Ахульго - Шапи Казиев

– Как что – сразу к барьеру тащит.

Граббе на мгновение вспомнил свою неоконченную дуэль с Анрепом и решил отыграться на Аркадии.

– Я его вылечу, – пообещал он.

– Для начала сто ударов шпицрутенами.

– Дворян сечь не велено, – осторожно заметил Пантелеев.

– Тут война, милостивый государь, – отмахнулся Граббе, – а не дворянское собрание.

Остальные удовлетворенно зашумели. Траскин перевел дух. А Лабинцев с Пулло одобрили шпицрутены по иной причине – злым от усталости войскам такое зрелище пришлось бы очень кстати. Тем более что наказывать будут виновника их мучений, который указал отряду неверную дорогу.

Экзекуцию решено было произвести, когда на перевале соберется весь отряд. А до тех пор Аркадия заключили в найденную неподалеку пещеру и приставили караул.

На сбор всего отряда ушло два дня. Как это ни казалось странным, но живительный горный воздух начал творить чудеса. Проделавшие тяжкий путь солдаты являлись на перевал бодрыми, розовощекими и окрепшими. А свое житье в крепостях, среди пустой муштры и гнилого воздуха с назойливыми комарами, вспоминали как сущее наказание.

Тем временем саперы рвали порохом утесы и высекали в скалах дорогу, по которой отряд должен был спуститься к южной подошве хребта.

Граббе торопил строителей. После Ганнибала он успел представить себя и в образе Суворова, тоже переходившего Альпы и сказавшего затем: «Где олень прошел, там и русский солдат пройдет». Граббе находил много общего в своем походе с Итальянским походом Суворова. То же отсутствие карт и тот же каменный мешок, из которого Суворов с таким трудом выбрался, зато получил затем звание генералиссимуса. О том, что к концу похода его генералы ходили оборванными и в дырявых сапогах, а после триумфального возвращения Суворова ждала опала, Граббе старался не думать. Ему не терпелось явить миру свои великие подвиги, увенчать которые, по замыслу Граббе, должен был поверженный Шамиль.

– А уж государь на награды не поскупится, – уповал Граббе.

– Если, конечно, Чернышев не помешает из зависти.

Каждый день отряд недосчитывался нескольких человек. Разведка облазила все вокруг и никого не нашла. Но выстрелы продолжали звучать ниоткуда, будто сами камни стреляли в немирном Гумбете. Пули настигали то саперов, делавших дорогу, то фуражиров, кормивших лошадей, то жандармского ротмистра, игравшего в карты с подчиненным. А то вдруг сама собой съехала с колодок и опрокинулась в пропасть телега с зарядным ящиком и прочими артиллерийскими припасами. Да еще по ночам представала тревожная картина: на ближних и дальних высотах горели сигнальные костры, возвещая всему Гумбету о непрошеных гостях.

Оставаться на перевале было невыгодно и опасно. Войска мерзли, потому что негде было взять дров и нечем было согреться, кроме спирта. А неуловимые снайперы не давали покоя ни днем, ни ночью. Граббе решил перенести часть лагеря ниже, на широкий уступ хребта, до которого уже была пробита дорога. Но перед спуском командующий счел полезным развлечь войска назидательным примером в виде шпицрутенов.

Когда послали за Аркадием, оказалось, что пещера пуста, а часовой лежал внизу, на остром выступе скалы, с разбитой головой.

– Тут дело нечисто, – сказал генерал Пантелеев, когда узнал о случившемся.

– Пустое, – отмахнулся Граббе.

– Один сорвался, другой сбежал.

– Похоже на то, – поддержал командующего Траскин, радуясь про себя, что наконец-то избавился от невольного участника своих финансовых манипуляций.

– Небось, пьян был, покойник, – добавил Попов, который тоже втайне испытывал облегчение.

Остальные держали свое мнение при себе, потому что оно противоречило мнению начальства. Граббе и сам чувствовал, что не все так просто, но не хотел омрачать вступление в Гумбет тревожными предвестиями. Вместе этого он отдал приказ о немедленной передислокации.

Вокруг запели горны, и отряд двинулся во владения Шамиля. Сначала вниз сошла пехота, затем спустили артиллерию. Прочие тяжести и обоз оставались пока на перевале. В ожидании, когда будет разработана дорога дальше, на уступе было решено построить укрепление. Граббе назвал его «Удачным» в ознаменование благополучного перехода через хребет.

Глава 71

Отойдя от перевала, Муртазали занял высоты на одном из отрогов главного хребта. Вдоль скатов этого отрога, считал наиб, неминуемо должен был двинуться Граббе, чтобы выйти к Аргвани. Здесь были припасены кучи камней, чтобы скатывать их на неприятеля, и устроены позиции для стрельбы.

Ночью мюриды услышали условный свист, откликнулись, а затем из темноты появился Айдемир. Он был известный канатоходец, но не всем было известно, что он еще и один из лучших разведчиков Шамиля. Айдемир явился не один, с ним был Аркадий.

– Кунак мой, – объяснил Айдемир.

– Помогал генерала на перевал завлечь.

– А сюда зачем пришел? – спросил Муртазали.

– Они его в зиндан посадили, – объяснял Айдемир, – когда дорог не оказалось.

– Смотри, – предупредил Муртазали.

– Как бы он тебя самого не обманул.

Говорили по-аварски, но Аркадий кое-что понял. По крайней мере, то, что здесь ему будет лучше, чем под шпицрутенами.

– Они его казнить хотели! – воскликнул Айдемир.

– Тише! – поднял руку Муртазали.

– Отведи его в село, здесь он нам не нужен.

– Пошли, – сказал Айдемир Аркадию.

Они двинулись вдоль гребней перевала в сторону аула Артлух.

– Как ты узнал, что я в пещере? – допытывался Аркадий.

– Видел, – ответил Айдемир.

– А почему спас?

– Мы же вместе хлеб ели, – удивился Айдемир.

– Значит, кунаки. У нас так, если друг – то друг, если враг – то враг.

– Но ты, выходит, лазутчик был, – соображал Аркадий.

– А ты разве не был? – усмехнулся Айдемир.

– Только тебе платили больше.

– Платили? – переспросил Аркадий.

– Мне?

– Я слышал: почти десять тысяч дали, если на Шамиля выведешь.

– Это неправда! – негодовал Аркадий.

– Я не потому с тобой пошел!

– А почему? Жить надоело?

– Я сейчас не могу тебе всего сказать, – смутился Аркадий.

– Но ты почти угадал.

– Куда же тогда деньги делись? – спросил Айдемир.

– Не знаю, – ответил Аркадий, угнетаемый мрачными подозрениями.

– Зачем тогда головой рисковал? – допытывался Айдемир.

– Лучше скажи, зачем часового вниз скинул? – спросил, не удержавшись, Аркадий.

– Сам упал, когда на меня бросился, – объяснил Айдемир, а затем показал разодранную на плече черкеску.

– Он меня штыком хотел проткнуть!

– Не надо было тебе меня спасать, – сказал Аркадий, чувствуя себя виноватым.

– Не нравится – иди обратно, кунак, – предложил Айдемир.

– Генерал очень обрадуется.

Позади них послышались выстрелы горских винтовок, а в ответ раздался грохот сотен ружей из лагеря.

– Так и будете стрелять? – спросил Аркадий.

– А как же? – удивился Айдемир.

– Война.

– Но там, в лагере… – не решался Аркадий.

– Там у меня знакомая дама.

– Ничего, – успокаивал Айдемир.

– Наши женщины тоже воюют, когда надо.

– Она воевать не станет, – убеждал Аркадий.

– Тогда путь уходит домой, – сказал Айдемир.

– Она не уйдет, – сказал Аркадий.

– Она любит!

– Любит! – воскликнул Айдемир, улыбаясь, а потом посоветовал: – Укради, если нравится.

– Не могу, – покачал головой Аркадий.

– Почему? – прищурился Айдемир.

– Сам не можешь – я помогу.

– Она не меня любит, – объяснил Аркадий.

– А мужа своего. Но найти его никак не может.

– Мужа? – удивился Айдемир.

– Он что, к нам перешел?

– Говорит, в Хунзахе.

– Тогда пусть подождет, – нахмурился Айдемир.

– Мы и до Хунзаха доберемся.

Аркадий помолчал, покусывая ус, а затем спросил:

– А к вам много наших переходит?

– Секрет, – ответил Айдемир.

– Зачем тебе? Ты же перешел.

– Я, может, и не перешел бы, – сказал Аркадий.

– Так уж судьба повернула.

– У всех – судьба, – сказал Айдемир.

О будущности своей Аркадий не имел ни малейшего представления. Ему ничего не оставалось, как положиться на кунака Айдемира, а в голове его бродили лишь беспокойные мысли о Лизе, оставшихся у нее дуэльных пистолетах и отрядном начальстве, сделавшем из Синицына посмешище, да к тому же присвоившего деньги, которые, выходит, причитались ему.

Аул Артлух был оставлен жителями, и теперь здесь располагалась часть мюридов Муртазали Оротинского. На рассвете его дозорные заметили военные приготовления в лагере Граббе, и Муртазали велел оставить аул, а мюридам присоединиться к остальным, расположившимся вдоль предполагаемого движения Граббе на Аргвани.

Но не успели мюриды отойти, как летучим отрядом, которым взялся командовать Пантелеев, был атакован Артлух. Граббе догадывался, что те, кто стрелял по лагерю ночью, могут оказаться в ауле. Но еще больше его интересовали сакли, которые он приказал разобрать. Возведение укрепления, начатое накануне, нуждалось в бревнах и строительном камне, а отряд нуждался в дровах для костров. Войска уже давно не имели горячей пищи, дров едва хватало для чая, да и то лишь офицерам. Солдатам приходилось обходиться сухарями, размоченными в воде.