Возвращение в Оксфорд - Дороти Сэйерс

— Слушаю, — рассеянно ответила Гарриет. — У него была жена по имени Шарлотта, и вы ищете его среди учителей частных школ. — Они вошли на рынок, ноздрей их достиг густой, влажный аромат, и Гарриет переполнило ощущение роскоши и достатка. — Люблю этот запах — как кактусы в Ботаническом саду.

Ее спутник открыл было рот, но, взглянув на нее, умолк, будто бы не желая спорить с судьбой. Имя Артура Робинсона умерло у него на губах.

— Mandragorae dederunt odorem.[281]

— Что вы говорили, Питер?

— Ничего. Слова Меркурия грубы после песен Аполлона.[282] — Он легко коснулся ее плеча. — Пойдемте побеседуем с тем продавцом, у него гвоздики красивого винного цвета.

Когда розы и гвоздики были отправлены по адресу — на этот раз с посыльным, — Питер и Гарриет решили отправиться в Ботанический сад, раз уж о нем зашла речь. Ибо, как замечает Бэкон, сад есть «поистине чистейшее из удовольствий человека» и «ничто так не освежает душу».[283] Даже люди ленивые и невежественные, которые не отличат Leptosiphon hybridus от Kaulfussia amelloides[284] и скорее сгинут в глуши, чем станут надрывать спину, взяв в руки лопату или мотыгу, найдут в саду тему для приятной беседы, тем паче если им знакомы старинные названия заурядных растений и отчасти знакома лирика малых елизаветинцев.

Только когда они обошли сад и праздно сидели на скамейке у реки, Питер вдруг вернулся к насущным и неприятным делам:

— Думаю, мне стоит нанести визит одному вашему приятелю. Вы знаете, как Джукса поймали с поличным?

— Понятия не имею.

— В полицию пришло анонимное письмо.

— Но не…

— Именно. Точно такое же. Кстати, вы все-таки не пробовали выяснить, каким должно было быть то последнее слово в записке к вам? В той, которую вы нашли в естественнонаучной аудитории?

— Нет, но она бы все равно не смогла закончить записку. В коробочке не осталось ни одной гласной. Даже «б» и многоточия не осталось.

— Тут она оплошала. Так я и думал. Что ж, Гарриет, мы уже можем назвать имя злоумышленницы, правда? Вопрос, как доказать ее вину. Мы натянули веревку до предела. Этот эпизод в естественнонаучной аудитории должен был стать последней из ночных выходок — вероятно, так и будет. А надежнейшие улики теперь уже на дне реки. Поздно опечатывать двери и выставлять дозорных.

— Против кого?

— Вы ведь уже вычислили? Должны были вычислить, Гарриет, если вообще думаете об этом деле. Стечение обстоятельств, способ, мотив — все более чем красноречиво. Бога ради, отбросьте ваши предрассудки и подумайте обо всем этом непредвзято. Что с вами случилось, почему вы не в силах сложить два и два?

— Не знаю.

— Что ж, — сказал он сухо, — раз не знаете, то не мне вам говорить. Но если вы хоть ненадолго сосредоточитесь на деле и внимательно перечитаете ваше досье…

— Не отвлекаясь ни на какие сонеты, которые могут мне встретиться?

— Не отвлекаясь ни на какие личные соображения, — выпалил он чуть ли не сердито. — Нет, вы, конечно, правы. Я вел себя глупо. У меня талант вставать на пути у себя самого — да что там талант, гений! Но когда вы рассмотрите факты и сделаете выводы, вспомните, пожалуйста, что это я просил вас подойти к делу непредвзято и именно я говорил вам, что нет в мире дьявола коварнее, чем дьявол преданной любви. Я сейчас не говорю о страсти. Страсть — добрая, тупая лошадка, ее в воскресенье пусти побегать, а прочие шесть дней она покорно тащит плуг. Другое дело любовь: это животное нервное, капризное, своенравное — если не умеешь его обуздать, то лучше к нему и не подходи.

— Кажется, вы все перевернули с ног на голову, — спокойно сказала Гарриет.

Но его странное возбуждение уже прошло.

— Это я хожу на голове — как клоун. Как вы думаете, если я сейчас пойду с вами в Шрусбери, ректор меня примет?

Вечером того же дня доктор Баринг пригласила Гарриет к себе.

— Ко мне заходил лорд Питер Уимзи, — сказала она, — с весьма необычным предложением. Немного поразмыслив, я ответила отказом. Лорд Питер сказал мне, что готов почти с полной уверенностью установить личность… гм… нарушительницы, но пока не может представить достаточных доказательств вины. Также он отметил, что нарушительница явно встревожена и теперь будет вдвое осторожнее. Потому, скорее всего, до конца триместра новых выходок не последует, но затем, усыпив нашу бдительность, злоумышленница, вероятно, выступит снова — и может применить насилие. Я заметила, что это было бы крайне неприятно, и лорд Питер со мной согласился. Он спросил, не желаю ли я знать имя предполагаемой злоумышленницы, чтобы отслеживать ее шаги. Я ответила, что против этого по двум причинам: во-первых, она может обнаружить, что за ней следят, и осторожность ее только возрастет, во-вторых, он может ошибаться в своих предположениях и тогда на кого-то падет невыносимое бремя подозрений. Допустим, беспорядки прекратятся, а мы продолжим подозревать ни в чем не повинного — возможно — человека, не имея при том никаких доказательств. Лорд Питер ответил, что ему пришли в голову те же самые доводы. Вы знаете, кого он имел в виду, мисс Вэйн?

— Нет, — сказала Гарриет, которая и сама ломала голову над тем же. — Начинаю догадываться, но пока не уверена. Если честно, просто не могу в это поверить.

— Что ж. Затем лорд Питер внес весьма необычное предложение. Он предложил поговорить с подозреваемой с глазу на глаз в надежде, что сумеет застать ее врасплох и вынудить признать вину. Он сказал, что если блеф (так он выразился) удастся, то затем злоумышленница может сознаться мне и тихо покинуть колледж — или же подвергнуться лечению, что, возможно, будет уместнее. Если же ничего не выйдет и подозреваемая станет все отрицать, мы окажемся в очень неприятном положении. Я ответила, что и сама это сознаю и не могу допустить, чтобы к кому бы то ни было в этом колледже применяли подобные методы. Лорд Питер сказал, что другого ответа от меня и не ждал.

Затем я спросила, какие улики свидетельствуют против подозреваемой — если таковые вообще есть. Он ответил, что все доказательства пока косвенные, но что в ближайшие дни он намерен добыть больше фактов. При этом, если не случится новых беспорядков и злоумышленницу не удастся поймать с поличным, он сомневается, что на данном этапе обнаружатся какие-либо прямые улики. Я спросила, почему бы, по крайней мере, не подождать. — Тут доктор Баринг умолкла и пристально посмотрела на Гарриет. — Он ответил, что причина только одна: не исключено, что злоумышленница не станет осторожнее, а, напротив, отбросит всякую осторожность и перейдет к прямому насилию. «В этом случае, — сказал он, — мы почти наверняка ее поймаем, но ценой чьей-либо жизни или здоровья». Он добавил, что наиболее вероятные жертвы — вы сами, мисс де Вайн и еще одно лицо, имени которого он пока не может назвать, но которое он вычислил. Кроме того, к моему удивлению, он добавил, что на вас уже было совершено покушение. Это правда?

— Я бы не стала называть это именно так, — отозвалась Гарриет и кратко пересказала ректору историю телефонного звонка. При упоминании мисс Гильярд ректор взглянула на Гарриет.

— Насколько я понимаю, вы определенно подозреваете мисс Гильярд?

— Если бы подозревала, — осторожно ответила Гарриет, — то была бы в этом не одинока. Но должна сказать, что, насколько я знакома с выводами лорда Питера, она не попадает под подозрение.

— Я рада, — сказала доктор Баринг. — Мне недавно пришлось выслушать заявления, которые я не могла принять к сведению за отсутствием доказательств.

Стало быть, ректор знает, какие чувства будоражат профессорскую. Вероятно, с ней поговорили мисс Эллисон и миссис Гудвин. Ну и ну.

— В конце концов, — продолжала ректор, — я сообщила лорду Питеру, что предпочла бы подождать появления новых улик. Но разумеется, окончательное решение зависит от того, согласны ли вы и мисс де Вайн пойти на риск. Спросить согласия неизвестного мне третьего лица я, к сожалению, не могу.

— Меня совершенно не смущает необходимость рисковать, — сказала Гарриет. — Но, думаю, нужно предупредить мисс де Вайн.

— Так я и сказала. Лорд Питер согласился.

Итак, подумала Гарриет, что-то заставило его снять подозрения с мисс де Вайн. Я рада. Если только это не макиавеллиевский прием, чтобы усыпить ее бдительность.

— Вы уже говорили с мисс де Вайн, ректор?

— Мисс де Вайн в Лондоне и вернется только завтра вечером. Я намерена тогда же с ней и побеседовать.

Больше делать было нечего — только ждать. Странным образом, заметила Гарриет, атмосфера в профессорской переменилась. Все будто бы отбросили взаимное недоверие и подозрительность и как-то сплотились — ни дать ни взять зрители на ринге, — наблюдая за иным конфликтом, героем которого была она, Гарриет. Это странное напряжение не ослабело и тогда, когда декан сообщила нескольким доверенным лицам, что, похоже, жених мисс Флаксман дал ей от ворот поворот — и так ей и надо. Тьютор мисс Флаксман на это ответила, что лучше бы обойтись без подобных потрясений в летнем триместре — и слава богу, что мисс Флаксман не в этом году сдает экзамены на степень. Тут Гарриет вспомнила про мисс Ньюланд и спросила у мисс Шоу, как у той дела. Оказалось, что дела неплохо: мисс Ньюланд вполне оправилась после погружения в Черуэлл, и ее шансы получить Первую степень были весьма велики.