Елена Троянская - Маргарет Джордж

Едва за троянцами закрылись городские ворота, как в долине показались греки: им словно не терпелось увидеть Трою. Наши высокие, отшлифованные стены и мощные ворота встретили их негостеприимно. Им пришлось отступить под градом камней и стрел, выпущенных из башен.

Безрезультатный марш-бросок греков через долину позволил нам своими глазами убедиться, как велика их армия. Она полностью покрыла междуречье и с высоты казалась одеялом, огромным движущимся одеялом. Лязганье доспехов, когда они маршировали, создавало однообразную мелодию.

Среди предводителей я не узнала ни одного знакомого лица. Правда, шлемы мешали разглядеть их как следует. В доспехах все мужчины похожи друг на друга.

XLIII

Война. Война началась. Как ни ужасно звучат эти слова, но в комнатах дворца, среди безделушек и забав мирного времени: лир, зеркал, игровых досок из слоновой кости — они не пугали. За стенами же дворца улицы полнились грозными приметами войны: на каждом шагу встречались не только воины в доспехах, но и мальчишки с грудами стрел в корзинах, ослики, упирающиеся под тяжестью камней, предназначенных для метания со стен крепости. Женщины спешили к безопасным южным воротам, чтобы постирать белье в речке за городом, пока еще не поздно. Хозяева лошадей вели животных к источнику на водопой, чтобы напоить их вдоволь, перед тем как запереть в загонах, за ограждением Нижнего города. Воины смотрели в прорези для глаз, а на гребнях их шлемов развевались лошадиные хвосты.

Настроение у троянцев было самым дерзким. Троянцы восхваляли мощь своих стен — самых прочных и высоких в мире, как они говорили — и отвагу своих воинов.

Мысль о том, что множество молодых людей обречено лишиться жизни, наполняла меня ужасом. Как-то раз я высказала свою печаль по этому поводу, и Деифоб рассмеялся в своей обычной презрительной манере.

— Ты слишком много печешься о людях и мало — об армии. Армии нужна победа. Отдельный солдат ничего не значит.

— Но если народ собирает армию, он должен заботиться о жизни людей.

— Может, и должен. Но не будет. Ты выбрала неподходящее время для нежных чувств, моя госпожа. Ты все это устроила — теперь наслаждайся. То, чего не можешь изменить, нужно принимать.

Он коснулся рукой своего шлема. Его лицо было заключено в бронзу, только твердые губы виднелись внизу.

— Я бы сделала все, чтобы остановить кровопролитие. Но какой-то невидимый враг мешает мне.

Он рассмеялся опять, и его смех странным эхом отразился от бронзового забрала.

— О Елена, не пытайся снять с себя вину. Жаль только, что ты выбрала Париса. Но на свете нет ничего постоянного, а уж женщины…

Он поправил ремешок под подбородком.

Я отвернулась, ибо не могла найти слов. И можно ли на подобное оскорбление дать умный ответ?

Троянская долина оставалась безлюдной. После той первой вылазки, когда они напрасно потеряли столько людей, греки под стенами Трои не появлялись.

Столь основательно укрепленный город трудно взять приступом. Агамемнон, которого в Микенах тоже надежно защищали стены, знал это лучше, чем кто-либо. Ему следовало напрячь свой ум, найти слабое место в собственной обороне в Микенах, а потом применить этот план действий в Трое.

В активности троянцев наступила пауза, поскольку враг словно испарился. Наши разведчики сообщали, что греки выстроили корабли рядами, вытащив их на берег, закрепив якорями и канатами. Несколько разведчиков успешно внедрилось в самую гущу греков. Ожидала засылки партия подготовленных Геланором проституток. Он считал, что нужно дать грекам как следует изголодаться по женскому телу, а уж потом сделать им такой подарок.

— Они рыщут по побережью, — докладывал один из разведчиков. — Корабли расставлены в особом порядке. На одном конце находится Ахилл, на другом — здоровый громила по имени Аякс, а парень по имени Одиссей в середине.

— Они являются подлинными командирами, — сказал Приам. — А где же главнокомандующий Агамемнон? И его брат Менелай?

— Разместились где-то. Но ты прав, царь. Похоже, главную роль играют эти трое — Ахилл, Одиссей и Аякс. Ахилл считается воином непревзойденной доблести, Одиссей славится умом и хитростью, Аякс же просто великан.

Ахилл! Но ведь я встретила его на Скиросе, переодетого в женское платье. Как мог он оказаться возле Трои?

— Неужели Ахилл такой уж великий воин? — воскликнула я. — А что касается двух других, то Аякс туп, как бревно, а Одиссей предпочитает хитрость мечу.

— Ахилла все восхваляют как героя, — возразил разведчик. — А почему уж они так решили — не знаю.

— Я кое-что слышал о нем, — произнес Приам. — Говорят, его мать — богиня. Нам, троянцам, некого противопоставить ему. Все мы смертные, рождены от земного отца и земной матери.

— Это значит, тем больше чести будет победить его, — сказал Гектор, входя в комнату и оглядывая нас. — Судачите, как старухи у колодца?

Он сорвал шлем с головы и швырнул в угол. Тот упал со звоном, словно возмущаясь.

— Я не придаю большого значения слухам о том, что у кого-то мать — богиня. Ведь боги на Олимпе договорились, что не будут помогать своим отпрыскам, чтобы не влиять на их судьбу. Так какая разница? — Гектор звонко рассмеялся. — Наступит день, и сын человека сойдется в схватке с сыном богини. Мы не тешим себя надеждой на то, что боги нас спасут, поэтому бьемся на пределе сил.

Мы с Парисом вернулись к себе во дворец, и тут явился посыльный от Антенора с приглашением прийти к нему. Дом Антенора находился на середине склона: красивое здание с решетками на окнах. Внутри было много воздуха и простора, а мебели мало. Хозяин встретил нас и провел в небольшую комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Он поправил брошь на плече, чтобы складки плаща легли в идеальном порядке, хоть это было излишне: выглядел он, как всегда, безупречно. Но внешний вид являлся предметом его постоянных забот: ему льстила слава самого изысканного человека в Трое.

— Дорогие царевич и царевна, — заговорил он. — Наконец-то я вижу ваши лица, которые так хотели увидеть и Менелай с Одиссеем.

— Но вы же знаете, нашей встрече специально помешали! — воскликнула я.

Антенор подошел ближе и понизил голос до шепота.

— И все же они кое-что оставили для тебя.

Он вынул маленькую шкатулку и протянул ее мне.

— Это не представляет опасности. Я проверил.

Я медленно приподняла резную крышку. Внутри лежало украшение: камень темно-красного цвета в блестящей золотой оправе. Его можно было носить как брошь либо как подвеску, на золотой цепочке. Я провела пальцем по гладкому камню.

— Менелай просил передать тебе, — пояснил Антенор. — Он хотел, чтобы эта вещь была у тебя.

Странность этого поступка поразила меня. Почему Менелай дарит мне украшение, после того как обвинил в том, что я обокрала его? К тому же украшение было не во вкусе Менелая: он ценил тяжелые, массивные вещи.

Возможно, подарок означает, что его сердце не до конца озлоблено против меня? И за этим стоит надежда, желание подать знак, ожидание встречи?

Я вынула брошь из коробки, но Парис сжал мое запястье.

— Не смей надевать! Даже не прикасайся к нему! Оно может быть отравлено. Или проклято.

Медленно я опустила украшение обратно. Предположение было неприятно, но нужно соблюдать осторожность.

— Что именно он сказал, когда передавал брошь? — спросила я Антенора.

Антенор пригладил серебристо-седые волосы.

— Он сказал сдавленным голосом: «А это Елене, моей жене, чтобы она узнала цену своей любви».

— Тем более нельзя надевать его! — сказал Парис. — Менелай пытается вернуть тебя тайно, с помощью этой… этой штуки.

— Не может быть!

Эта брошка в маленькой шкатулке выглядела такой крошечной по сравнению с несметными богатствами Трои, что я растрогалась, но взяла себя в руки.

— Как он? — спросила я Антенора. — Как он выглядел?

Это меня волновало гораздо больше, чем подарок.

— Измученным и изнуренным, — ответил Антенор, словно желая сказать «Его сердце разбито». — Он все время смотрел на дверь, ожидая тебя. Когда ты не появилась, а посыльные сообщили, что нигде не могут тебя найти, он сломался.

— Что значит «сломался»? — потребовал уточнить Парис.

— Он на глазах становился меньше ростом. Скоро он был не выше Одиссея.

Эти слова причиняли мне боль. Снова взыграла ненависть к злодею, который запер меня в колодце.

— Я должна с ним поговорить! — вырвалось у меня. — Я все объясню… Я пойду к нему в лагерь…

— Ни в коем случае! — крикнули одновременно Парис с Антенором.

Антенор продолжал:

— Время для разговоров миновало. Даже если Менелай захватит тебя и уплывет с тобой в Грецию, остальные греки не последуют за ним. Они останутся здесь и будут атаковать Трою. Не зря же они проделали такой долгий путь. Прости, моя госпожа, я не думаю сейчас, что они сделали это ради тебя. Менелай будет вполне удовлетворен твоим возвращением, остальные же — нет. На эту экспедицию истрачено слишком много денег. Греки хотят их возместить.