История Древней Греции в биографиях - Генрих Штоль

Перед своим отправлением в Азию Филипп праздновал в своей резиденции Эгах свадьбу дочери своей Клеопатры с эпирским царем, Александром, братом супруги своей Олимпии. Свадебное празднество, при участии многочисленных гостей, было необыкновенно пышно и блистательно; царь сделал все, чтобы показать грекам в полном блеске свое могущество. Когда он, на второй день празднеств, в богатом наряде, с радостным лицом, в сопровождении сына и зятя, показался из дверей театра, один знатный македонский юноша, стоявший у входа, пронзил его мечом в бок; Филипп мгновенно упал мертвый. Павсаний, его убийца, был одним из телохранителей царя, любимый и отличаемый им; но когда вследствие чувствительного оскорбления, нанесенного ему Атталом, родственником царя и доверенным его полководцем, по жалобе его не сделано было никакого удовлетворения, он обратил весь свой гнев на Филиппа и в крови его утолил свое мщение. Совершив преступление, он бросился бежать к лошадям, приготовленным для его бегства; но в то мгновение, когда уже хотел вскочить на лошадь, запутался в лозах виноградника, упал на землю и был изрублен преследовавшими его.

Рассказывают, будто Павсаний был вовлечен в заговор против Филиппа и что в этом заговоре принимал участие персидский царь, чтобы отвратить опасность, грозившую его царству. Но персидское царство не избежало роковой судьбы своей: планы умерщвленного Филиппа воскресли в душе великого сына его Александра, который вскоре мощной рукой сокрушил дряхлый трон Ахеменидов.

32. Демосфен, оратор Афинский

Величайшим и сильнейшим противником Филиппа в предприятиях его против независимости Греции был оратор Демосфен. Он родился в 384 году и происходил от почтенного и всеми уважаемого афинского рода. Отец его, Демосфен, был зажиточный, честный человек, из дома Пэании; его прозвище было чистильщик мечей, потому что он был владельцем оружейного завода, на котором работали невольники. Он рано умер, оставив семилетнего сына. Заботы о семействе и управлении имением поручил он на смертном одре своем трем опекунам: Афову, сыну сестры своей, Димофону, сыну своего брата, и старинному другу своей юности Фириппиду. Эти лица, несмотря на то, что были обеспечены особыми сделанными в их пользу завещаниями, действовали в отношении к семейству умершего с крайнею недобросовестностью и расхитили почти все имение Демосфена, которое простиралось на сумму почти в 14 талантов, и в течение 10-летнего периода опеки, при разумном и честном управлении, могло бы быть удвоено, так что по окончании опеки Демосфен получил из рук их имение, не превышавшее ценности 70 мин. Если опекуны так бесстыдно хозяйничали в имении опекаемого, то следует предполагать, что они не много заботились и о воспитании его. Однако же известие, будто Демосфен вырос без всякого образования и не упражнял даже сил своих в гимназии, как прилично всякому юноше свободного состояния, неосновательно. У него не было недостатка в средствах к обучению и воспитанию; но боязливая мать его удерживала слабого, болезненного ребенка от напряженных телесных упражнений, так что в приемах его осталось много странности и неловкости, которые он должен был преодолевать с большим трудом впоследствии.

Печальный опыт, приобретенный Демосфеном в ранней молодости, относительно ближайших его родственников не остался без влияния на его характер и на позднейшее призвание его жизни. Этот опыт, не раздражая его духа, внушил ему строгое чувство справедливости, которое он проявлял позднее во всех своих действиях, и рано дал ему сознание собственной своей силы. Оставленный без помощи, обманутый естественными своими покровителями, он мог надеяться только на самого себя и, чтобы спасти свое имущество от окончательного расхищения, должен был выступить собственным своим защитником против недобросовестных опекунов. Для этого ему нужны были искусство говорить и знание закона. Объявленный совершеннолетним и вступив во владение расстроенным наследством отца (366), он взял к себе в дом оратора Изэя, отличного знатока афинского права и искусного адвоката тогдашнего времени, за вознаграждение в 10 ООО драхм, чтобы научиться у него судебному красноречию и законам и поручить ему защиту процесса, предпринятого им против своих опекунов. Он потребовал от них немедленного отчета, но, благодаря проискам его противников, дело это тянулось два года, пока наконец Демосфен, потеряв надежду на мировую сделку, подал жалобу архонту отдельно на каждого из своих опекунов. Этого замедления желал, может быть, сам Демосфен, потому что теперь он до такой степени уже ознакомился с ораторским искусством и с законами, что мог рассчитывать на верный успех своего дела перед судом. Жалоба на Афова первая поступила на рассмотрение суда. Несмотря на все интриги и ухищрения, Афов был приговорен к уплате 10 талантов; но новыми изворотами и хитростями он и защитники его добились того, что Демосфен все-таки не получил своего имущества и должен был удовольствоваться скудным вознаграждением. Процесс длился всего шесть лет.

Но это время трудов и опасностей было для молодого Демосфена превосходною школою. В возрасте, который афинские юноши тогдашнего времени обыкновенно проводили в легких наслаждениях, он испытал только нужду и борьбу, труд серьезный и напряженный. Силы его были возбуждены, характер окреп; он приобрел самоуверенность и привычку говорить. Это привело его на поприще государственного мужа и оратора. Под руководством Изэя сделался он таким красноречивым и ученым адвокатом, что не только свои собственные дела защищал с искусством, но приглашаем был и другими для защиты прав их. Кроме наставлений Изэя, и другие люди, имевшие тогда в Афинах влияние на умственную жизнь, без сомнения, влияли, на развитие предприимчивого юноши, хотя их нельзя назвать собственно его наставниками. Таковы были прославленный учитель красноречия Исократ и философ Платон. Изэй и Исократ только писали речи, но никогда не выступали в качестве ораторов; но пример и слава замечательного оратора и государственного мужа Каллистрата рано возбудили в Демосфене удивление и соревнование. Великого Перикла, рассказывают, взял он себе за образец, творение Фукидида, родственное с Периклом по духу и по слогу заключающихся в нем речей, изучал с таким рвением, что не менее восьми раз переписал его собственноручно.

Неутомимым трудом и терпением Демосфен усовершенствовал свой ораторский талант и образовал слог речей своих по лучшим образцам; но искусственно-правильная обработка речи была недостаточна для полного успеха оратора, который в народных собраниях должен приковывать внимание слушателей и владычествовать над ними. Он сам, как рассказывают, на вопрос, что составляет самую существенную принадлежность оратора, отвечал: «Прежде всего — произношение, во-вторых — опять произношение, и в третьих — опять-таки произношение речи». Избалованные афиняне тогдашнего времени были чрезвычайно требовательны в отношении к устному изложению речей. Перикл и старейшие ораторы говорили, стоя на кафедре в спокойном положении, с спрятанными под мантией руками; теперь стали требовать от оратора до тонкости выработанной мимики. Положение тела, движения, игра физиономии должны были в точности гармонировать с мыслями и внутренним настроением оратора. Требовали совершенно правильного и изящного выговора, полноты голоса, благозвучия и ритма. Демосфен сначала имел в этом отношении большие недостатки, частью от природы, частью вследствие недостатков воспитания. Он имел слабый голос и короткое дыхание, так что посреди периода часто должен был останавливаться и начинать снова; с ранней юности речь его имела что-то косноязычное, так что его называли в насмешку ваталом; букву «р», начальную букву собственного своего искусства, не мог он выговорить правильно. Ударение слов было у него ошибочно, положение его тела было неловко; он подергивал одним плечом. Все эти недостатки были такого рода, что могли испугать и заставить упасть духом юношу с меньшей силой воли; но Демосфен приложил неутомимое старание, чтобы превозмочь обидевшую его природу. Чтобы придать языку своему подвижность и быстроту, он брал в рот черепки и с ними пробовал говорить ясно и громко; чтобы усилить голос и дыхание, он скорыми шагами всходил на крутизны, громко, одним духом произнося места из поэтов; бродил по прибрежью моря и старался голосом пересилить шум и плеск морских волн. В своем доме он устроил себе подземную комнату, в которой никто не мешал его упражнениям. Там оставался он часто по дням и по месяцам, ни разу не выходя на воздух, и, чтобы ничто не соблазняло его оставить свое уединение, выбривал себе половину головы. Он устроил себе зеркало в вышину человеческого роста и перед ним делал свои упражнения; с потолка этой комнаты висел острый меч, которым он должен был поранить себя, если бы начал дергать плечом.