Жизнь моя - Мишель Пейвер

о том, как правильно помечать находки. Он вспоминал, как наблюдал за работой Антонии. Он вспоминал, едва дыша, осторожные движения ее кисти, словно она прорисовывала грани черепков клеем. Мягкую точность, с которой она подбирала каждый кусочек. Он не хотел, чтобы это кончалось.

Он резко повернул назад.

Кухонный стол лишился ножки и был прислонен к стене. Черт возьми, Антония, ты не должна была пытаться сделать это сама. А если бы стол перевернулся? Считаешь себя неуязвимой? Или забыла, как просить о помощи?

На место стола она притащила, неизвестно как, тяжелую столешницу, казавшуюся очень древней. В отличие от хаоса в остальной части кухни, письменный стол был оазисом порядка. Два старых вязаных покрывала были аккуратно сложены на спинке стула, возможно, служа гарантией того, что она не замерзла до смерти. Стопки книг и папок разложены бок о бок, согласно тематике. «Перузинская война. Причины и следствия». «Inventaire des mosaïques de la Gaule», «Römische Staatsverwaltung», «Анемия. Возвращение», «Ум лошади», «Пони — какие они?», «Выбираем лошадь для ребенка».

Он взял книжку про пони и листал главу «Психология лошади», когда вошла Антония. Она стояла в дверях с маской изумления на лице. Она была закутана в два жакета, темно-синий шарф, обмотанный вокруг шеи, выглядел словно несколько надетых друг на друга свитеров. Лицо ее стало еще тоньше, с тех пор как они виделись в прошлый раз, а веки слегка покраснели, как будто она плакала, хотя, возможно, это было следствие анемии.

— Я стучал, — произнес он, все еще держа в руке книгу. — Я увидел свет и подумал, что ты где-то поблизости. И решил подождать.

Она закрыла дверь и прислонилась к ней.

Он спросил, как долго нет отопления.

— Ну… примерно с ночи вторника. Что-то не в порядке с бойлером.

Два дня? Она два дня без отопления?

Вероятно, она что-то заметила по его лицу, поскольку сказала, будто оправдываясь:

— У меня есть бутылка с горячей водой.

Он проигнорировал это.

— Если хочешь, я взгляну на бойлер.

Она покачала головой:

— Спасибо. Должны приехать из Мазеранса.

Он опять забыл, как она не любила просить о помощи. Когда Джулиан смущенно признался в том, что сам он назвал «маленьким планом» Дебры по покупке мельницы, Патрик провел у телефона всю субботу, надеясь, что Антония обратится к нему и попросит о помощи. Она не попросила, и он проклинал себя за глупость. Он должен был это предвидеть. Она всегда была независимой. И, в каком бы отчаянном положении она ни оказалась, она вряд ли обратилась бы к нему.

— Я думала, что ты в Лондоне, в связи с этим судом, — сказала она.

— Я ненадолго. Приехал сегодня утром. Завтра улетаю обратно.

Она кивнула, разматывая свой шарф и освобождая карманы от блокнота, карандаша и двух печеных картофелин. Она поймала его взгляд.

— Я где-то читала об этом. И знаешь, действительно помогает согреть руки. К тому же потом их можно съесть. Кофе будешь?

— Конечно, — он сел на стул.

— Не могу припомнить, ты пьешь черный? Не думаю, что здесь есть молоко.

— Черный? Прекрасно! — Он оглядел забрызганные стены. — Это что за Джексон Поллок?

— А, это… Это три дня назад… Я вышла из себя.

Он подождал, но она не стала развивать тему. В этом не было необходимости. После того как Дебра выкинула свой трюк, она, Антония, должно быть, здорово вышла из себя.

Пока они ждали, когда закипит чайник, повисло неловкое молчание. Антония стояла спиной к плите, разглядывая пол.

«Как она может жить в такой обстановке? — подумал он. — Она здесь сколько? Недели три-четыре? Как она смогла так долго продержаться?»

Он спросил ее о книжках про пони, и она объяснила, что позаимствовала их у дочери подруги. Он догадался, что это имеет какое-то отношение к Ипполиту.

— Что, стараешься узнать своего врага?

— Что-то вроде того. Меня бесит, что я всякий раз пугаюсь, видя его. Я подумала, что, возможно, если б я лучше его понимала… — Она пожала плечами.

Как это похоже на Антонию: заниматься проблемой, читая о ней. Она, вероятно, знает все о развитии отношений человека и лошади в течение веков, но не может набраться смелости и погладить лошадь по носу.

Она покусала губу.

— Я знаю, как это выглядит. Все та же прежняя Антония. Живет воображением и боится выйти из практичности.

— Все та же прежняя Антония, — повторил он ровно.

Она кинула на него взгляд.

Чайник вскипел, и она насыпала растворимый кофе в две пластиковые кружки, на которых еще были ценники. Она передала ему кружку и пододвинула стул.

Он сказал:

— Джулиан говорил мне, что Дебра покупает мельницу.

Она повертела кружку в руках.

— Знаешь, — тихо сказала она, — я никогда не догадывалась, что у Дебры столь развито чувство юмора.

— Что ты имеешь в виду?

— Договор вступает в силу в полночь 23 марта.

— Не понимаю.

— Двадцать четвертое марта — римский День Крови. Одно из главных празднеств богини Матери. И в этот день Кассий покончил с собой.

Она бросила на него взгляд, и он в испуге заметил, что в глазах у нее блестят слезы.

Она улыбнулась ему жалкой улыбкой.

— Каким нелепым все это должно казаться тебе! Слишком далеко от борьбы за транснациональные корпорации. Но в месте, вроде этого, сталкиваешься с подобным. Вернее, я сталкиваюсь.

С этим может столкнуться каждый, хотелось заметить ему, если запираться в развалинах и забывать поесть. Но она выглядела так, что именно сейчас нельзя было ей этого говорить.

— День Крови, — повторил он. — Не думаю, что Дебра знает что-нибудь о подобных вещах.

— О, я уверена, что она не знает, это простое совпадение. Но все же довольно странное, тебе не кажется? Вполне достаточное, чтобы заставить тебя поверить в Судьбу.

Он больше не мог это слушать.

— Антония, что ты здесь делаешь?

Она моргнула.

— Перузинская война? — продолжал он. — Как она поможет тебе найти кантарос?

— Да никак. Ох, я ведь забыла. С тех пор как мы виделись в последний раз, я в некотором роде сменила задачу.

Он ждал продолжения.

— Я пытаюсь отгадать загадку.

— Какую загадку?

Она развела руки:

— Загадку Кассия.

— Загадку Кассия?

— Конечно. — Она сказала это так, словно никакой иной не существовало.

— Постой, дай соображу. Ты что, пытаешься разгадать загадку, которой две тысячи лет и которая заводила в тупик лучших ученых на протяжении веков?

— Да, но не думаю, чтобы они оценивали…

— Все самостоятельно, в этой жуткой старой развалюхе, без необходимых средств и без отопления. Вот что ты пытаешься сделать!

На ее щеках появились два пятна. Она