Ангелотворец - Харкуэй Ник

– Это мы исправим.

– Что?!

Эди Банистер не отвечает, только вскидывает подбородок, весьма красноречиво давая понять: разговоры сейчас – непозволительная роскошь, время поджимает, да и вообще, монахиням положено вести себя чуть смирнее и трепать языком чуть поменьше.

Гарриет кивает. Джо еще никогда не видел, чтобы она так быстро сдавалась; похоже, Эди Банистер знает, что делает. Кроме того, слепая псина – собачий эквивалент атомной бомбы – дает ей несправедливое преимущество.

То, что уступчивость Гарриет может говорить лишь о серьезности его собственного положения, и что в побегах она знает толк, потому что в молодости не раз проворачивала этот номер вместе с отцом, приходит ему в голову только внизу.

Дверь в сад выглядит хлипкой и ветхой. Вдоль одной стены коридора выстроились резиновые сапоги всех цветов и размеров. Бастион с любопытством втягивает носом манящие ароматы. Сзади раздается такой звук, будто сработал гидравлический пресс: очень тихий, очень мощный выброс воздуха.

Этажом выше появляется рескианец: он то ли спрыгнул, то ли упал с четвертого этажа, однако приземлился на ноги. Раскинув руки в стороны, словно готовясь кого-то схватить, он поводит головой туда-сюда, будто принюхивается. В следующий миг Джо видит, как второй рескианец неуклюже валится сверху и приземляется рядом с первым. Он падает плашмя, как мешок с тряпьем и палками, но моментально вскакивает, разминает плечи и на секунду прикасается к первому, точно признавая в нем своего. Это не человеческий жест, скорее, паучий. Затем они оба раскидывают руки в стороны, как борцы на ринге, поворачивают головы к Джо и синхронно бросаются вниз по лестнице.

Эди Банистер хватает Джо за руку и выталкивает за дверь, в огород. Гарриет их немного опередила; впрочем, как ни старается, все равно ковыляет слишком медленно. Джо догоняет ее и подхватывает на руки, едва не схлопотав за это в глаз. Эди одобрительно кивает и бежит мимо, поджарая, как овчарка. Оглянувшись, Джо видит, что рескианцы выскакивают на улицу, один буквально оседлал второго. Они ненадолго замирают, и тут к ним присоединяется третий. Все опять трогают друг друга – то же паучье объятье, – едва заметно кивают и устремляются вперед, быстрые, сильные и пугающе безмолвные. Джо перехватывает Гарриет покрепче и кидается прочь.

Монастырский сад – это обитель в обители. Он похож на лабиринт со множеством укромных местечек, тупиков, альковов и розариев. В этом тихом месте дева может отдохнуть от криков дюжины трапписток, играющих в пинг-понг, и полюбоваться чудесными творениями Господа. Эди Банистер ныряет в сад, пробегает его насквозь, выскакивает в лавровую аллею и скрывается в узком проходе между теплицей и сараем для инструментов, уверенно прокладывая себе путь к внешней стене сада, неизменно оставляя между собой и преследователями развилки и повороты, заставляя тех гадать и медлить. Когда Джо ненадолго останавливается перевести дух, она снова хватает его, вытаскивает на очередную лавровую аллею – петляющую и заросшую, – и вот они уже у дальней стены сада: высокой, краснокирпичной и с нарочито нехристианскими навершиями в виде острых трехконечных пик, агрессивно предостерегающих прохожих от любых попыток нарушить границы этой частной собственности.

Эди вручает собаку Гарриет, сует руку в сумку и пришлепывает к стене небольшой пластиковый контейнер фирмы «Таппервер». Он не падает.

– В укрытие, – командует она, прячась за небольшой каменной часовенкой.

Джо медлит, и тогда она отвешивает ему крепкую затрещину, чтобы воспользоваться его замешательством и как можно быстрее переместить его в укрытие. Ныряя за часовенку, он с ужасом видит, как рескианские головорезы несутся сквозь лавровые заросли: огромные черные силуэты летят над землей плавно и стремительно, как будто в их телах вовсе нет костей. Огибая друг дружку, они синхронно поворачивают головы к часовне. Тот, что оказался ближе к цели, размашисто шагает вперед. Эди усаживает Джо на землю и зажимает уши.

Мир превращается в барабан, а дирижер только что отвесил перкуссионисту самый мощный кивок за всю его карьеру.

Небо белеет.

Из носа Джо хлещет кровь. В глаза набилась пыль.

Когда он выглядывает из-за угла, стены уже нет. Рескианцев тоже. На их месте разверзся черный обугленный кратер, пахнет фосфором и селитрой: ночь Гая Фокса в этом году наступила раньше обычного.

– Самопал, – радостно заявляет Эди Банистер, без пяти минут девяностолетняя старуха со скверным нравом и глубокими познаниями об экзотермических реакциях. – Кажется, я слегка переусердствовала с нитроглицерином, да и толуола многовато. Ладно, излишек ведет к успеху,[43] верно?

В стене монастырского сада пробита дыра.

Они успевают добежать до предусмотрительно угнанной Эди машины. Команда Спорков – Гарриет, Джо и их новая подруга, – совершают побег века, который мог бы войти в анналы авантюризма, получив дополнительные очки за преклонный возраст и немощность большинства беглецов, а также спонтанность затеи. Эди представляет, что преподает мастер-класс, и надеется, что кто-нибудь когда-нибудь возьмет их побег на заметку и будет рассказывать о нем молодым. Классика выживания, изворотливости, сопротивления и исчезновения: Эталон Банистер.

И вдруг, откуда ни возьмись, улицу наводняют стремительные расплывчатые силуэты в черном – паучье нашествие. Они высыпают из дверей домов, из припаркованных машин: пять, десять, двадцать, мириад дергающихся голов и цепких рук. Джо Спорк ошеломленно глядит по сторонам, потом встает перед Гарриет с Эди – и видит, как все они, все до единого, поворачиваются в его сторону. От их взгляда он цепенеет. Так и чувствует на себе лучи прожекторов, чувствует, как по нему выпускают залп пуль, слышит, как с ужасным плямс рвется сердце. Он пошатывается. Рескианцы бросаются в атаку.

Первая волна пытается схватить Гарриет, но Эди Банистер выхватывает свой верный револьвер, и они исчезают, расходясь, как море, вдоль линии огня. Вторая волна приближается с севера и хочет отрезать беглецов от автомобиля: призрачный заградотряд. Джо немного приходит в себя, вскидывает кулаки, принимая некое подобие боевой стойки, и вызывает их на бой. Они медлят, но приятно удивиться он не успевает, потому что волна номер три рассекает вторую, подхватывает его и уносит прочь. Пальцы в железных кольцах и тугие, жилистые мышцы сковывают его по рукам и ногам и заносят в фургон. Он успевает заметить, как бесстрастное лицо Гарриет вдруг превращается в морду чудища из ночных кошмаров: его искажает такая ярость, какой доселе он за матерью никогда не замечал, и она кидается на фургон, барабанит в двери, верещит, как баньши, и требует вернуть ей сына, верните немедленно, слышите, он не ваш, он мой, это мой сын!

Джо Спорк бьется на полу, как Гулливер, осажденный лилипутами. Его держат со всех сторон, не давая шевельнуться. Впрочем, если высвободить руку, можно и травмировать кого-нибудь… Он крутит рукой и чувствует, как давление на одно запястье начинает ослабевать. Невзирая на боль, он повторяет то же движение снова и снова, и вот тиски, обдирая кожу, разжимаются. Рука свободна!

Что в теле самое мягкое?

Глаза. Шеи. Носы и губы. Гениталии тоже, но попробуй продерись к гениталиям через такое количество слоев черного льна. Кроме того, и мужчины, и женщины довольно рано узнают, что эти части тела лучше прятать подальше.

Джо наугад впивается пальцами в чье-то лицо, нащупывает под покрывалом плоть и глаза, слышит крик, чувствует, как кто-то отшатывается в сторону… На его место выталкивают другого, широкоплечего и тяжелого. Слепой борец? Он снова метит в лицо, и рескианец отбивает его руку – с силой. Больно. Как врезаться локтем в стеклянный стол. Джо плевать, он опять тянется к противнику. Ну, давай! Иди сюда! Нападай, гнида! Вот он уже вцепился в здоровяка, ощупывает его громадные твердые мышцы, ищет уязвимые места. А потом сдирает черную матерчатую маску, но победный вопль застревает у него в горле…