Жизнь моя - Мишель Пейвер

ведь сможешь договориться с кем-нибудь из деревни?

Она ответила глухим смешком:

— Я уже интересовалась. В гостинице нет мест. Думаю, они просто боятся злой ведьмы из Лез Лимоньерс. И кто их за это осудит?

Он захлопнул папку.

— Ладно, одно известно наверняка: ночью здесь оставаться нельзя.

Она открыла рот возразить ему, но он не дал.

— Взгляни, Антония, ведь это руины.

— Я привыкла.

— Перестань! Здесь нет отопления, водопровод не работает, того и гляди электричество отключат.

— Я же тебе говорила, я вызвала…

— Должны приехать из Мазеранса. Знаю. Когда именно? Когда до мастера дойдет, что отсюда съезжают?

Она ничего не ответила.

— Послушай, выход есть. Поживи в моем доме.

Она вскочила на ноги.

— Что за нелепая мысль!

— Прекрасная мысль! Я проведу вечер с Джулианом и Моджи. Я скажу им, что мой факс сломался. А ты перебирайся туда прямо сейчас.

— Но как же Дебра? — спросила она сердито. — Вообрази, что она скажет. Не говоря уж о Нериссе!

— Я все устрою. Послушай, я не могу вернуться в Лондон, зная, что ты сидишь в этой дыре, в то время как в пятистах ярдах от тебя пустует теплый, сухой дом. — Он замолчал. — Ну же, Антония, рассуждай здраво. Скажи «да».

Внезапно она почувствовала, что бессильна.

— Значит, ты так работаешь со свидетелями? Долбишь, пока они не сдадутся?

Он ответил ей кривой улыбкой:

— Это не очень тонко, зато эффективно.

Она смотрела в пол. Все это было неправильно по тысяче причин. Во-первых, он явно приуменьшал последствия ее появления в его доме. Если Дебра узнает об этом, возможно, она тут же порвет с ним отношения, а это существенным образом скажется на его карьере. Но если и этого недостаточно, то как же с Нериссой?

Нет, Дебра права в одном: все идет своим чередом, и он не заслуживает быть потопленным. Он добился успеха в чрезвычайно сложной карьере. Какое она имеет право врываться в его жизнь? Безнадежно испортить его перспективы, внести диссонанс в отношения с женщиной, на которой он собирается жениться?

А что касается ее собственных интересов? Каково это — жить в его доме, доме, который он делит с Нериссой, и спокойно заниматься работой.

Она сказала «да».

Глава 29

«Сначала отбить рыбу», — загадочно гласил рецепт.

Моджи с сомнением смотрела на куски тюрбо, размораживающиеся на столе.

«Немного подержать на пару, затем отложить, и, пока рыба остывает, довести до кипения сливки, чтобы приготовить заправку для соуса…»

Она закусила губу. Ей хотелось, чтобы ланч удался, но чувство было такое, что рыбные кнели все равно не получатся.

Наверху отворилась дверь гостиной. Она услышала, как Патрик с отцом спускаются вниз. Патрик рассказывал какой-то анекдот. Соли она не уловила, так как все потонуло в довольном ржании Джулиана.

Она подумала: вот идут два человека, которых я люблю больше всех на свете.

Патрик неожиданно появился накануне днем и, к их великому ликованию, сообщил, что вынужден был остаться в Лез Лимоньерс, поскольку его факс начал барахлить.

— Оставайся на весь уик-энд, — убеждал его отец за завтраком. — Ну же, старина! Сегодня пятница, в город возвращаться нет смысла. Работать можно и здесь.

И Патрик остался.

«Так должно быть всегда», — подумала Моджи.

А почему нет? Почему бы не остаться здесь навсегда, втроем. Патрик и папа могли бы летать в Лондон на заседания, а она бы заботилась о них. Она бы жила здесь безвыездно. А мама могла бы жить в Лондоне и работать. Может быть, она приезжала бы к ним с визитами, если бы получалось со временем, а она, Моджи, встречала бы ее в аэропорту на собственной машине.

Моджи представила себя во главе стола, освещенного свечами. Она — стройна и миловидна, а ее джинсы сидят так свободно, что кулак проходит. Патрик наполняет бокал шампанским и смеется чему-то, сказанному ей. Мама шепчет: «Дорогая, твои кнели восхитительны, ты должна дать мне рецепт перед моим отъездом в Лондон». А Нерисса просто исчезает, потому что признает наконец что никогда не сможет конкурировать с теми необыкновенными отношениями, которые сложились между Патриком и Моджи.

Джулиан вошел в кухню, пробуждая ее от грез. Улыбнувшись, он открыл холодильник, чтобы достать бутылку вина к ланчу. Патрик подошел к стойке и взял книгу рецептов, его темные волосы упали на лоб, как она любила.

«Алые жабры, — прочел он вслух, — блестящая чешуя и глаза навыкате свидетельствуют о том, что рыба свежая». Он взглянул на белые кусочки и покачал головой. — Похоже, у тебя проблемы.

Она хихикнула.

— Думаю, вместо этого можно сделать сандвичи. Пойдет?

— Для меня — прекрасно, — сказал Джулиан, наполняя бокалы до краев Côtes de Roussillon. Патрик, что ты делаешь в холодильнике?

— Беру «перье». Не желаете бутылочку?

— Честно говоря, не хочу. Сделай милость, выбирай правильные напитки.

— Спасибо, но сегодня я должен…

— Работать?! — дружно воскликнули Моджи и ее отец.

— Я настолько предсказуем?

— Безнадежно, — сказал Джулиан, подавая ему бокал.

Моджи, сияя, поднялась за стойку.

Прошлой ночью, зная, что Патрик через две двери от нее по коридору, она хорошо спала до утра, без кошмаров. Впервые после приезда Антонии, не было ни Хайгейтского кладбища, ни трепещущих голубей, ни ужаса, скрывающегося в подземной комнате.

«Все будет хорошо, — сказала она себе. — Через несколько дней мама станет хозяйкой мельницы, и Антония вынуждена будет уехать».

При мысли об Антонии внутри нее все сжалось. Ей нравилась Антония, и от того, что она желала ее отъезда, ей было скверно. Но это ничего не значит. Антония должна уехать. Так будет лучше для всех. Патрик будет счастливей, чем все эти годы.

Она сделала большой глоток вина. Все будет хорошо.

Патрик достал из холодильника бутылку «перье» и вопрошающе взглянул на нее.

— Хочешь немного этого?

Она кивнула и дала ему два бокала с полки, чувствуя себя крутой и искушенной, будучи способной читать его мысли:

«Видишь? Мы так хорошо знаем друг друга, что нам не надо слов». Ее сердце наполнилось таким счастьем, что ей стало дурно.

* * *

В десять утра, в пятницу, Антония пробудилась, проспав пятнадцать часов без сновидений. Она лежала на боку, наслаждаясь теплом мягкого пухового одеяла и игрой солнечных лучей на репродукциях Мондриана, на стене. Затем она переместилась в ванную комнату и приняла самую замечательную ванную в своей жизни. Она лежала и делала пальцами пузыри, пахнущие миндалем. В этом ей помогал «Hokusaido Bain Moussant Nutritif» Нериссы, который очищал, кондиционировал и тонизировал ее кожу.

Она знала, что он — Нериссин, поскольку у