Любовь и ненависть - Иван Шевцов

— Зачем одного? — горячился Гогатишвили. — Есть еще свидетель — тоже у нее покупал. Старик один. Ну не совсем старик — пожилой человек. И его задержали.

В словах младшего товарища Ясенев видел попытку оправдать свою оплошность. «Цветочницу» он допрашивал в присутствии Гогатишвили. Как и следовало ожидать, она с возмущением отметала предъявляемые ей обвинения. Обыск, произведенный на ее квартире, никаких улик не дал. Опытная преступница, она не хранила дома опасный товар. Прикинувшись невинно оскорбленной, она с деревянным упрямством твердила, что никакого гашиша знать не знает и вообще впервые слышит про этих «котиков». Она продавала только цветы. И если частная продажа цветов — преступление, она готова нести наказание. Мол, пожалуйста, за дело, по закону не грех и пострадать. Что же касается этих ваших наркотиков, то уж извините, ошиблись адресом. Ссылка на задержанных свидетелей, купивших у нее гашиш, совсем не смутила "цветочницу".

— Это ваши люди, они что угодно могут наговорить, — невозмутимо отвечала она.

Ей показали фотографии: Игорь Иванов покупает у нее цветы. Это один кадр. Второй кадр — Иванов достает из-под будки телефона-автомата гашиш. Она только усмехнулась:

— Ну и что тут такого? Ну, это я, действительно, я, продаю молодому человеку цветы. Я и не отрицаю. И карточка хорошая получилась. Нельзя ли для меня сделать? Я вам заплачу. — По поводу другого фотокадра заметила, хмыхнув носом: — Чего он там нагнулся — не знаю. Может, шнурок завязывает на ботинке. Мне какое дело. Меня это не касается.

Тут Гогатишвили убедился, что дал маху, и по просьбе Ясенева тотчас же помчался добывать дополнительные материалы о "цветочнице".

— Попытайся выяснить, не была ли она связана с Симоняном, — напутствовал его Ясенев.

Симоняна-Апресяна арестовали в одном крупном городе — республиканской столице, поймали на этот раз, что называется, с поличным, следствие по его делу было закончено, и вот-вот должен состояться суд в Москве, поскольку задержали его работники Московского уголовного розыска. Ясенев где-то в глубине души питал еще надежду, что удастся размотать преступный клубок «цветочницы», — а в том, что она продает гашиш, ни у него, ни у Гогатишвили не было сомнений. Но, как это часто бывает, преступник известен, знаешь его в лицо, а явных улик, которые можно предъявить суду, не имеешь…

После ухода Гогатишвили Ясенев допросил пожилого человека, который, по словам Георгия Багратовича, "не совсем старик". И в самом деле, рабочий мастерской по ремонту обуви Носов, сухой желчный человек, выглядел шестидесятилетним, хотя ему не было еще и пятидесяти. Как большинство наркоманов, он был худ, лыс, желтолиц, со вставными челюстями и переменчивым блуждающим взглядом. Долго препирался, увиливал от прямых и честных ответов на вопросы, отказывался назвать ту, которая продала ему четыре баша гашиша. Долго пришлось с ним разговаривать, пока наконец сдался, сказал, рассматривая фотографию "цветочницы".

— Она, — и поставил подпись под своими показаниями.

Ясенев отпустил Носова домой, однако с вызовом на допрос Иванова не спешил. "Этот — стреляный воробей, его голыми руками не возьмешь", — думал Ясенев, вспоминая свою последнюю встречу с ним в день, когда был задержан и доставлен в милицию Юра Лутак. Иванов среди наркоманов, надо полагать, свой человек, и он не может не знать «цветочницу». Правда, в целях конспирации распространители наркотиков обычно не вступают в близкий контакт со своей клиентурой. Продал — и будь здоров, ни я тебя, ни ты меня знать не знаем. Таков неписаный закон, они — поставщик и потребитель — заинтересованы друг в друге, и арест «цветочницы» лишил бы многих наркоманов возможности раздобыть хотя бы понюшку гашиша. Арест Апресяна — главного поставщика "вредного зелья" — поверг потребителей его в уныние. Они метались в поисках разного рода заменителей, покупали лекарства, в которых содержались ничтожные доли наркотиков, принимали их в лошадиных дозах, травились. Многие постепенно, не без мук, отвыкали от яда. Их организм со временем «забывал» о наркотиках и наконец смирялся. Работники уголовного розыска, конечно, не думали, что Апресян последний в этом звене. Нужно было ждать, и они ждали новых поставщиков запретного товара. Надо было вовремя их обнаружить и обезвредить. И «цветочница», видно, опытная в этих делах. Первый допрошенный Ясеневым свидетель показал лишь, что он купил у «цветочницы» четыре порции гашиша, но что видит ее впервые. Как поведет себя Игорь Иванов?.. Мысленно Ясенев искал верный ключ к предстоящей беседе. Иванова он встретил приветливо, хотя и сдержанно, предложил садиться и, прощупав его долгим дружеским взглядом, сказал с участием:

— Вы так изменились, Игорь, за это время, что, право, не узнал бы. — Иванов поднял при этих словах тяжелый подозрительный взгляд на Ясенева, шевельнул губами, точно собирался что-то сказать, но промолчал. — Вы не больны?

Что-то обидное послышалось Иванову в этом вопросе.

— Может, и болен, — вяло ответил он и прибавил, покашливая: — Смотря что вы имеете в виду.

До времени ставший плешивым, узкогрудый, с нервно подергивающейся щекой, сегодня он показался Ясеневу каким-то слабосильным.

— Вид у вас болезненный… Вы все там же, в киностудии?

— Все там, — негромко отозвался Иванов и косо посмотрел на Ясенева. Дружеский тон капитана милиции не столько располагал, сколько настораживал.

— Не женились?

— Зачем? — беспечно сказал Иванов, и в глазах его, темных, узеньких, едва скользнула озорная улыбка.

Ясенев тоже добродушно рассмеялся и, тряхнув головой, откинул волосы со лба.

— Ответ убедительный: значит, не созрели для женитьбы. Кстати, с отцом не наладили отношения?

— Помирились. — Иванов вздохнул всей грудью и снова закашлял, долго, с надрывом. Потом пояснил: — В воскресенье ездили за город. Искупался — и вот…

— Без закалки. Не зная броду, сунулся в воду, — сказал Ясенев тем дружески-грубоватым тоном, на который не принято обижаться. Довольно странной могла показаться эта непринужденная беседа — встретились два приятеля, судачат о том о сем. — Организм у вас ослаблен. Я думаю, что это тоже не укрепляет здоровье.

Ясенев не спеша развернул лежавший перед ним на столе малюсенький пакетик, на который все время косил глаза Иванов, высыпал на чистый лист бумаги коричневый, похожий на кофе, порошок, тот самый, за который «цветочница» получила пятерку. Потом достал пачку сигарет, предложил Иванову и, пододвинув к нему гашиш, попросил:

— Покажите, как это делается. Я тоже хочу попробовать.

Наступила внушительная пауза. Иванов изобразил на своем лице тупое изумление, потом молча, очень ловко вделал сухой коричневый порошок в две сигареты, закурил одну, а вторую нерешительно вертел в дрожащих пальцах. Ясенев протянул за ней руку, но Иванов не дал, сказал, как-то сразу смягчившись:

— Вам я не советую, товарищ…

— Меня зовут Андрей Платонович, — подсказал Ясенев.

— Не советую, Андрей Платонович.

— Ничего, за меня не беспокойтесь, у меня достаточно силы воли. — Ясенев чиркнул зажигалкой и дал Иванову прикурить. У того засверкали глаза лихорадочно-задорным блеском, оживилось худое, изможденное лицо. Другую руку Ясенев протянул за второй сигаретой, и Иванов уступил. Ясенев прикурил, сделал одну затяжку и почувствовал во рту неприятный вкус. Положил сигарету в пепельницу, но не вмял, оставил гореть и, откинувшись на спинку стула, проговорил:

— Как-то странно получается, Игорь. Не советуете пробовать эту гадость, опасаетесь за мое здоровье. Так я вас понял?

— Вам-то зачем себя калечить? — отозвался Иванов, с трудом подбирая слова. — Я — другое дело, у меня были свои причины и обстоятельства. А теперь уже поздно…

— Я не то хотел сказать, — перебил Ясенев, широкой ладонью смахнув со лба падающую гриву жестких волос. — Я говорю: мне не советуете, а мальцам, несмышленышам Юре и Вите, давали. Приучали их к гашишу.

Иванов сразу обмяк, сжался, замкнулся, стал холодно-непроницаемым, и Ясенев пожалел, что не вовремя напомнил ему о Вите и Юре. Но отступать было неудобно — он ждал с определенной настойчивостью.

— Мне бы не хотелось вспоминать прошлое, — отозвался через силу Иванов и снова закашлял в кулак. Успокоившись, сделал глубокую затяжку и продолжил: — С прошлым покончено. Хотите верьте, хотите нет. Живу на свои семьдесят рублей. Честная зарплата и никаких побочных доходов.

— Не жирно. Если учесть, что приходится платить пятерки вот за эту гадость. — Ясенев взял свою сигарету и сделал две затяжки. — А между прочим, вам известно, во сколько это обходится "цветочнице"? — Иванов пожал плечами. Ясенев продолжал с прежней доброжелательностью: — Ну а все-таки? Как думаете?