Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

вы не были размещены в «самом Храме».

— Заверяю вас, ваше святейшество, что мы не почувствовали никакого оскорбления, — сказал Стейнейр. — В конце концов, мы раскольники. Уверен, что было бы очень огорчительно для многих верующих мирян — и довольно многих ваших викариев, если на то пошло, — если бы нам выделили жилье внутри Храма, к тому же мы не могли чувствовать себя более комфортно, чем в помещениях, которые вы нам предоставили.

— Ценю ваше понимание, ваше преосвященство, — сказал Тимити Робейр. — И это не что иное, как то, чего я ожидал от вас, учитывая вашу репутацию и переписку, которую я имел честь поддерживать с вами как канцлер Матери-Церкви. Несмотря на это, извинения были уместны. Первоначальные назначения жилья были сделаны епископом Ражиром в протокольном управлении. Он хороший человек, и я искренне верю, что в своем собственном сердце и разуме он полностью разделяет веру в то, что все Божьи дети просто должны снова научиться ладить друг с другом. Но ему пришлось столкнуться с некоторыми… интересными ограничениями, и как простой исполняющий обязанности великого викария, я не осмелился отменить его решение. Все это правда, но без учета того незначительного факта, как я думаю, что мои нервы немного сдали. Знаю, что сделал бы великий викарий — я имею в виду великого викария Робейра, и сожалею, что начал свое собственное великое викариатство с момента слабости.

— Вы можете назвать это моментом слабости, если хотите, ваше святейшество, но думаю, что этот термин слишком суров. — Тон Стейнейра был безмятежным, когда он мягко поправил главу Церкви Лэнгхорна на земле. — В Писании может быть сказано, что великий викарий говорит с непогрешимым словом Божьим с трона Лэнгхорна, но любое прочтение Комментариев убеждает нас в том, что в других обстоятельствах ему позволено совершать ошибки или даже, как в этом случае, соглашаться с прагматическими аспектами нашей беспрецедентной ситуации. Честно говоря, я думаю, что епископ Ражир поступил мудро. Уверен, что вы вызвали достаточно шума в викариате, когда вообще пригласили меня присутствовать на вашем возвышении!

— Без сомнения, вызвал. — Тимити Робейр откинулся на спинку стула, его голубые глаза были полны решимости. — С другой стороны, великий викарий Робейр несколько раз говорил мне, что одним из его сожалений было то, что он не смог пригласить вас на свое возвышение. Я решил, что это было единственное сожаление, которое я не собирался принимать во внимание. И что еще более важно, я действительно думал об этих прагматических аспектах нашей беспрецедентной ситуации. Боюсь, я воспользовался вашим приглашением, чтобы отправить сообщение.

— Конечно, вы это сделали. — Стейнейр мягко усмехнулся. — Ваше святейшество, я столько лет переписывался с вами, чтобы понять, почему Робейр Дючейрн выбрал «простого солдата» своим канцлером. И хотя уверен, что вы испытывали более чем некоторые угрызения совести, когда ваше имя было выдвинуто в качестве его преемника, я искренне не могу представить никого, кого он был бы более доволен видеть сидящим в вашем кресле.

— Надеюсь, что вы правы насчет этого, — серьезно сказал Тимити Робейр. — И надеюсь, что Бог будет говорить со мной так же ясно и недвусмысленно, как Он говорил с великим викарием Робейром. И что я буду слушать так же хорошо, как и он, если уж на то пошло. Его смерть оставила огромную дыру. Пытаться заполнить ее — это… непростая задача.

— Уверен. — Стейнейр кивнул. Он также воздержался от указания на то, что выбор Тимити Робейром имен после принятия им скипетра сам по себе был посланием. Он был всего лишь третьим великим викарием в истории Церкви Ожидания Господнего, занявшим трон Лэнгхорна с более чем одним именем, и, как и оба других великих викария, он сделал это, чтобы подчеркнуть свою решимость продолжать политику своего непосредственного предшественника.

— Не буду лгать вам, ваше преосвященство, — продолжил Тимити Робейр. — Есть много викариев, которые продолжают питать сомнения по поводу статуса Церкви Чариса и ее отношений с Матерью-Церковью. Викарий Жироми, один из моих самых ценных помощников, является одним из них, хотя его оговорки значительно слабее, чем у некоторых других викариев. Если уж на то пошло, даже у меня есть некоторые сомнения. Уверен, вы поймете, когда я скажу, что раскол среди детей Божьих никогда не может быть хорошим, какими бы искренними ни были те, кто находится по обе стороны этого раскола.

— Раскол может вызывать сожаление, ваше святейшество, — спокойно ответил Стейнейр, — но иногда он также может быть необходим. Без раскола между Чарисом и Зионом извращение Жэспаром Клинтаном всего, для чего была создана Мать-Церковь, продолжалось бы безостановочно. — Он спокойно встретил взгляд Тимити Робейра. — И жестокость джихада и особенно… эксцессы инквизиции Клинтана сделали невозможным исцеление этого раскола к тому времени, когда орудия наконец снова замолчали. Мы можем пожалеть об этом. Мы можем плакать из-за этого, и иногда я именно так и поступаю. И все же, несмотря на любое сожаление, которое мы все можем испытывать, я не вижу никакого способа исцелить это в настоящее время, независимо от того, насколько искренней может быть вера с обеих сторон.

— Я тоже, — признался Тимити Робейр. — После переписки с вами, а теперь и личной встречи мне стало легче понять степень морального авторитета, которым вы обладаете в Церкви Чариса. Если бы кто-нибудь мог исцелить раскол, то, вероятно, это были бы вы, но это превысило бы даже вашу власть в Чарисе. И очень боюсь, что если бы я провозгласил с трона Лэнгхорна раскол исцеленным, это подтвердило бы точку зрения, которую вы высказывали не раз. Писание говорит нам, что великий викарий говорит безошибочно только тогда, когда он говорит в соответствии со словом Писания и когда его касается дух Божий. До сих пор я не нашел в Писании ничего, что оправдывало бы раскол, но я не нахожу в духе Божьем ничего, что оправдывало бы любые усилия с моей стороны заставить Чарис вернуться в лоно церкви. Конечно, исход джихада, похоже, указывает на то, что это было не то, что Он имел в виду, и кто я такой, чтобы спорить с Ним?