Странники - Макс Сысоев

      — Нужно просто подняться с нами на холм, — говорила она жирному Эдварду.

      — Вот и обошлись бы без старого Эдварда, коли всё так просто, — отвечал этот пройдоха и вновь вещал о тарифах и нелёгких временах после конца света, а синие девицы на табуретках, подслушивая чужой разговор, переглядывались, перешёптывались, всхихикивали и вызывающе смотрели на Вельду. Та, что была в фуражке с черепом, покачав на растопыренных ладонях необъятную грудь, развратно мне подмигнула, и я едва удержался, чтобы не ударить её сапогом по лицу. Вдобавок деревенщина в глубине пивнушки ржала всё громче и громче, и создавалось впечатление, что вся эта нечисть глумится над нами.

      От одного столика к нам приблизился высокий человек в коричневой кожаной куртке. Лицо его было очень загорелым, а ёжик волос — седым, белым. Входя в пивнушку, я не заметил его, и мне это не понравилось. Я стал прикидывать, какие увечья смогу ему нанести, коль скоро и он присоединится к унижению.

      Человек, однако, не присоединился.

      — Идёмте, — сказал он без всяких вступлений. — Я отведу вас к Фёдору.

      Его лицо принадлежало к числу тех, что называют «волевыми», и носило отпечаток немалого числа интереснейших приключений. В двадцать первом веке такое лицо, встреченное в толпе, привлекло бы внимание и расположило бы меня к человеку, которому оно принадлежит, но в будущем никому нельзя было верить с первого взгляда, и самые благородные черты могли маскировать собой подлейшую сущность. Никогда я не умел читать лица и никогда не понимал тех, кто думал, будто умеет. Мне кажется, чтение лиц — занятие трудное и сопряжённое с немалым риском обмануться.

      Однако выбирать не приходилось, и мы втроём с незнакомцем покинули пивнушку. У входа новоявленный провожатый задержался, сплюнул и закурил.

      — Чёртов Эдвард! — пробормотал он. — Чёртовы тарифы! Не верьте никогда этому жоху, ребятки.

      И он доверительно открыл нам, что давеча сильно переплатил бармену, заказав на ночь одну из синих девиц.

      — Переплатили? — переспросил я машинально.

      — Ну конечно, — он повторно сплюнул. — Кажется, за неё сложно переплатить, ан нет. Я не смог её трахнуть. У неё там не то.

      И всю дорогу, пока мы поднимались на холм, он стенал, осыпал Эдварда бранью и под конец детально описал те физиологические особенности, которые не позволили ему заняться плотской любовью с синей девицею. Вельда поджала губы, а я подумал, что тип этот не иначе как ковбой, вылезший из фильма. Жаль, он не был носителем постмодернистского сознания и не мог знать, насколько пошлый и затасканный у него образ, — в противном же случае он наверняка бы приложил немало усилий для духовного самосовершенствования.

      До вершины, впрочем, он довёл нас честно и взамен ничего не потребовал, что лишний раз доказало, сколь противоречивое впечатление может оставлять человек в глазах окружающих, и сколь мало связано бывает это впечатление с его истинною натурой. На прощание мы сказали ему большое спасибо.

      — Пустое, — отмахнулся тот. — Я и вам помог, и лишил Эдварда прибыли, — то есть подстрелил разом двух зайчиков. А то уж и не знал, как отомстить этому прощелыге — ведь кодекс чести не позволяет мне устроить скандал и начистить ему самовар при дамах.

***

      Полутораэтажный бревенчатый домик Фёдора вместе с ещё тремя такими же домами притаился в глубокой тени пышных голубых ёлок. При виде него славянские рудименты в моей душе тревожно и с затаённым ликованием зашевелились. Домики походили на маленькие ларцы; ставни их были расписаны цветами, окна были украшены резными наличниками, а коньки крыш венчали деревянные медведи, петушки и солнышки.

      Когда Вельда длинным ногтём указательного пальца постучалась в дверь, нам отворил коренастый мужик с бородой и идеально круглым лицом и глазами. Он ссутулился и посторонился, пропуская нас в прихожую, рассмеялся, показавшись самому себе похожим на старинного лакея, и крикнул Фёдора.

      Фёдор явился сразу же. Он оказался красивым, хотя и далеко немолодым человеком с длинными, вьющимися русыми волосами; пальцы его были унизаны серебряными и железными кольцами и перстнями. Принял он нас хорошо: отвёл тотчас на кухню, усадил за стол, зажёг свечи и поставил перед нами много еды. Доброта его, тем не менее, была специфической; он не скрывал этого и с первых же слов отрекомендовался мне эльфоманом. Он почитал культуру эльфов, их быт, их традиции и историю. И, ясное дело, Фёдор боготворил самих эльфов. Будь Вельда обычной человеческой девушкой, он кинул бы нам чёрствую корку хлеба и прогнал бы прочь — так, во всяком случае, я понял намёки, наполнявшие его приветственные речи.

      Восторг, охвативший Фёдора при виде Вельды, исчез почти в самом начале нашего ужина — когда он спросил её про клан.

      — Клана больше нет, — ответила она ему.

      Фёдор замолчал, и никто из нас троих не начинал разговора ещё долгое время, да и к еде мы притрагивались лишь постольку поскольку. Я сидел и гадал, хорошо ли он и Вельда знают друг друга, и не понимают ли они через это молчание больше, чем я. Подозрительность всколыхнулась во мне, но я вспомнил, что Фёдор, несмотря на эльфоманию, не открыл Вельде секрета заколдованной дороги к своему дому, а это что-то да означало.

      Фёдор спросил:

      — Как это произошло?

      — Что мне вам ответить? — Вельда подняла на него взгляд. Она не хотела говорить о случившемся. Мне она тоже ничего не рассказывала — а я и не спрашивал.

      — Действительно... — пробормотал Фёдор. — Ну что ж... Завтра расскажешь, если захочешь. Спать вам, боюсь, придётся на чердаке — но уж не обессудьте: гостей полный дом набился.

      — Я люблю чердак, — сказала Вельда. — Пойду, если вы не возражаете.

      — Благодарю за ужин, — добавил я, чувствуя некоторую неловкость, поскольку теперь уже отчётливо видел: Фёдору неприятен факт моего присутствия в доме.

      — Подожди, — остановил он. — Я хочу с тобой поговорить.

      — Со мной? — не понял я.

      — Да-да. А ты иди, Вельда, иди.

      Мы с Вельдой застыли на пороге кухни.

      — Найдёшь меня? — шёпотом спросила она. Я кивнул, улыбнулся и, притворив за ней кухонную дверь, вернулся за стол, посмотрел за окно, в котором отражались освещавшие кухню свечи и за которым шумели на ветру невидимые в вечерней мгле ёлки. Фёдор достал из шкафа водку, налил рюмку мне, рюмку себе и спросил в упор:

      — Ты кто такой? Я вижу за тобой чертовски длинную тень.

      — Это гарольдов плащ, — сказал я и, выпив рюмку, заел котлетой. Фёдор потёр щетину на подбородке и сказал полувсерьёз:

      — Смотрится жутковато. Это ты спас Вельду? Я вижу. Вижу по твоей длинной тени.

      Он был хорошим колдуном.

      — Я спас её, — подтвердил я. — Я и моя подруга. Но выглядело это совсем не по-геройски.

      — Не важно, — отрезал Фёдор. — Ты спас жизнь эльфу, а как — это ерунда. Но тень твоя мне не нравится. Знаешь, что мне кажется... — он опять порылся в шкафу, достал оттуда пожелтевший рассыпающийся том энциклопедии по анатомии и положил на стол передо мною. — Мне кажется, ты старше этой книги.

      — Вам не кажется, — ответил я, приподнял кончиком мизинца обложку энциклопедии и увидел год издания — 2017.

      Мы выпили по второй.

      — Что ж... — подумал вслух Фёдор и посмотрел на меня прищуренным глазом — так, как художники смотрят на объект, достойный быть запечатлённым на холсте. — Я рад, что спутник Вельды такой необычный человек, а не серая посредственность, которая будет мучить её своим духовным убожеством, и которую она, в силу природного благородства, не сможет сразу от себя прогнать. Вижу, тебе есть чем с ней поделиться.

      Он налил по третьей, но пить пока не стал.

      — Понимаешь ли, — сказал он, — эльфы — они выше нас.

      — Так точно, — отчеканил я.

      — Не-ет, — Фёдор поводил указательным пальцем, — ты не понимаешь.

      Очевидно, так оно и было, и потому я приготовился слушать. Я знал, что Фёдор будет учить меня жизни и попытается копаться в моей душе; у меня иногда получалось выходить из подобных ситуаций так, чтобы не обидеть собеседника и не уронить собственного достоинства, но в этот раз я решил ничего не предпринимать. Во-первых, Фёдор предоставил нам ночлег, и поступок сей в некотором роде давал ему право потолковать со мною о том о сём. А во-вторых — и это главное, — я действительно чувствовал, что не понимаю, кто такие эльфы, кто такая Вельда, — и не пытался скрыть от себя факт непонимания. Так что Фёдор, уча жить, как ни удивительно, мог сообщить полезную информацию.

      — Ты не понимаешь, — сказал он. — Скажи мне, странный человек, ты когда-нибудь задумывался, насколько сильно мышление зависит от физиологии? Наверняка ведь не задумывался. У эльфов физиология совсем не такая, как у нас, ты понимаешь это? У них другая логика, другие рефлексы, совсем другое восприятие. Ты отдаёшь себе в этом отчёт?