Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

всегда отличалась своенравностью, Ребекка, я помню. — Он рассмеялся, и ей показалось, будто солнце заслонили холодные черные тучи. — Я выбрал удачное время для возвращения, не правда ли? Брачный сезон уже вот-вот начнется... а в этот период между кротами часто вспыхивают схватки... сама понимаешь. Пожалуй, я пойду и выясню, как обстоят дела в системе, которую вы так долго и старательно обустраивали... — Он прищурился, глаза его блеснули злобой и насмешкой, а затем он повернулся и отправился прочь, двигаясь с проворством, свойственным лишь молодым кротам.

«До чего же он омерзителен»,— подумала Ребекка и изумленно покачала головой. Заслышав шаги приближавшегося к опушке Комфри, она повернулась и двинулась ему навстречу.

— Ребекка, Ре-ребекка,— проговорил он. Заметив, что она приуныла, он тут же начал заикаться. — М-мне встретился крот, который сказал, что ищет т-тебя. Я ответил, что т-ты где-то неподалеку, и я сам т-тебя ищу...

Она кивнула.

— Он н-не понравился мне, Ребекка.

— Да, — сказала она. — Его зовут Рун. В свое время он пытался убить тебя, но ему это не удалось.

— Он мне н-не нравится, — сказал Комфри.

Он встревожился, но не потому, что думал о себе, а потому, что Ребекка, чьим счастьем он дорожил больше всего на свете, приуныла и радость, светившаяся в ее глазах утром, померкла.

❦

На апрельском ветру трепетали желтые цветки медуницы, и Брекену, стоявшему у выхода из туннеля, проложенного на небольшой глубине, в котором он спрятался после того, как выполз из круга Камней, показалось, будто ростки ее успели пробиться из-под земли, покрыться листьями и расцвести за одну ночь.

Он смотрел на них, чувствуя, как теплый ветерок ерошит ему мех, пытаясь понять, где он находится и как долго он пробыл в этом месте. Неужели весна уже в разгаре? Но ведь вроде бы еще вчера земля была покрыта инеем...

Когда Брекен вышел, чтобы снова полюбоваться на них, оказалось, что два цветка уже увяли. Он услышал, как в необычайно ярком синем небе звенит песня жаворонка. Казалось, она звучит весь день, не смолкая ни на закате, ни на рассвете следующего дня. Вот так день проходил за днем, незаметно сливаясь в целые недели, которые стерлись из его памяти, потому что большую часть времени он проводил в бессознательном состоянии. Брекен подолгу спал, а порой выбирался на соседний луг, где ему удавалось отыскать пищу, хотя в почве было много осколков кремня, а потом снова заползал в нору, постоянно ощущая боль, и забывался сном.

Вороны и пустельги то принимались кружить над<( лугом, то улетали прочь, луна и солнце, сменяя друг друга, появлялись на небосклоне, и наконец Брекен пришел в себя и почувствовал, что боль до сих пор . пульсирует в его теле.

Угодив в капкан, он получил сразу две раны — одну в плечо, где кости сустава оказались сломаны, и вторую ’ в грудь, на которой среди меха теперь виднелся шрам. Он возблагодарил Камень, обнаружив, что по-прежнему может владеть правой лапой, но два когтя утратили былую подвижность и слушались его гораздо хуже, чем когти на левой лапе.

Тут Брекен заметил, что увяли еще три цветка медуницы, и понял, что весна подходит к концу. Какие кошмары ему снились, какие дурацкие бессвязные сны! В них он видел самого себя таким, каким ему доводилось бывать в разные времена: трусливым и храбрым, грустным и серьезным, равнодушным и полным любви. Как будто в одном и том же теле умещалось множество кротов с разными характерами. Крот, который покинул Данктон, совсем не походил на того, который прибыл в Аффингтон, а тот, что покинул Аффингтон, сильно отличался от странника, пробиравшегося через Кумер. Но каждый из них стремился отыскать то, о чем Брекен теперь мог думать со спокойной улыбкой, глядя на серые стены своего туннеля и понимая, что реальнее этого нет ничего на свете.

Однажды на рассвете он вошел в круг Камней, чтобы посмотреть, соответствует ли их облик тому, что сохранился в его воспоминаниях. Но нет. Камни как будто стали меньше, чем прежде, и они уже не вибрировали/ излучая свет. Внезапно он заметил, что начинает темнеть, а ведь он пришел туда на заре. Странно... как незаметно прошло столько времени.

И вот настал день, когда он проснулся, провел когтями по земле и почувствовал, какие замечательные, ловкие и сильные у него лапы. Один взмах — и вот земля впереди уже раздалась, осыпаясь комками, второй — и он уже отгреб ее назад. Боль в теле еще ощущалась, но переполнявшие его силы заставляли Брекена двигаться, и каждое движение доставляло ему удовольствие. Прошло несколько часов, прежде чем он понял, что все это игра, и он резвится, как юный кротыш, и тогда впервые с тех пор, как он столкнулся с Когтем, Брекен подумал о Ребекке.

Он произнес ее имя вслух:

— Ребекка!

Ничего не произошло.

Он повторил:

— Ребекка!

Опять ничего. Очень странно. Но тут Брекен понял, что можно сказать «солнечный свет», «земля», «еда», и вслед за этим не произойдет ничего особенного. Просто все это есть на белом свете. И Ребекка тоже. Она есть. «И я есть»,— подумал он.

Никогда в жизни на него не снисходило подобное умиротворение.

Спустя несколько дней ему припомнился совет Медлара: «Вернись в Данктон, ведь там твой родной дом». Брекен не знал, сможет ли он теперь разыскать туда дорогу, и поэтому, когда стемнело, поднялся на поверхность земли, забрался на небольшой холмик и развернулся лицом к востоку. Да, все правильно, он по-прежнему ощущал притяжение большого Камня, стоявшего на вершине холма среди буковых деревьев. «Наверное, на них уже проклюнулись почки», — подумал Брекен.

Пока он стоял там, ему удалось уловить еще какое-то ощущение, и он понял, что ему придется что-то сделать, когда он доберется до тамошних краев, что-то утомительное и малоприятное. Зато потом он сможет шалить и резвиться, как влюбленный в жизнь кротыш, да и разве можно проводить время как-нибудь иначе? Ребекка? Он чувствовал, что она жива, знал, что она откликнулась, когда он попал в беду, хотя как такое могло быть? Он вздохнул и покачал головой. Но какое блаженство, какое умиротворение даровала ему ее любовь, это ощущение ни на миг не покидало его. Вот только если бы не это странное, неприятное чувство...

Он тут же отправился в путь, не задумываясь ни о чем больше, даже не оглянувшись на нору, служившую ему прибежищем все время с тех