Человек меняет кожу - Бруно Ясенский

– Тут живёт инженер из Америки?

– Чего нужно?

– Просють срочно к главному инженеру.

– Хорошо. Сейчас приеду.

Полозова, выйдя из дому, машинально пошла к головному участку. Время было раннее. В комсомольском комитете, наверно, никого ещё нет. Машина на второй участок уходила тоже значительно позже. Полозова пошла вдоль реки. Горечь обиды свела судорогой сухие губы, жгучей сухостью горела в глазах. «Дерьмо! Как я могла столько времени прожить с таким человеком?»

Не доходя до головного сооружения, она неожиданно натолкнулась на небольшого человека в зелёной тюбетейке, сидящего на валуне, у обрыва.

– Керим!

– А, это ты, Мариам?

– Что ты здесь делаешь?

– Приехал с третьего участка. С утра будет много работы. Спать ложиться не стоит. Присел тут над рекой. Прохладно, и пыли нет. А ты куда так рано?

– Я?… Я тоже вышла немного пройтись. С утра тихо, хорошо. Вот подожду машину, поеду на второй участок.

– С сегодняшнего дня приступаешь к работе?

– А чего ж откладывать? Там ведь ячейка осталась почти беспризорная. Чем скорее наладим работу, тем лучше.

– Да, это правильно.

Разговор не клеился. Полозова чувствовала: лучше было не останавливаться, сказать, что куда-нибудь торопится. Но сказала ведь сама, что не торопится никуда, и уходить было неловко. Она подняла глаза на Нусреддинова:

– Керим!

– Да, Мариам?

– Слушай, Керим. Я давно уже хотела с тобой поговорить… – она солгала и остановилась.

– О чём, Мариам?

– Видишь, всё это как-то нехорошо вышло… Тогда, после твоего приезда… Я хотела как-нибудь это объяснить и всё не было времени… Нет, я неправду говорю, дело не во времени, а просто мне самой трудно было об этом говорить. Вот и сейчас решила, начала, а… а слов-то нужных нет.

– А зачем говорить, Мариам?

– Нет, сказать надо, обязательно надо. Видишь, тогда, на узкоколейке, мы жили в такой напряжённой атмосфере, так дружно, на такой какой-то высокой ноте… нет, я не то говорю, но ты меня поникаешь, минуты такого коллективного подъёма бывают не так часто. Я этой недели никогда в жизни не забуду. Даю тебе слово, Керим, никогда в жизни!

– Я тоже никогда не забуду, Мариам.

– И, видишь, я тебя, вас всех очень тогда любила. Нет, это опять не то. Я ведь и сейчас всех вас очень люблю. И тебя очень люблю, Керим… как товарища, очень люблю. Но тогда, в эти дни, я любила вас больше, чем когда-либо. И тебя в особенности. Ты ведь был душой всего этого… необыкновенного. Ну, я не умею сказать, но ты понимаешь, ты ведь чувствовал то же самое. И вот эту нашу исключительную большую дружбу… мне тогда показалось… я приняла за любовь, как женщина любит мужчину. А потом я поняла, что это не так, что я тебя люблю, очень люблю, но иначе. И я думаю, хорошо, что я поняла это до того, как мы сошлись.

– Я тоже так думаю, Мариам.

– И ты на меня не сердишься?

– За что же мне на тебя сердиться? Разве можно себя заставить полюбить того, кого не любишь?

– Видишь, Керим, когда ты приехал, мне как-то трудно было тебе это объяснить. Тем более трудно, что я это поняла именно тогда, когда полюбила другого человека. А ты мог просто подумать, что я плохая, распутная девчонка.

– Я так не думал, Мариам.

– Я знаю, ты – хороший товарищ, Керим… и потом ещё так сложилось, что этот человек не был нашим товарищем. Это был иностранный инженер. Ты мог подумать, что я, комсомолка, променяла испытанного, хорошего товарища на какого-то иностранного буржуа.

– Наши ребята, Мариам, подымали этот вопрос и спрашивали меня, имеет ли право комсомолка жить с человеком чуждого класса, но я им сказал: раз Мариам с ним живёт, значит это не чужой человек, а наш человек. А если он ещё и не совсем наш человек, то Мариам сумеет ему помочь стать нашим до конца.

– Ты так им сказал?

– Да. Больше они этого вопроса не подымали.

– Ты правильно сказал, Керим.

Внизу лениво чавкала вода. На головном размеренно, как бабы вальками, стучали бетономешалки.

– А тебе, Мариам, хорошо? Ты счастлива?

– О да… Понимаешь, ты очень правильно сказал: он, конечно, не совсем наш человек, но я должна суметь, и мне кажется, я сумею ему помочь стать нашим до конца.

– Ты в этом не совсем уверена, Мариам?

– Каждый из нас может ошибаться… но мне думается, я не ошиблась.

– Если тебе, Мариам, когда-нибудь нужна будет поддержка и помощь, не забудь, что у тебя есть хорошие, испытанные товарищи.

– Я всегда об этом помню, Керим.

– Я пойду в комитет. До свиданья, Мариам. Налаживай работу на втором участке. Дней через десять заеду посмотреть, как у тебя там дела.

– До свиданья, Керим. Думаю, что справлюсь.

Вечером на квартире у Морозова состоялось экстренное совещание. Кроме самого Морозова, Кларк застал Кирша, Уртабаева и начальника взрывпрома, грузинского инженера с трудно запоминаемой фамилией.

Морозов вкратце сообщил известную уже всем новость: вместо предполагаемых семидесяти тысяч кубометров конгломерата оказалось двести сорок тысяч. Нужно было срочно обсудить возможные варианты выхода из создавшегося положения. Морозов любезно спросил мнение Кларка.

– Я не понимаю, кто тут делал геологические разведки, – пожал плечами Кларк. – Это не есть недосмотренность, это есть вредительство.

– Вы совершенно правы, ОГПУ недавно раскрыта вредительская организация в планирующих органах и в среднеазиатском аппарате Наркомзема, имевшая своё ответвление и в системе водхоза. Не подлежит сомнению, что в период планирования нашего строительства и предварительных изыскательных работ здесь был допущен целый ряд сознательных вредительских актов. Прямой их целью было поставить наше строительство в наиболее невыгодные условия и максимально затормозить его развитие. Что ж хотите, классовая борьба есть классовая борьба, а здесь поставлена на карту хлопковая независимость Союза. Должен вас предупредить, что до окончания строительства нам придётся, очевидно, столкнуться ещё не с одним таким сюрпризом. Сегодня при пробном бурении на семнадцатом пикете на глубине двенадцати метров обнаружена подпочвенная вода. Этого тоже разведчики из геологического института «не заметили» и не предусмотрели, и это тоже в немалой степени затормозит наши работы по выемке конгломерата.

– Значит, мы должны будем одновременно рвать и откачивать воды?

– Придётся. Менять трассу канала поздно. Надо так перестроить план работ, чтобы, несмотря на неожиданные затруднения, уложиться в намеченные сроки.

Кларк вытащил из кармана сложенный лист бумаги.

– Я тут подсчитал, что есть возможно сделать с нашими механизмами, будучи как они есть. Я не брал в счёт подпочвенные воды. Это немного менит картину. Нужно много больше тракторов. По моим вычислениям, чтобы выбрать в минимум срок эти двести сорок тысяч кубометров конгломерата, нужно: первое – увеличить номер рабочих на втором прорабстве до тысячи пятьсот человек. Второе – перебрасывать со второго участка ещё два экскаватора. На этой глубине выбрасывать грунт вы должны в два приёма – один экскаватор внизу, другой наверху. Третье – поставить на девяты пикет второй конвейер. Транспортер и ролики мы имеем. Четвёртое – поставить на семнадцаты пикет второй бремсберг. Все вместе: один конвейер даёт три тысячи кубометр в месяц. Один бремсберг две тысячи кубометр. Один экскаватор – лопата – шесть тысяч кубометр. Двенадцать экскаваторы с перекидкой – это шесть экскаваторы полная нагрузка, в среднем по пятнадцать тысяч кубометров, – вместе: девяносто тысяч кубометр. Один Менк VI – двадцать тысяч кубометр. Все сто двадцать тысяч кубометр. Минус время взорвать, колоть конгломерат, ручной погрузка, непредвиденные простои. С такой организацией мы заканчиваем работы в конгломерате в два месяца, вместо намеченны один месяц, не считая возможности задержки с откачкой воды.

Кларк отложил карандаш и протянул Морозову лист с вычислениями.

– Что ж, это реальный план, – похвалил Морозов. – Теперь надо перестроить его так, чтобы уложиться в месяц.

– Это есть невозможность. Наши механизмы для этот грунт совсем не подходящи. Больше дать неможно.

– А вот сейчас подумаем. Какие у вас соображения, товарищ Кирш?

– Я присоединяюсь к намётке, которую выработал и уже показывал мне товарищ Уртабаев.

– Выкладывайте, товарищ Уртабаев.

Уртабаев в свою очередь достал лист бумаги.

– Моя намётка построена с таким расчётом, чтобы уложить во что бы то ни стало все работы по выемке конгломерата в один месяц, не трогая экскаваторов, работающих на втором участке. Иначе, ликвидируя один прорыв, мы создадим другой.

– Это нет возможно. Наши экскаваторы, с исключением один Менк VI, могут взять максимум глубина от семь до одиннадцать метр. Канал в этой части до восемнадцати метр глубок.

– Я знаю, товарищ Кларк. Это цифры, установленные фирмами, так сказать, цифры для каталога. Нормальную глубину захвата наших экскаваторов можно значительно увеличить, удлинив их тросы. При соответствующем удлинении тросов нормальный Менк V или Бьюсайрус 50 вместо семи метров сможет брать породу с глубины до двенадцати метров, а Менк VI – даже до восемнадцати. Это освободит нас частично от двойной перекидки и позволит не трогать экскаваторов, занятых на другом участке. Тросы, в зависимости от класса экскаватора, можно удлинить до тринадцати с половиной, а в отдельных случаях до двадцати трёх метров. Это одно средство. Теперь другое: ковши Менков, как нам хорошо известно, не приспособлены для наших грунтов и дают очень малую производительность. Поэтому я предлагаю заменить их ковшами от поломанных Бьюсайруоов со значительно большей кубатурой, – 1,5 кубометра, вместо 0,7–0,9, частично же ковшами, изготовленными в наших мехмастерских. Это значительно повысит производительность экскаваторов и даст нам возможность поднять её в среднем до двадцати и даже до двадцати пяти тысяч кубометров на экскаватор, в иных случаях даже до тридцати тысяч. Цифры, которые я привожу, – не теоретические цифры. Они проверены мной в процессе работ на опыте нескольких экскаваторов.