Unknown - popovy

— Я бросила работу, — говорит она.

Я в шоке.

— Правда? Думал, она тебе нравилась.

Через неделю после смерти мамы, Кайла оставила свою последнюю работу, ту в Bay Area Weekly. Она думает, они так или иначе собирались уволить ее и это был вопрос времени. Я тоже так думаю. Затем она устроилась штатным автором в местный журнал. К ее удивлению, они взяли ее и помогали освоиться. Это интернет журнал о Северной Калифорнии и я читаю каждую ее статью. У неё действительно есть талант, хоть я и думаю, понадобится время, прежде чем он действительно окупится. Единственный недостаток в том, что ей пришлось согласиться на существенно меньшую зарплату, но Кайла умеет держать удар. Она бросила свою квартиру и съехалась со своим братом Тошио.

— Она мне нравилась, — говорит она. — Но пришло время двигаться дальше. Я получила то, что нужно, опыт. Теперь я хочу получить другой опыт. Последние два дня здесь я обращалась в каждое издание.

— Удачно?

— Завтра у меня собеседование, — говорит она.

— Где? Как они называются? Я посмотрю их.

— Twenty-Four Hours, — говорит она. — Это своего рода ежедневная бесплатная газета.

— Звучит знакомо, — говорю ей.

— Они в каждом крупном городе. Они раздают их на вокзалах.

Я киваю.

—Ах да, я видел. Хорошо для тебя. Зарплата повыше, надеюсь?

— Посмотрим. Надеюсь, ее хватит, чтобы продолжать снимать квартиру. А вообще иногда это больше, чем деньги. — Она замолкает. — Ты где?

— Э-э, вывел собак ненадолго, купил немного продуктов. Сейчас приближаюсь к Фредерик стрит. На улице адски холодно.

— Знаю, — говорит она, и я практически слышу, как она дрожит. — Есть планы на вечер?

— Вообще-то нет. Останусь дома, может посмотрю глупое рождественское кино; раз уж их крутят по телику.

— Ты, определённо, Гринч. Будешь смотреть кино один?

— Ну, я и собаки, ага.

— И к тебе не присоединиться ни одна женщина?

Сглатываю.

— Нет, — мягко говорю я.

— Ты уверен? — спрашивает она.

Я нахмуриваюсь.

— Уверен, я бы помнил, если бы пригласил женщину. Ты все ещё последняя, хм, так или иначе. Теперь моя память не подводит меня. Это лишь я.

Она, кажется, раздумывает над этим, и, клянусь, я слышу вздох облегчения.

— Во что ты одет? — спрашивает она.

— Во что я одет? — ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь. — Ну, этот вопрос я не слышал уже чертовски давно.

— Позволь угадать, — продолжает она. — Твоя старая кожаная куртка. Темно-серые джинсы. Зелёный свитер. Похож немного на норвежский, будто колется. Желтые Тимберленды. О, и чёрные перчатки без пальцев.

Я смотрю вниз на себя, словно забыл, во что одет.

— Это именно то, что на мне надето, — растерянно говорю я ей. — Как ты...

Затем поднимаю глаза и смотрю на свою квартиру через дорогу.

И вижу Кайлу, стоящую на улице.

Пакет с продуктами выпадает из рук.

Мне как-то удаётся удержать телефон и поводки.

Это не может быть она.

Но Эмили начинает взволнованно вилять хвостом, и Кайла поднимает руку, машет мне. Она одета в ярко-фиолетовое пальто, джинсы, ботинки, на голове вязаная шапочка. Она улыбается и убирает телефон от уха.

Я как в тумане иду к ней.

— Твои продукты, — весело кричит она мне.

Словно на автопилоте, я быстро поворачиваюсь и собираю их, а затем марширую к ней. Она не реальна, пока я не смогу почувствовать ее.

Но, чем ближе я подхожу, тем реальней она становится, пока я стою на обочине, совершенно ошарашенный глядя на неё.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, слова уплывают как во сне.

— Я тут подумала, может тебе нужна соседка по комнате? — говорит она, засовывая руки в карманы и с хитрой улыбочкой глядя в сторону.

— Соседка по комнате? — Нахмуриваюсь я.

— Да. Мое собеседование. Если меня возьмут, ну, мне надо будет где-то жить.

Я могу лишь смотреть на неё, моргая, думая что это какая-то шутка

Она прикусывает губу, нахмуриваясь.

— Если ты меня примешь, конечно. Я не виню тебя, если я последний человек, которого ты хочешь видеть.

— Кайла, — нежно говорю я, подходя к ней. Останавливаюсь в шаге от неё, собаки обнюхивают ее ноги. Она улыбается глядя на них вниз, рассеянно поглаживая, затем поднимает взгляд на меня. — Как ты здесь очутилась? — спрашиваю я ее.

— Я тебе говорила, я бросила работу, — говорит она, посылая мне полный надежды взгляд. — Я была готова двигаться дальше. Двигаться дальше от жизни, которой жила последние три месяца. На самом деле, это вообще была не жизнь. Я просто...знаю, следовало сказать тебе по телефону или как-то ещё, но я боялась, понимаешь. Я так боялась, что ты не поверишь мне или скажешь не приезжать. Я так боялась, что этого не произойдёт. Так что я бросила работу и купила билет на самолёт и я просто...надеюсь на лучшее. Потому что на самом деле, я должна сказать это тебе лично.

Я едва могу глотать, во рту так сухо.

— Сказать мне что?

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно я каким-то образом вселяю в неё страх.

— Сказать мне что? — отчаянно спрашиваю я.

Она посылает мне полуулыбку.

— Что я все ещё люблю тебя.

Я наклоняю голову. Я не мог расслышать ее правильно.

Облизывая губы, она продолжает:

— И я знаю, уже может быть слишком поздно, но...я не могла игнорировать это. Знаешь, я ведь пыталась. Да. Я даже ходила на свидание с другим. Думала, может быть это поможет. Свидание длилось минуту, затем я встала и ушла. Я не смогла этого сделать. Не могла даже смотреть на него. Лаклан, ты в прямом смысле разрушил для меня других мужчин. Ни один из них не сравнился с тобой раньше. Ни один из них не сравнится с тобой теперь. Есть лишь ты и только ты.

Мое сердце бьется, словно испуганная птица, но я делаю все, что могу, чтобы сохранить контроль.

— Я не понимаю, — говорю я ей. — Ты все это время знала, что я чувствую. Я продолжал говорить тебе что люблю...пока ты не перестала говорить это в ответ. — Я зажмуриваюсь, вспоминая ожог. — Почему? Разве ты не знаешь, каково это не слышать от тебя эти слова?

Она смотрит в сторону, на лице уязвлённое выражение.

— Я понимаю. Я не знаю. Я была так потеряна, Лаклан, и я все ещё потеряна. Не проходит и дня, чтоб я не думала о маме и о том, как сильно скучаю по ней, как сильно бы хотела вернуть ее обратно, хотя бы на секунду, только бы улыбнуться ей. — Она смотрит вверх, в глазах слезы. — Я пыталась справиться с этим горем, но не могла. Но это не значит, что я переставала любить тебя. Я просто не хотела больше любить тебя. Не хотела, чтоб ты владел моим сердцем. Как я вообще могу забрать его назад, оно уже было такое хрупкое. Было проще простого...запереть это все. Но я ошибалась. Потому что делать вид, что мне все равно, было больнее. И в свою очередь, ты делал то же самое.

— Но это было лишь притворством, — прочищая горло, говорю я. — Я никогда не переставал любить тебя.

Она огорчённо смотрит на меня.

— А почему мы тогда стоим здесь вот так?

— Потому что… — начинаю говорить я.

Но слова замирают у меня на губах. Через секунду она рядом. Берет руками мое лицо и притягивает вниз, пока мой рот не прижимается к ее губам.

Я снова роняю покупки.

И поводки.

И мне все равно. Уверен, собаки уже в пакетах, лопают еду, и мне наплевать.

Я покоряюсь ей, чувствуя тепло и свирепость ее поцелуя. Он уносит меня обратно в прекрасный мир, тот, в котором я никогда не думал, что буду жить снова. Я зарываюсь руками ей в волосы, удерживая голову, пока наши рты сладко двигаются друг напротив друга в медленном, опьяняющем голоде. Не могу поверить, что снова целую ее, снова прикасаюсь к ней, снова чувствую ее.

Не могу поверить, что она все ещё любит меня.

Я должен сделать паузу, я должен дышать, должен знать.

Я отстраняюсь, глядя глубоко в эти искренние карие глаза.

— Ты любишь меня? — шепчу я.

— Я люблю тебя, — шепчет она в ответ, пробегая руками вниз по моим рукам. — Мой прекрасный зверь.

Я так широко улыбаюсь, что мое лицо может навсегда остаться таким.

— Ты меня любишь.

Она смеётся, такая счастливая.

— Да, да. Я люблю тебя. Я не хочу быть нигде, кроме как здесь. Это единственное место, где я должна быть.

Я обнимаю ее, крепко удерживая напротив себя в медвежьем объятии, ее собственные руки скользят вокруг моей талии. Прижимаюсь губами к её макушке и зажмуриваю глаза. Ощущение такое, словно у меня в груди новый рассвет поднимается.

Ещё одно новое начало.

Другая дорога, по которой стоит пойти.

— Давай зайдем внутрь, — спустя минуту говорю я, холод декабря окружает нас. — Согреемся.

Ее глаза хитро мерцают. Прошло столько времени с тех пор, как я видел у нее подобный взгляд. Моя реакция - чистая химия в крови. Я беру ее за руку, открываю дверь и заталкиваю ее и собак внутрь.

Я чувствую себя так, словно времени не осталось.

Что все время, которое прошло, никогда не случалось.

Нужда снова оказаться внутри нее, почувствовать ее кожа к коже, такая затягивающая, такая опьяняюще неотложная, что, когда мы оказываемся в моей квартире - нашей квартире - и дверь за нами закрывается, я тяну ее в спальню.