Русская эмиграция в борьбе с большевизмом - Сергей Владимирович Волков

может быть рассматриваемо на основании ст. 458 У г. Код. Элемент аффекта отсутствует как при обдумывании преступления, так и при его совершении. Ненависть Коверды к большевистской власти не является достаточным основанием для применения ст. 458 У г. Код. Делая окончательный вывод, чрезвычайный суд признает, что Коверда должен быть подвергнут ответственности по ст. 453 У г. Код., притом в порядке чрезвычайного судопроизводства.

Остается последний вопрос, т. е. вопрос о размере наказания. В этом отношении суд полагает, что применение постановлений ст. 19 ч. 1 закона о чрезвычайных судах по отношению к Коверде совершенно не соответствовало бы внутренней стороне преступления и находилось бы в противоречии с целью уголовного наказания. Наказание должно соответствовать степени вины с точки зрения напряжения злой воли и имеет в виду как исправление осужденного, так и защиту общественного порядка в форме предупреждения возможности повторения преступления. Смертная казнь находится в противоречии с целью исправления осужденного и может быть оправдана только в тех случаях, когда необходимо противодействовать эпидемическому характеру преступления. Будучи совершенно необходимой в делах о бандитизме, смертная казнь является совершенно лишней, когда происходит одиночный случай, лишенный примеров в прошлом и не вызывающий опасения в будущем. Не только знание польской психики, но и данный конкретный факт убийства русского русским является достаточным основанием для категорического утверждения, что общественному порядку в Польше не угрожает эпидемия убийств, вроде убийства Войкова. Косвенным образом это признал даже представитель СССР – свидетель Розенгольц, который «не ожидал в Польше покушения на Войкова». О распространении такого рода преступлений в Польше «особенно опасным для порядка и общественной безопасности образом» – как гласит ст. 2 закона о чрезвычайных судах – не может быть и речи. Поэтому нет необходимости применения самого сурового наказания. Кроме того, применение это противоречило бы высшей справедливости, ибо молодость подсудимого и его нравственные достоинства, установленные свидетельскими показаниями, говорят в пользу того, что, сохранивший жизнь и вернувшийся по отбытии наказания в лоно общества, Коверда может сделаться его полезным членом. Во имя этих ценностей и во имя благородного принципа исправления преступника суд считает для Коверды достаточным наказание в размере 15 лет каторжных работ. Это, правда, является максимумом наказания, предусматриваемого ст. 453 Уг. Код., но, по мнению суда, убийство на польской территории, совершенное эмигрантом, нарушившим долг благодарности за право убежища и к тому же по отношению к представителю иностранного государства, т. е. с нанесением большого ущерба моральному престижу Речи Посполитой и ее политическим интересам, требует применения этого максимума. Так как, однако, на основании постановления ст. 19 ч. 4 закона о чрезвычайных судах вышеуказанные чрезвычайно важные смягчающие вину обстоятельства, к которым следует также причислить глубокий патриотизм подсудимого Коверды и глубину понимания им страдания его сородичей, дают суду возможность приговорить Коверду к бессрочным каторжным работам, суд этот приговор выносит, а для смягчения наказания постанавливает использовать принадлежащее ему на основании ст. 775 Уст. У г. Судопр. права.

Исходя из указанных мотивов, на основании ст. 453 и 36 Уг. Код., § 1 постановления сов. мин. от 28 декабря 1926 года, ст. 19 ч. 4 закона о чрезвычайных судах от 30 июня 1919 года и ст. 775 Уст. Уг. Судопр. единогласно постановил:

жителя города Вильны Бориса Коверду, 19 лет, сына Софрона и Анны, приговорить к лишению прав на основании ст. 25, 28, 30, 34 и 35 У г. Код., к бессрочным каторжным работам и возмещению судебных издержек. От уплаты издержек Коверду освободить на основании ст. 68 временных правил о судебных расходах. Из числа вещественных доказательств револьвер «Маузер» с патронами конфисковать в пользу казны, револьвер «Браунинг» с патронами вернуть посольству СССР в Варшаве, дело виленского окружного суда № К. 289 25 вернуть этому суду, остальные вещественные доказательства вернуть приговоренному Коверде. На основании ст. 775 Уст. Уг. Судопр. обратиться через г. министра юстиции к г. Президенту Речи Посполитой с ходатайством о замене Коверде бессрочных каторжных работ теми же работами на пятнадцатилетний срок.

Приговор суда был выслушан Ковердой и присутствовавшими на процессе лицами стоя. Когда оглашавший приговор председатель суда Гуминский дошел до слов о бессрочной каторге, вздох облегчения прошел по залу, а Коверда встретил приговор с выражением радости на лице. Его отец подбежал к скамье подсудимых, крепко обнял и поцеловал сына, который тотчас же, под конвоем полицейских, был отвезен в тюрьму.

Приведенный выше текст дает русскому читателю полное представление о том, как происходил в Варшаве суд над Борисом Ковердой. Особые политические условия помешали этому процессу превратиться в такой суд над коммунистической властью в России, каким был в свое время процесс Конради. Но значение поступка Коверды это не уменьшает. И быть может, главное значение этого поступка не в самом факте обособленного и не организованного террора, а в том, что в лице Коверды против коммунистической власти восстал представитель молодого, только что начинающего жить поколения русского народа.

Напрасно большевики утверждают, что Коверда является «наемником иностранных империалистов». Девятнадцатилетний мальчик, сын того крестьянства, именем которого коммунистическая партия установила в Москве свою диктатуру, человек, не лишившийся во время революции никаких имущественных благ и этих благ не искавший, Борис Коверда выступил против большевиков во имя поруганной Родины, во имя той России, которая была и будет вновь. В поступке Коверды, в наличии смелости и патриотизма в молодом русском поколении, приходящем на смену усталым бойцам, залог ее возрождения.

В. Орехов{80}

Два визита{81}

Теперь, когда Борис Коверда вышел из своего заточения, я могу признаться, что два раза навещал его в тюрьме. Свидания наши были вполне законными, с соответствующего разрешения, но писать об этом было нельзя.

Оба раза мы были в тюрьме с моим другом С.Л. Войцеховским, который, да не будет смущена его всегдашняя поразительная скромность, заслуживает глубокой признательности национальной эмиграции за его непрерывные заботы об узнике-герое. В течение 10 лет Сергей Львович ни на один день не переставал думать о Коверде и все время старался облегчить его положение.

Есть еще одна чудная русская семья: муж и жена – фамилию их я, увы, назвать не смею, – которая очень скрасила заточение Бориса Софроновича своими трогательными о нем заботами. Когда я в последний свой приезд заходил к ним и взял себя смелость (которую, я надеюсь, все простят мне) благодарить их от имени русских патриотов за отношение к Коверде и воочию убедился в том, что и в медвежьих углах русского рассеяния есть великие своей простотой и благородством люди, я не мог, к своему стыду, сдержать слез радости и благодарности… Эти