока дать не может. И никто не может. Потому что теория вероятности подразумевает существование любых, пусть даже абсолютно безумных миров и невообразимых способов их взаимодействия друг с другом. Помнишь, с чего начинается любое утверждение контифиза? — «Среди бесконечного множества миров, порождаемых Континуумом, обязательно найдётся множество таких, которые...» — и подставляешь, что тебе хочется. Например: «Среди бесконечного множества миров, порождаемых Континуумом, обязательно найдётся множество таких, которые не будут Реальностями в строгом смысле этого слова». Потому что в некоторых из них даже и законов физики нет. Там электрон, допустим, не притягивается к протону, а берёт — и исчезает в никуда. Эти вселенные Реальностями считаться не могут. И среди бесконечного множества миров, порождаемых Континуумом, обязательно найдётся множество таких, которые каким-то образом взаимодействуют с нашим миром и непосредственно влияют на результаты наших с тобой предсказаний. Пусть звучит зловеще, но на то мы и авторитетные учёные, что не боимся сталкиваться с явлениями, проникающими извне.

      — Короче говоря, нам опять нужно взывать к богу, — подвёл итог круглоглазый.

      Фёдор вздохнул и только тут заметил меня в полумраке прихожей.

      — Доброе утро, Ал, — он улыбнулся. — Это мой гил-менельнорский друг, Наггелар. Если ты знаешь бога, нуждающегося в рекламе, обращайся к нему.

      Не поняв значения последней фразы Фёдора, я пожал огромную ладонь круглоглазого, а тот оскалился и произнёс:

      — Никого я не рекламирую. Но мне срочно нужно к богу, и я ищу попутчиков, поскольку мои товарищи вернутся только дня через три, а одному плыть на яле, сами понимаете, несподручно. Я хотел уговорить Фёдора, но тот ни за что не согласится — даже если речь идёт о проверке его последнего пророчества.

      — У меня подозрение, что бог твой — шарлатан, — сказал Фёдор, протягивая мне бутерброд с маслом.

      — Всё дело в определении, — заметил Наггелар и повернулся ко мне. — У вас, людей, богу приписываются чёрт-те какие свойства, и когда встречаешь существо, претендующее на статус божества, проэкзаменовать его трудновато. Разве что попросить создать ещё один Континуум.

      — Я об этом и говорю, — перебил его Фёдор. — Видишь ли, Ал, мой друг Наггелар знает существо, которое почему-то считается создателем всего сущего. Но встретившись с таким существом, люди сталкиваются с кризисом познания: ведь любой, кто хоть чуточку могущественнее нас, может выдать себя за бога. Мы сами, окажись мы в каменном веке с огнемётом и винтовкой АК, смогли бы стать в глазах древних людей богами. Так что тут весь вопрос упирается в веру. Или ты веришь, что перед тобою бог, или не веришь, а показать он может что угодно. Я так считаю, что истинный бог, дабы в него уверовали, ни в каких фокусах не нуждается, и меня с души воротит, когда, например, те же попы объявляют, что у них-де в монастыре произошло какое-то там чудо. У настоящего верующего вера крепка и без чудес. А в бога Наггелара я предпочитаю не верить.

      — Но как же бритва Оккама? — вступился Наггелар. — Как же критерий верифицируемости? Мой бог даёт результаты, проверяемые эмпирически. Кто решил нам Задачу Седьмого Завихрения? Не бог ли?

      — Я не отрицаю, что он могущественнее нас и знает больше, — устало вздохнув, успокоил Наггелара Фёдор. — Но его могущественность лично мне ни о чём не говорит. А у гномов просто языческое сознание. В вашем пантеоне куча всяких божков, и вам без разницы, одним ли больше, одним ли меньше.

      Наггелар расплылся в довольной ухмылке.

      — Да, я язычник, — гордо заявил он. — И всяк, кто могущественнее меня, тот бог, — вот моя логика. А вы, христиане, утонули в богословских бреднях, и в результате не верите в бога, даже когда он сидит у вас перед носом!

      К нам спустилась Вельда, и с её приходом разговор изменил направление. Но, несмотря на это, я уже точно знал: если Наггелару нужна команда, чтобы управлять ялом, то одного человека в неё он уже отыскал.

***

      На улице, особенно вблизи реки, стоял дьявольский холод; вода в лужах замёрзла, а на часах, как оказалось, не было и семи утра.

       — На печке бы задрыхнуть, — бормотал Наггелар, спускаясь с заколдованного холма к Москве-реке, а Вельда накинула капюшон на самые глаза.

      На берегу, у старых бетонных пирсов, нас ждал одномачтовый шестивёсельный ял чёрно-зелёной раскраски. Наггелар сказал, что раньше он был шлюпкой на немецком ракетном катере.

      — Совсем старый стал, — добавил он, зевая и тряся бородищей. — Но сбит крепко.

      Втроём мы стащили кораблик с мели и обрезками пластмассовых бутылок вычерпали с гнилого дна воду. После короткого инструктажа Вельда поразила Наггелара тем, что знала, что такое уваливаться и приводиться, что такое бакштаг, фордевинд и смена галса, и потому была посажена на капитанское место — на корму у руля. Я же расположиться на носу яла, и в мои задачи входил вынос кливера на ветер и помощь при дальнейшем натягивании кливер-шкота. Сам Наггелар устроился на третьей банке, где ему, конечно же, совсем не нравилось. Ещё бы! — ведь на него легла обязанность вычёрпывать воду со дна яла.