На службе зла - Роберт Гэлбрейт

Оглядываясь назад, детектив ясно сознавал, что за истекшее время – почти три месяца, прошедшие с момента доставки той посылки с отсеченной ногой, – совершил немало ошибок. Он должен был установить личность убийцы сразу после визита в дом Келси Платт. Если бы он тогда сделал правильный вывод, если бы не дал убийце ввести себя в заблуждение, не отвлекся на других безумцев, то Лайла Монктон не лишилась бы пальцев, а Хизер Смарт спокойно трудилась бы в своем строительном кооперативе, завязав, наверное, с выпивкой на всю оставшуюся жизнь после поездки в Лондон на день рождения родственницы.

Опыт службы в Отделе специальных расследований Королевской военной полиции научил Страйка отстраняться от эмоций, связанных с последствиями уголовных дел. Накануне вечером он лопался от злости на самого себя, но, даже обрушивая на свою голову проклятия за близорукость, не мог не поражаться наглой изощренности убийцы. Насколько же артистично тот использовал прошлое, вынуждая его, Страйка, рассматривать другие версии, терзаться вопросами, ставить под сомнение собственные выводы.

Утешало, хотя и слабо, лишь то, что убийца с самого начала входил в число подозреваемых. Страйк не припоминал, чтобы какое-либо из предыдущих расследований давалось ему столь мучительно. Сидя в пустом агентстве, он все больше укреплялся в мысли – возможно, ошибочной, – что его выводы не убедили офицера полиции, с которым он поделился, и не были доведены до сведения Карвера, а потому любые убийства, которые могли произойти в ближайшее время, будут целиком на его совести.

Но если возобновить расследование, если вновь приступить к наблюдению и слежке за преступником, то Карвер приложит все силы к задержанию не убийцы, а Страйка – за препятствие осуществлению следственных действий. Да на месте Карвера Страйк и сам поступил бы точно так же; правда, при этом, в коротком приливе злорадства подумал Страйк, он лично прислушался бы к чьему угодно мнению, пусть даже самому ненавистному, но содержащему хотя бы крупицу достоверности. В таких сложных расследованиях недопустимо отмахиваться от свидетеля лишь потому, что он когда-то тебя посрамил.

Только когда у Страйка заурчало в животе, он вспомнил, что договорился поужинать с Элин. Все решения по ее разводу и опеке над дочерью уже были приняты, и Элин по телефону заявила, что пора бы уже для разнообразия посидеть в каком-нибудь приличном месте, а потому она заказала столик в «Le Gavroche» и сказала: «Я угощаю».

В одиночестве затягиваясь очередной сигаретой, Страйк думал о предстоящем вечере с отчуждением, какого не мог достичь в рассуждениях о Шеклуэллском Потрошителе. С одной стороны, ему светила заманчивая перспектива хорошо поесть, что было немаловажно, учитывая полное безденежье: вчера на ужин пришлось довольствоваться банкой фасоли, вывернутой на кусок подсушенного хлеба. Видимо, его ждал еще и секс в девственно-чистой белизне квартиры Элин – в преддверии ее переезда в другое жилище. С другой стороны – он впервые признался себе в этом без обиняков, – ему, как ни прискорбно, придется беседовать с Элин, но беседы эти, если называть вещи своими именами, никак не относились к его любимым видам отдыха.

Разговоры всегда требовали от него немалых усилий, даже в том, что касалось его работы. Элин, в целом неплохая собеседница, была напрочь лишена воображения. У нее не было ни врожденного интереса к другим людям, ни готовности к сопереживанию, которые отличали Робин. Рассказы о мистере Повторном (по мнению Страйка, смешные) вызывали у нее только недоумение.

А чего стоили эти зловещие два слова: «Я угощаю»? Растущая пропасть между их доходами грозила стать неумолимо очевидной. При знакомстве с Элин Страйк был хотя бы кредитоспособен. Если Элин рассчитывала на ответный ужин, ее ожидало горькое разочарование.

Страйку довелось прожить шестнадцать лет с женщиной намного более состоятельной, чем он сам. Шарлотта то использовала свои деньги как средство давления, то понукала Страйка жить не по средствам. От воспоминаний о вспышках желчности, вызванных его отказами спонсировать каждый каприз Шарлотты, у него волосы встали дыбом, когда Элин заговорила об ужине – «для разнообразия» – в приличном месте. Обычно Страйк сам оплачивал счета в окраинных французских и индийских бистро и кафе, где им не грозило столкнуться с ее бывшим мужем. Страйка зацепило, когда насчет денег, которые он зарабатывал потом и кровью, проехались с явным уничижением.

В восемь вечера Страйк, надев свой лучший итальянский костюм, отнюдь не в благостном расположении духа отправился в Мейфэр; в его усталую голову лезли только мысли о серийном убийце.

На Аппер-Брук-стрит стояли величественные дома восемнадцатого века, и фасад «Гавроша», с кованым чугунным козырьком и увитой плющом решеткой, с тяжелой зеркальной дверью, дышал надежностью и основательностью, что шло вразрез с тягостным настроением Страйка.

Элин приехала через несколько минут после того, как он устроился за столиком в красно-зеленом зале, настолько искусно освещенном, что лужицы света лишь в точно определенных местах проливались на белоснежные скатерти и картины в золоченых рамах. В облегающем голубом платье, выглядела она потрясающе. Поднявшись ей навстречу для поцелуя, Страйк на миг забыл о своей потаенной неловкости и досаде.

– Ну вот, приятно вокруг посмотреть, – с улыбкой проворковала Элин, усаживаясь за их круглый стол на мягкую козетку.

Они сделали заказ. Страйк, которому больше всего хотелось глотнуть «Дум-бара», по рекомендации Элин взял себе бургундское и пожалел, что нельзя прямо сейчас затянуться, хотя за день выкурил больше пачки. Его спутница, не умолкая, сыпала подробностями насчет недвижимости: она передумала приобретать пентхаус в «Страте» и теперь присматривала собственность в Камберуэлле, где предлагались вполне перспективные варианты. Она показала Страйку сделанное на телефон фото: перед его воспаленным взором предстало очередное видение георгианской белизны с колоннами и портиком.

Пока Элин разглагольствовала о плюсах и минусах переезда в Камберуэлл, Страйк молча пил вино. Даже этот тонкий вкус вызывал у него раздражение; он вливал изысканный напиток в горло, как самое дешевое бухло, пытаясь залить алкоголем свою острую досаду. Не помогало; отчуждение только росло. Благопристойный ресторан в Мейфэре, приглушенное освещение, пушистый ковер – все это, иллюзорное, эфемерное, отдавало какой-то театральщиной. Что он здесь забыл, зачем пришел сюда с этой роскошной, но скучной женщиной? С какой стати делал вид, что ему не чужд ее расточительный образ жизни, хотя его агентство оказалось на грани полного краха, а все мысли занимал Шеклуэллский Потрошитель, чье имя знал он один во всем Лондоне?

Им подали горячее; от восхитительного филе говядины настроение слегка улучшилось.

– А ты что поделывал? – спросила Элин, никогда не забывавшая о вежливости.

Выбор встал ребром. Честный ответ заставит его оправдываться за сокрытие событий последних дней, которые вместили в себя столько, сколько иным не приснилось бы за всю жизнь. Пришлось бы открыть, что пострадавшая от нападения маньяка девушка, чье имя не разглашалось, – его, Страйка, партнер по бизнесу. Пришлось бы рассказать, что от дела его отодвинул человек, не сумевший раскрыть громкое убийство. Если рассказывать начистоту, пришлось бы еще добавить, что теперь он точно знает имя убийцы. Но перспектива таких признаний только угнетала. За все это время он ни разу не подумал позвонить Элин, что говорило само за себя.

Чтобы выиграть время, Страйк отпил еще вина и тотчас же пришел к выводу, что этот роман пора заканчивать. Нужно придумать какую-нибудь отговорку, чтобы после ужина не ехать к Элин на Кларенс-Террас, и таким способом намекнуть ей на предстоящий разрыв: секс всю дорогу был самой лучшей частью их отношений. А уж потом, при следующей встрече, можно будет сказать, что между ними все кончено. Сейчас это было бы некстати: вдруг она решит гордо удалиться, оставив ему счет, который его банк, бесспорно, оплачивать не станет.

– Если честно – ничего особенного, – солгал он.

– А что там этот Шекл…

У Страйка зазвонил мобильный. Посмотрев на экран, он увидел, что номер не высвечивается. Шестое чувство подсказало: ответить.

– Извини, – обратился он к Элин, – мне нужно…

– Страйк. – Голос Карвера с южно-лондонским говорком, распознавался безошибочно. – Это ты подослал?

– Кого? – не понял Страйк.

– Да свою дуру. Это ты подослал ее к Брокбэнку?

Страйк вскочил так резко, что задел край стола. На плотную белую скатерть брызнул красно-бурый соус, филе соскользнуло с тарелки, бокал опрокинулся, и вино пролилось на нежно-голубое платье Элин. Официант чуть не задохнулся, равно как и расфуфыренная парочка за соседним столом.