История Древней Греции в биографиях - Генрих Штоль

В это время Демосфен находился на высоте своего политического поприща. Народ награждал полным доверием любовь к отечеству и испытанную справедливость неутомимо-деятельного мужа. С этих пор он был истинным вожатаем, правителем республики. Предвидя, что мир с Филиппом непрочен, он старался оживить дух своих сограждан для новой борьбы с ним и укрепить силы государства. Хорошим устройством флота он придал новую жизнь морским предприятиям и добился, наконец, решения народа, чтобы весь театральный сбор был обращаем на покрытие военных издержек. Он старался соединить все греческие племена в один союз с афинянами против общего врага, и везде, где Филипп искал приобретения себе союзников или устраивал противодействие влиянию афинян, он сам или послы его являлись на место для противодействия Филиппу. Таким образом, несколько раз ездил он в Пелопоннес, в Фессалию, к фракийским царям, в Амвракию, Византию и т. д., посылал вспомогательные войска в Эвбею, в Херсонес и другие места. Когда Филипп сделал нападение на Перинф и Византию, Афины объявили, наконец, мир нарушенным и Демосфен имел радость с помощью составленных им союзов принудить постоянно счастливого завоевателя отступить от этих городов. Освобожденные города воздали почести афинянам, как своим спасителям, воздвигая им статуи, присуждая им лавровые венки и разного рода отличия. Афиняне же украсили золотым венком Демосфена, которого старанием они обязаны были своею удачею и славою, и велели возвестить публично об этом отличии в театре, на праздник Дионисия.

Но эта победа была только кратким радостным проблеском счастия перед быстрым, внезапным падением. Эсхин, изменник, снова открыл дорогу македонскому войску в Среднюю Грецию. Амфисса была разрушена, а Элатея занята им. Известие об этом последнем деле Филиппа возбудило в Афинах величайший страх. Был вечер, пританы восседали в пританее за обеденным столом, когда гонец привез эту страшную весть. Пританы тотчас встали из-за стола, отправились на торговую площадь, вызвали всех Людей из лавок и зажгли лавки, чтобы этим огненным сигналом призвать в Афины все отдаленные общины. Другие послали за стратигами, призвали трубачей и заставили их трубить всю ночь. На другое утро все поспешили на народное собрание, еще прежде чем были в него приглашены после того, как герольд несколько раз повторил обычный вопрос; «Кто хочет говорить?» — и никто не выступил из толпы, чтобы сделать предложение касательно принятия мер для спасения отечества, Демосфен, на которого были устремлены боязливые взгляды всех присутствовавших, поднялся, наконец, со своего места, чтобы внушить народу мужество и подать совет. Он доказал, что соединение Филиппа с фиванцами еще вовсе не решено, что занятие Элатеи имело только целью ободрить македонскую партию в Фивах и напугать противников, иначе Филипп пришел бы к границам Аттики, а не остановился бы в Элате. Вследствие этого Демосфен советовал не враждовать с фиванцами, отправить к ним посольство, ни о чем не просить их, а напротив, предложить им помощь от Афин на случай грозящей им опасности. В то же время афинское войско должно выступить к Елевсису, чтобы возбудить в фиванцах доверие и показать им, что афиняне готовы к защите Виотии.

Демосфен, Копенгаген

Сообразно с этим были приняты народом решения и сам Демосфен послан был с четырьмя другими ораторами в Фивы, куда уже прибыли послы Филиппа и его союзников, чтобы требовать от фиванцев вступления в союз или, по крайней мере, свободного пропуска войск через землю их в Аттику. Между фиванцами была сильная македонская партия, а послы Филиппа, из которых особенно оратор Пифон говорил с блистательным красноречием, сделали фиванцам самые выгодные предложения. Но Демосфен умел, по словам Феоломпа, силою речей своих, возбуждая негодование и воспламеняя чувство чести в фиванцах, до такой степени заглушить в них всякие другие соображения, что они уже не слушались более ни внушений страха и благоразумия, ни чувства благодарности, но, воодушевленные, предались вполне требованиям долга и чести. Еще раз ободренная Греция подняла голову; многие другие республики заключили союз с Афинами и фиванцами и дерзнули вместе с ними поднять оружие против Филиппа за свою независимость. При Хероне решилась судьба Греции. День этой битвы был концом греческой свободы. Афины, воодушевленные Демосфеном, решились, по крайней мере, погибнуть со славою. Поспешно вооружили и приготовили город к защите; юноши и старцы были заняты исправлением городских стен и проведением защитных рвов и насыпей; рабам обещали свободу, иноземным защитникам — права гражданства, состоявшим вне закона — восстановление гражданских прав; всякий, оставляющий город в эти минуты опасности, должен был считаться изменником. Но все эти усилия оказались ненужными: Филипп великодушно предложил мир афинянам. Демосфен не одними только словами ратовал против Филиппа: в кровопролитной битве при Хероне мужественно сражался он, в качества гоплита, в рядах своих сограждан. Если он и благородные стремления его не могли устоять против могущества неприятельского оружия, то он мог сказать сознательно, что преследовал великую цель, что служил своему отечеству всеми силами, по долгу и совести и спас честь его, не допустив без борьбы отдать унаследованную от отцов независимость. Афиняне были настолько благородны, что не возложили на него ответственности за несчастные последствия поданных им советов. Они знали чистоту его намерений и, как лучшее признание заслуг его, присудили ему честь произнести речь в память падших при Хероне воинов и в доме его устроили похоронное торжество. Но с тем большею силою высказалась теперь против него ярость; приверженцев Македонии и личных врагов его. Почти ежедневно принужден он был являться в суд, обвиняемый в государственной измене, в недобросовестности управления, в нарушении законов, но всякий раз выходил из суда оправданным. Борьба партий достигла крайнего своего предела, когда Ктезифон сделал в народном собрании предложение увенчать Демосфена золотым венком за неутомимое служение государству и за то, что он еще в молодости из собственных средств пожертвовал три таланта на исправление городских стен, против этого восстал Эсхин, глава противной партии, непримиримый враг Демосфена. Он обвинял Ктезифона в незаконности его предложения и утверждал, что Демосфен не достоин такого отличия. Нападение направлено было не столько на Ктезифона, сколько на самого Демосфена, который принял вызов, чтобы спасти свою честь и достоинство перед лицом современников и потомства. По неизвестным нам причинам этот процесс тянулся многие годы, вероятно до 330 года. Демосфен в своей речи о венке блистательным образом оправдал свои политические правила и действия против презренной клеветы изменника Эсхина. При собирании голосов в пользу Эсхина не оказалось и пятой части их, и он был присужден к уплате тяжкой денежной пени. Пристыженный и полный злобы за торжество ненавистного соперника, он оставил город и отправился на остров Родос, где оставался до самой своей смерти учителем красноречия. Часто прочитывал он своим слушателям свои и Демосфеновы речи в этом процессе, и когда они высказывали свое удивление по поводу речей Демосфена, он восклицал: «Что сказали бы вы, если бы могли слышать его самого!»

Когда пришло в Грецию известие о смерти Филиппа (336), еще раз просияла в ней надежда освободиться от македонского ига. В Афинах была большая радость: праздновали освобождение отечества и присудили почетный венок убийце Павсанию. Демосфен также увлекся новыми надеждами; несмотря на то, что был поражен недавней кончиной единственной своей дочери, он первый радостно объявил о смерти царя и ходил по городу в венке и праздничном одеянии. Он возбуждал афинян к новым усилиям, призывал прочие греческие республики к общему восстанию, входил в сношение с персидскими сатрапами. Но Александр, преемник Филиппа, не был «несовершеннолетним и неопытным отроком». Фивы, которые взялись за оружие с наибольшею ревностью, были разрушены, и Афины рады были получить мир и прощение от великодушного Александра. Но он требовал выдачи предводителей народной партии, между которыми был и Демосфен. Фокион советовал выдать их, но Демосфен напомнил басню об овцах, которые для сохранения мира предали волку собак своих. Афиняне еще раз попытались умилостивить победителя и достигли того, что один только Харидим был изгнан.

Когда Александр воевал во внутренней Азии, казначей его Арпал убежал из Екватаны с 500 талантами в Европу и явился в Афины, где купил себе покровительство республики, даря деньги влиятельнейшим демогогам. Демосфен высказался против принятия его, из опасения, чтобы покровительство обманщику и беглецу не вовлекло государство в войну, к которой оно не было приготовлено. Когда же Антипатр, правитель Македонии в отсутствии Александра, потребовал выдачи Арпала, он воспротивился этому, потому что афинское государство, говорил он, должно сохранять свою самостоятельность и уважать право гостеприимства. Арпал бежал из Афин со своими сокровищами и с 6000 наемными воинами, служившими ему в качестве телохранителей, в Крит, где был убит одним из друзей своих, прельщенным деньгами, и таким образом получил достойное воздаяние за измену. В Афинах же призвали к суду всех тех, относительно которых ходило подозрение о подкупе их Арпалом. Демосфен вследствие происков своих врагов из македонской партии, также подвергся обвинению и без достаточных доказательств был присужден присяжными к уплате 50 талантов пени. Так как он не мог уплатить эту сумму, то его посадили в темницу, из которой он, однако, бежал, вероятно, с ведома властей. Он жил попеременно то в Тризине, то в Эгине (325). Все, что известно о поведении Демосфена в деле Арпала, говорит в пользу его невинности; да и всем известная чистота его характера достаточно ручается за то, что он не способен был на бесчестный подкуп.