Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помню, помню. Там было несколько любопытных страниц о духоборцах.
— И о цыганах и цыганском языке, ваше величество. Его составленное для народных училищ «Начертание естественной истории», по отзыву самого господина Палласа, превзошло все иностранные руководства по этому предмету. Что же касается его переводов, то академическое собрание не знает лучшего стилиста. Не могу не напомнить вашему величеству, что господин Зуев перевел и «Естественную историю» Бюффона.
— Позвольте, княгиня, а это не тот ли Зуев, которого вы рекомендовали для образования учителей народных училищ?
— Ваше величество, это тот самый Зуев, и к тому же вы сочли возможным похвалить ежемесячное издание, которое он редактировал, — «Растущий виноград».
— Из сочинений будущих учителей, не так ли?
— Я всегда удивляюсь вашей замечательной памяти, ваше величество!
— Но здесь мне понравились и некоторые литературные достоинства сочинений. Они были подобраны со вкусом.
— Вот видите, ваше величество! Рядом с Зуевым трудился Никита Петрович Соколов, тоже выученик академической гимназии, наш ординарный академик по химии. Он начинал с участия в экспедициях академика Палласа, но и сам изучал Калужское наместничество. В «Академических актах» были напечатаны его работы о смертности в Калуге и о приисках земляного угля в наместничестве. Кстати, он помогал Зуеву в переводе Бюффона.
— Помнится, вы называли в свое время Федора Туманского, княгиня.
— О да, ваше величество. Федор Васильевич издал понравившийся вашему величеству «Детский месяцеслов с краткою историею, географиею и хронологиею, всеобщею и российскою, и примечаниями из астрономии» и «Чтение для прекрасного пола».
— Сожалею, что господин Туманский отказался от полного описания жизни и деяний Петра Великого. Первая его часть показалась мне любопытной.
— Он уступил место Голикову, ваше величество, но не проиграла ли на этом историческая наука, трудно сказать. Господина Туманского удалось хотя бы убедить начать издавать материалы к жизнеописанию великого государя, а это уже немало.
— Туманский участвовал в переводе Палласа? Мне нравится ваша забота о чистоте и совершенстве языка, княгиня.
— Но вы спросили об источниках слов для словаря, ваше величество. Не занимая более вашего внимания, перечислю просто имена ученых, дабы лишний раз напомнить вашему величеству, сколь обширны земли, пользующиеся благом просвещенного правления великой Екатерины. Вам знакомы, государыня, «Дневные, записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства». Ведь это великое множество городов, сел и деревень на пространстве между Белым и Каспийским морями, между Уралом и Волгою по всему ее течению, от Сибири до Белоруссии и от Астрахани до Архангельска. Сообщенные Лепехиным сведения касаются, кажется, всего, чем богата Россия и что происходит в ней. Промышленность, промыслы, растительность, животные, минеральные богатства. И немало здесь Лепехину споспешествовали в его трудах Мальгин и Озерецковский.
— Что же, питомцы превзошли воспитателя.
— Позвольте не совсем согласиться с вашим величеством.
— Это ваше любимое занятие, Екатерина Романовна.
— Вы несправедливы ко мне, государыня, я хочу вступиться за честь ваших же ученых. Иван Иванович Лепехин отмечен редким талантом в медицине. Еще Михайла Васильевич Ломоносов прочил его на кафедру ботаники в Академии. Однако круг интересов господина Лепехина одною ботаникою не ограничился.
— Но он же стал директором Ботанического сада.
— И не переставал заниматься лекарственными свойствами отечественных произрастаний. Его размышления о нужде испытывать их лекарственную силу — труд оригинальный и отечеству особенно нужный. Что же касается господ Мальгина и особенно Николая Яковлевича Озерецковского, то их талант тем примечательнее, что первоначальное свое развитие получил не в академических стенах, а в российских семинариях. Тимофей Семенович Мальгин до поступления в академический университет обучался в Псковской семинарии, семь лет путешествовал с Лепехиным, — а образовался как превосходный историк.
— Вы правы, княгиня, его «Зерцало российских государей» — труд в своем роде единственный.
— Ваше величество, в его заглавии сказано все: «Зерцало великих государей по Рождестве Христовом с 862 года по 1791 год, изображающее их родословие, союзы, потомство, царствование, кончину, место погребения и вкратце деяния с достопамятными происшествиями». Но ведь до этого господин Мальгин перевел «Историю о переменах Неаполитанского королевства» с французского языка и «Лествицу умственного восхождения к Богу по степеням созданных вещей» Беллармина с латинского. Это все наши подлинные энциклопедисты, государыня.
— Что до Озерецковского, он всегда был вашим любимцем, княгиня, и пользовался особым вашим покровительством.
— Ваше величество, я всего лишь разделяю ваше отношение к этому достойнейшему ученому. Проделать путь из семинарии Троице-Сергиевой лавры до Лейденского и Страсбургского университетов совсем не просто. Не случайно вы остановили на нем свой выбор в качестве воспитателя графа Бобринского. Лучшей кандидатуры было попросту не найти.
— Хотя я совершенно не уверена, что обширнейшие познания воспитателя пойдут на пользу воспитаннику. Вы знаете, как капризен и несносен бывает граф. Я стараюсь не думать о тех огорчениях, которые он доставляет учителю. Вот мы снова и вернулись к теме детей. Что поделаешь!
Глава 17
Дети
— Мисс Бетс? Вы? И одна? Что сталось с моей дочерью? Говорите же, ради Бога, говорите!
— Ваше сиятельство, умоляю вас простить меня! Я не выполнила вашего поручения. Не была в состоянии его выполнить и потому поспешила обратно в Россию, чтобы быть снова около вас.
— Но вы не отвечаете на вопрос о моей дочери!
— О, это такая сложная тема.
— Она, по крайней мере, здорова?
— Жива и здорова, но…
— Что же в таком случае?
— Ваше сиятельство, мисс Анастасия провела курс лечения в Ахене, но не пожелала возвращаться в Россию.
— Как — не пожелала? Что же ей делать в Германии?
— Я никогда не умела читать мысли мисс Анастасии. Она из Ахена пожелала поехать в Вену, куда я ее сопровождала, а затем в Варшаву, где я поняла всю бессмысленность своего присутствия. Мисс Анастасия тяготилась моим обществом и не выражала желания возвращаться на родину.
— Вы не смогли ее удержать от новых безумных трат? Не так ли, мисс Бетс?
— Это не представлялось возможным, ваше сиятельство. Мисс Анастасия каждый день требовала от меня денег, пока я не была вынуждена отдать ей всю сумму.
— Четырнадцать тысяч! Боже мой!
— От них уже мало что осталось, ваше сиятельство. Мисс Анастасия ни в чем не отказывает себе, и единственная надежда, что скорое безденежье вынудит ее вернуться.
— А мне останется расплачиваться с новой кучей долгов.
— Вы гневаетесь, ваше сиятельство.
— Почему же, мисс Бетс. Раз ваши доводы и здравый смысл оказались бессильными, какой смысл был в вашем дальнейшем пребывании около этой сумасбродки. Вернемся же, мой друг, к нашей привычной жизни и будем покорно ждать окончания очередной эскапады княжны. Родные давно говорили, что она унаследовала далеко не лучшие качества собственного отца.
— Вы никогда не жаловались на них, ваше сиятельство.
— Я любила мужа, мисс Бетс. Я его очень любила.
— Вам перестал докучать ваш ревматизм, княгиня?
— Благодарю вас за внимание, ваше величество. Вряд ли мое здоровье стоит того, чтобы становиться предметом обсуждения, но раз уж зашла о нем речь, зимой я всегда испытываю облегчение.
— Это следствие усилий доктора Роджерсона?
— В моем случае, ваше величество, доктор Роджерсон бессилен. Ревматизм отступает только при сухой погоде.
— А на вашей даче, где вы так любите уединяться, княгиня, по-прежнему сыро. Может быть, вы используете сырость как защиту от неугодных вам посетителей?
— Ваше величество, даже рискуя казаться мизантропкой, я предпочитаю сохранять время для занятий. Академия отнимает множество времени, которое неудобная для других дача помогает сберегать.
— Вы тяготитесь даже приездами к моему столу?
— Как вы могли подумать такое, ваше величество! Возможность видеть вас, говорить с вами — единственная моя радость. Два дня в неделю я могу ее испытывать — мне остается самой себе завидовать.
— Вы немного опоздали, Екатерина Романовна. Генерал Брюс чрезвычайно интересно рассказывал о геройстве солдат наших, штурмом бравших крепость и лицом к лицу противостоявших смерти. Такое массовое мужество — это поистине поразительно.
- Может собственных платонов... - Сергей Андреев-Кривич - Историческая проза
- Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий - Историческая проза
- Русский крест - Святослав Рыбас - Историческая проза
- Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц - Патти Маккракен - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Русская классическая проза
- Первый человек в Риме. Том 2 - Колин Маккалоу - Историческая проза
- На день погребения моего - Томас Пинчон - Историческая проза
- Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс - Историческая проза / Русская классическая проза
- Императрица Фике - Всеволод Иванов - Историческая проза
- ЗЕРКАЛЬЩИК - Филипп Ванденберг - Историческая проза
- Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - Лиззи Поук - Историческая проза / Русская классическая проза