До первого снега - Алиса Гордеева

ней перед вашим отъездом. По крайней мере, она сама мне так сказала. Я звонил ей каждый день, пока вы были в Росоне, и пока однажды не услышал в трубке твой голос. Я только тогда понял, что Микэла использовала меня, чтобы отомстить тебе.

— Я не понимаю, — не замечаю, как до хруста сжимаю пустой стаканчик, как слёзы, не страшась огласки, катятся по щекам.

— Знаешь, я же думал, что она наконец заметила меня. Что со мной ей и вправду интересно. Я долго не понимал, зачем она просила писать СМС. Закрывал глаза на то, что иногда она звала меня Виком, ссылаясь на её разбитое сердце и привычку, и даже не мог подумать, что стал орудием мести в руках Мики. Пока в ту ночь к телефону не подошла ты.

— Но на экране горело имя Вика, — задыхаюсь от тошнотворной правды, никак не укладывающейся в моей голове.

— Она попросила медсестру в клинике переименовать контакт. Вот так запросто земенила Вика на меня или меня на него, неважно. Это я теперь знаю, а тогда растерялся. Шестеренки в мозгах дымились от напряжения. Поверить в обман было непросто. Совсем. Разочаровываться в человеке, которого любишь, пожалуй, в разы больнее, чем его отпустить.

— Ей звонил ты? Не Вик? — говорить удаётся с трудом. Боль в горле от скопившихся слёз кажется нестерпимой.

— Вик всё лето провёл у деда. Насколько мне известно, там нет связи.

— Но как…там же имя было его… переписка…

— Я её перечитывал много раз после. Ты не обратила внимания, но Мика никогда не называла меня по имени. Я думал, она писала мне, ты была уверена, что Вику.

— Это … подло… Я не верю!

— Но это так, Рита! Я звонил тебе много раз, но без толку. Просил Мику остановиться, но она не слышала. Тогда я сам перестал ей звонить. Ты прости меня, Рита!

Суть обмана сестры медленно проникает в сознание, поднимая из глубин дикую панику и страх оттого, что Толедо со своей правдой опоздал на считаные минуты.

— Дани, — голос тихий и хриплый. — Отвези меня домой, прошу!

Глава 29. Темнота

Мы возвращаемся в Тревелин с началом сумерек. Дани, как чувствует, что опоздал с признанием, а потому мчит по трассе быстрее ветра. Я лишь держусь за плотную ткань его джинсовки и позволяю шуму заглушать жестокие мысли, что невольно раздирают душу на части.

Мика! Моя сестра. Девочка с огромным сердцем и нескончаемой силой духа. Я всегда считала себя слабой и никчёмной рядом с ней, поражалась бескорыстной доброте и смеялась над её наивностью. Даже в Росоне, когда чёрная ревность сжирала меня без остатка, я не могла представить, что Мика способна меня предать, что она вообще способна на предательство. Это же Мика! Девчонка с неземной улыбкой, привыкшая видеть прекрасное во всём! Даже во мне!

— Нет! — кричу навзрыд, кончиками пальцев ощущая, как Толедо напрягается всем телом. — Ты всё неправильно понял! Всё не так!

Дани резко тормозит и спрыгивает с байка, а потом притягивает меня к себе.

— Долго до тебя доходило, детка! — бормочет на ухо, пока сотрясаюсь в его руках в безудержном плаче. — Меня ломало не меньше. Но поверь, Рита, всё проходит!

— Это же Мика, Дани! Наша Мика! — я не могу остановиться. Чека сорвана, и внутри не остаётся ничего живого. — Неужели она не слышала моих слёз? Разве не чувствовала, как я умирала от её лжи в двух шагах от неё? Дани, так не бывает!

— Тише, Рита! — голос Толедо дрожит. Его и самого трясёт от осознания произошедшего.

— Зачем? — отстраняясь от парня, пытаюсь найти ответ в его потерянном взгляде. — За что?

— Она просто его любит, — пожимает плечами Толедо.

— Нет, — вырываюсь, качая головой. — Это не любовь, Дани! Когда любишь, желаешь человеку счастья. Когда любишь, находишь в себе силы отпустить! Это же болезнь! Зависимость! Проклятье!

— Не каждый готов добровольно отказаться от любимого человека! Для этого мало понимания, что так для него будет лучше. Здесь нужна адская сила воли! А мы все обычные люди! Мы все ошибаемся!

— Ты предлагаешь её простить? Понять и сделать вид, что всё хорошо?

— Нет, но попытайся её выслушать!

— Ладно! Поехали, Дани! Поехали! Я дам Мике такую возможность!

Толедо едва успевает затормозить возле дедушкиного пикапа, соскакиваю с байка и, наспех сняв шлем, несусь к дому. Внутри коктейль из противоречивых чувств: я ненавижу Мику за ложь, а себя за длинный язык, который днём зачем-то произнёс имя Гектора; не доверяю Толедо и сомневаюсь в каждом его слове, а ещё сквозь слёзы глупо улыбаюсь, понимая, что Вик только мой! В абсолютном раздрае влетаю в дом, забываю снять уличную обувь и несусь к лестнице, не замечая растерянного взгляда Марты и окликов Тео. Здесь и сейчас мне нужна правда и чёртов ответ «За что?».

Но подняться на второй этаж не даёт Анхель. Своей грузной фигурой он преграждает мне путь.

— Господи, девочка, где ты была? — на лице старика залегли глубокие тени. Сейчас в тусклом свете ламп на лестничном пролёте он кажется до невозможности старым и не́мощным. — Я с ума сошёл, пока искал тебя! За что же ты так со мной, Рита!

— Дед, пропусти, мне надо к…

— Где ты была? — громовым раскатом голос Анхеля отдаётся от стен. — Мне звонили из школы! Я поднял на уши весь город! Я Вику чуть кости все не переломал!

— Пожалуйста, отойди!

— Либо отвечай, либо я за себя не ручаюсь! — рычит старик, не понимая, что в эту секунду я неспособна думать ни о чём другом, кроме Мики. — Где тебя черти носили?

— Я была с Толедо, доволен? Отойди уже! — грубо срываюсь на Анхеле, протискиваясь между ним и стеной.

— Прости! — кричу на ходу и без стука врываюсь к Микэле.

Сестра стоит у окна, за которым давно темно, и, цепляясь за край подоконника, смотрит в никуда. В комнате идеальный порядок и минимум вещей. Свет приглушён, а на стене огромная фотография, снятая Дани весной