Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно - Роберт Грейвз

— Умоляю, погоди немного, — сказал Алкиной, — скажи мне сперва, какие такие права имеет герой Прометей на Золотое Руно Зевса?

— Это не моя забота, Твое Величество, — сказал Арас. — Руно было собственностью Прометея в течение поколений или больше.

— И все же это — вопрос, ответом на который определяется справедливость иска, — сказал Алкиной. — Дело можно рассматривать так: если мои гости отправились в Колхиду по велению отца Зевса, дабы вернуть похищенную собственность и если царь Ээт отказался им эту собственность вернуть, они имели право применить силу, или, по меньшей мере, у них есть возможность взывать о защите теперь, когда они снова в Греции, где действуют законы Зевса. И ответь мне вот на что: как вышло, что таврические изваяния быков попали в царский дворец в Эа? Или вы, колхи, не почитаете Митру, древнего врага Быка?

Арас ответил:

— Ээт заключил союз с дикими таврами и женился на дочери их царя; никто иной как они настояли, чтобы там установили бронзовых быков для того, чтобы совершались богослужения для нее самой и ее свиты.

Алкиной сказал:

— Если это так, надругательство над быками кажется скорее печалью тавров, нежели колхов. И мне ясно по твоему поведению, что ты не любишь ни тавров, ни их бога.

Арас продолжал:

— Я был послан в погоню за пиратами, и на Длинном Берегу повстречал царевича Апсирта, единственного сына Ээта, который отплыл ранее меня. Я почтительно приветствовал его, как царя. Затем мы объединили силы и едва ли не захватили пиратов в окрестностях Синопа; но они от нас ускользнули и направились на северо-запад. Царь Апсирт отплыл в погоню, а меня послал к Трое с эскадрой из восьми кораблей — подстерегать греков на случай их возможного бегства через Геллеспонт; он так распорядился, потому что нет удобного порта в начале Босфора или ниже; потому что троянцы — наши союзники. Я стоял на якоре в реке Скамандр недалеко от Трои несколько дней, когда дымовые сигналы, переданные со стороны Геллеспонта дали мне знать о появлении пиратов. Я вышел в море, взошел к ним на борт и обыскал судно, но не нашел там ничего существенного — ни Золотого Руна, ни царевны Медеи, ни девы-охотницы Аталанты, которая нанесла удар, вызвавший смерть царя Ээта, ни их капитана Ясона. Эхион, их вестник, сообщил мне ложные сведения, что царь Апсирт нагнал их корабль в устье Дуная и после короткой стычки захватил их. Он свершил месть над Аталантой и Ясоном, как сказал Эхион, и отплыл домой, в Колхиду, с Медеей и Руном. Но позднее мне открыло правду угрюмое истекающее кровью видение моего убитого царя.

Эхион поднялся и сказал царю Алкиною:

— Твое Величество, я протестую. Колху вполне могло явиться видение, но он делает умышленно лживое заявление о моих к нему словах. Я ничего подобного не говорил, и это любой из нас может засвидетельствовать под присягой. Если, когда он обыскивал наш корабль при свете дня, боги ослепили его, окутав волшебным туманом лиц, которых он искал и само Руно, какова же здесь моя вина? Я опровергаю его обвинения! — Он снова сел.

Арас молчал, ибо не мог постичь, как же его провели. Он решил, что это, должно быть, дело рук чародея Периклимена.

Алкиной повернулся к Ясону и спросил:

— Скажи мне, господин мой, как ты умудрился уйти от царя Апсирта?

Ясон ответил:

— Твое Величество, полагаясь на защиту пяти великих Олимпийцев, и особенно — богини Артемиды, святилище которой в устье Фенхелева протока, сын Ээта попытался осквернить предательским убийством, я поразил его мечом, а затем изрубил в куски. По его смерти царевна Медея стала законной царицей Колхиды, ибо у Ээта нет наследников мужского пола. Она сразу же приказала командирам флота своего брата, одну галеру которого мы уничтожили тараном, вернуться в Колхиду; они ей повиновались, или я так полагаю. Арас также обязан повиноваться ее приказам.

Арас, хотя растерявшийся и отныне не столь уверенный в себе, как сразу же по прибытии, упрямо сказал:

— Я слишком стар, чтобы меня одурачили дважды. Невозможно, чтобы вы сразились с двенадцатью кораблями, имея только один корабль, одержали победу и не понесли потерь. Я уверен, что царь Апсирт все еще жив, и таким образом, я должен выполнять приказы, которые он мне дал. Я должен доставить обратно Руно и царевну Медею, к которой сватается албанский царь Стир — и я должен либо схватить, либо уничтожить Ясона и Аталанту.

Алкиной спросил:

— Несравненный Арас, согласишься ли ты подчиниться моему решению, которое будет беспристрастным? Другая возможность для тебя — попытаться захватить и Руно и царевну Медею силой, в случае чего ты окажешься в состоянии войны не только со мной, но и со всей Грецией.

Арас ответил:

— Твое Величество, я подчинюсь твоему решению, если ты поклянешься именем богини Бримо или Гекаты, или как там у вас еще называют Царицу Преисподней, что будешь беспристрастен.

— В этом я готов поклясться! — вскричал Алкиной. — Хотя, по указанию Зевса, единственная царица Преисподней, во имя которой нам дозволено клясться — это Персефона, жена его брата Гадеса.

Ясон сказал:

— Я также подчинюсь твоему решению, Твое Величество. Но я бы хотел, чтобы ты узнал: царица Кирка из Ээи, сестра царя Ээта, недавно очистила и Медею, и меня, а также Аталанту Калидонскую от крови, которую мы пролили или вынуждены были пролить; она приняла нас как просителей на своем нескромной формы острове и действовала в соответствии с предостережением, посланным ей во сне Богиней, которой она служит.

— Я буду иметь в виду твои слова, — сказал Алкиной. Затем он пожелал, чтобы Арас и Ясон дали клятву подчиниться его решению, но поскольку Арас не признавал Персефоны, они поклялись Солнцем, божеством, которое оба чтили, Авгий из Элиды также принял клятву. Алкиной сказал:

— Завтра утром я сообщу решение. А пока что, прошу, помните, что вы — мои гости и связаны сейчас едиными узами учтивости по отношению ко мне. И я требую, чтобы вы не совершали ничего неподобающего.

В ту ночь аргонавты спали вместе на полной гулкого эха веранде дворца, а Медея — в маленькой комнате рядом с царской спальней. Медея пришла тайно к царице Арете и сказала:

— Царица-сестра, сжалься надо мной. Не позволяй твоему мужу отсылать меня обратно в Эа. Мой отец, царь Ээт, — мертв, нет и моего брата, и нелепо, чтобы Арас оспаривал мои права на престол Колхиды. Я влюблена в Ясона, и мы собираемся пожениться, как только возвратим Руно его божественному владельцу; я стану тогда царицей Эфиры и всего Коринфа, а он будет моим царем. Я могла бы разделить с ним мой колхидский престол, если пожелаю, а он со мной — свой фтиотийский; и я также полагаю, что он приобрел царские права и над Лемносом, было бы желание их предъявить. Твой супруг должен подумать дважды, а то и трижды, прежде чем передаст столь царственную пару, как мы, в руки темнокожего заморского варвара. Кроме того, как тебе уже сказали, мы состоим под покровительством всех ведущих Олимпийцев и, более того, — самой Триединой Богини, которую, как я знаю, ты втайне почитаешь превыше любого из них. Будь мне другом, Арета, и когда-нибудь я вознагражу тебя, можешь быть уверена.

Царица Арета поцеловала Медею и ответила:

— Сестра-царица, я с радостью буду ходатайствовать за тебя перед Алкиноем. Ибо у меня тоже был суровый отец, от которого я вынесла много недоброго, да еще и своенравный брат, такой, как, судя по всему, и у тебя. И я тоже влюбилась в Ясона. Думаю, он — самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, и если ты собираешься мне сказать, что предпочла бы жить с ним в рыбачьей хижине, нежели с другим во дворце, я тебе охотно поверю. Полагаю, дело — в его удивительных волосах.

Медея была растроганна до слез. Арета обняла Медею и сказала:

— Я уверена, что ты с ним будешь очень счастлива, ибо, хотя Ясон — не такой добродушный или уступчивый мужчина, как мой Алкиной, все же ты — явно умнее меня, и таким образом — подходящая для него пара. Конечно, Ясон еще молод, и со временем, я не сомневаюсь, станет справедливым правителем и разумным супругом. Я должна тебе признаться, что нахожу брак удивительным установлением — не могу себе вообразить, как наши бабушки устраивали свои дела прежде чем так стало принято, когда мужчины были для них всего лишь случайными возлюбленными, и женщинам не на кого было положиться, кроме как на себя. Теперь у нас, жен, — вся настоящая власть, очень малая часть ответственности и море удовольствия. Я, конечно, поклоняюсь втайне Триединой Богине, но не могу прикидываться, будто я не благодарна Зевсу за то, что сделал ее своей женой.

Медея улыбнулась Арете сквозь слезы, а та все трещала:

— Милое дитя, как я тебе завидую, у тебя впереди — брачная ночь. Кажется, еще только вчера нас с моим дорогим Алкиноем осыпали анисом, и мы вкусили засахаренной айвы и впервые поцеловались под многоцветным свадебным балдахином, который приготовила для меня моя дорогая матушка. И как чудесно пахла жимолость в ту ночь. Поверь мне, моя дорогая, восторг первых объятий потом не повторяется; никогда не забывается, но не повторяется. Ах, какие невыразимо дивные радости тебя ждут!