Клятва (СИ) - Мария Сакрытина

ненавидел Элизу. Не помню, за что, но ненавидел крепко.

Меня – «троюродного племянника» «булочника» Рэнси – он рассматривал долго. Булочки-

то – «исключительно к столу дорогого графа, всё как он любит» – он сразу сожрал. А меня

осмотрел, как дорогого коня.

А я очередной раз вспомнил, что не люблю лордов – если они не на «поводке» и без

«намордника», как нынче у нас в Мальтии.

- Джер, значит, - раз пять повторил он моё придуманное имя.

И я раз пять его поправил:

- Джереми.

- А ты знаешь, Джер, чародейка таких, как ты, любит, - задумчиво протянул граф, обходя

вокруг меня.

«Каких?» хотел спросить я, но сдержался. Арий предупреждал о зеркалах – нечего судьбу

испытывать. Тем более, что Витторий и сам ответил:

- Высокий, статный, молодой, даже цвет глаз и волос, как у большинства её любовников.

Если я приведу тебя во дворец во время Лунного бала, незамеченным не останешься…

Скажи-ка, Рэнси, а ты очень дорожишь своим, хе-хе, племянником, - и этак со значением

меня за подбородок вздёргивает.

Я его запястье сжал – несильно, но тоже со значением.

- Не знаю, как «дядя», а я собой очень дорожу. К чему вы, граф?

- Что, племянничек, тебе мальтицы недостаточно платят, чтобы геройствовать? –

усмехнулся Витторий. – А придётся. Видишь ли, замок Дар неприступен, а отравить или

караулить её в спальне пробовали ещё мои предшественники. Никто, как понимаешь, не

выжил. Поэтому нужно, чтобы она подпустила тебя поближе…

- А остальных она, что, ближе не подпускала? – не выдержал я. План был слишком

простым и, на мой взгляд, слишком глупым.

- Подпускала, - улыбнулся Витторий, - и они были настолько нетерпеливы, что пытались

убить её сразу. Ты же не станешь, не так ли? Ненавидишь нашу Северянку, а,

племянничек?

Мне с каждой минутой всё сильнее хотелось раскрасить ему физиономию.

- Нет.

Граф засмеялся – как хорошей шутке.

- Ну-ну. Неважно – только не тащи с собой кинжалы, мечи и прочее, они тебе всё равно не

помогут. И дождись, чтобы она пригласила тебя на второе свидание. А там ты подсыплешь

ей совсем безобидный порошок и можешь уходить со спокойным сердцем – ты своё дело

выполнил. Мальтийцы тебе, уверен, хорошо заплатят.

«А ты заплатишь перерезанным горлом», - подумал я, глядя на его ухмыляющуюся и,

бездна забери, всё ещё целую физиономию. А вслух только поинтересовался:

- Яд, что ли? – и чем тогда его план отличался от предыдущих? Нет, зря мы на этого

фаворита надеялись. Про Проклятую-то армию он настучал, но, похоже, такой же дурень, как и остальные. И не жилец.

- Ну что ты, милый, - рассмеялся граф, - какой яд. Просто одна травка.

И пока я не пригрозил, что б искали другого любовника своей чародейке, он отказывался

сказать, что ж за травка такая.

- Она лишит Северянку силы. Ненадолго, дня на два, если сможешь скормить ей всё. Но

нам хватит, чтобы её убить.

Причём граф в эту свою мифическую травку явно верил – в отличие от меня. Если бы всё

было так просто, почему за всю историю никто не кормил этими «травками» чародеев во

время воин?

С другой стороны, это было хоть что-то – у меня и такого плана не имелось. Оказаться

рядом с Элизой без помощи этого индюка-графа будет намного сложнее.

Так что в рекордные сроки я из троюродного племянника булочника заделался

троюродным племянником графа Виттория. Учитывая, что до этого меня видело, по-

моему, полстолицы, план трещал по швам ещё в начале. Но граф уверял, что так даже

лучше.

«Королева отлично знает, что я доношу Мальтии и понимает, что племянников у меня нет

и быть не может, коль она оставила меня сиротой. Грубая ложь не вызовет у неё

подозрений». Пожалуй, да, если королева была об этом Витторе такого же мнения, как и я.

Так или иначе, а во дворец я попал. Расфуфыренный, как павлин – половину камней и

финтифлюшек пришлось поснимать в карете и раздать лакеям. Слишком безвкусно и

вульгарно. Жаль, что пижмы с блондами было никак не содрать.

Королевский фаворит был со мной в корне не согласен. «Да улыбнись ты, мальчишка, что

ты как на похоронах? У-лы-бай-ся. Да, как я. Ты, что, девушек никогда не обольщал? О, Девятка, почему у тебя голые пальцы, куда ты дел перстни? Неужели успел украсть?»

Хвала богам, что где-то в тот момент приехала королева со свитой, иначе я точно бы с

этим боровом что-нибудь сделал, о чём бы потом пожалел.

Этикет Западного двора не слишком отличался от нашего – разве что во время поклона

свободную руку здесь принято прятать за спину. Наверное, чтобы было удобнее потом

бить исподтишка. Да, и королеве здесь кланяются ниже и ждут позволения выпрямиться

несколько дольше, чем у нас.

Хелению я почти не рассмотрел. Строгая блондинка, выглядящая намного моложе её

шестидесяти – наверняка планирует повторить судьбу короля Овидия. Жёсткая, голос

грубый, формы маленькие – грудь, наверное, Витторий долго в корсете ищет…

Элиза была в строгом платье, которое ей совершенно не шло – в чёрном с головы до пят.

Чопорно, холодно, лаконично. С таким же успехом она могла бы повесить на грудь

табличку «Не подходи, убью». Это совершенно не вязалось с моими воспоминаниями о

ней.

«Да улыбайся же ты, идиот», - шипел на ухо улыбчивый Витторий, пока не занял место

подле своей королевы во время первого танца. А я так и остался стоять – чёрная фигура

чародейки затерялась где-то среди теней трона. Мне нужно было её найти – Витетторий

прав, если сама не подойдёт, придётся мне. Но я точно окаменел – мне не хотелось

смотреть на неё, мне не хотелось снова видеть её направленный в никуда взгляд, с

которым она шла за своей королевой. Наверное, потому что в её взгляде я видел отголосок

того, что чувствовал сам – одиночества, лжи и безмерной усталости. Только я это скрывал

– перед Валерием, перед двором и солдатами, развлекаясь с хорошенькими дамочками на

одну ночь. А Элиза, похоже, жила только этим.

- Ланс? – неуверенно произнёс тихий голос у меня за спиной, и я резко обернулся.

Она стояла рядом, такая же маленькая, такая же хрупкая и – бездна забери – такая же

красивая, несмотря на несуразное, уродливое платье. Синие глаза глянули в упор – как

смотрел на меня когда-то её волк: тоскливо и с просьбой, которую он, понятное дело, не

мог выразить словами.