Любовь и ненависть - Иван Шевцов

Ясенев был доволен: еще одну точку по распространению наркотиков можно считать ликвидированной. Гораздо сложней представлялось дело с рецептами на морфий. Шустов… Невероятно. Завтра надо уже иметь данные экспертизы. А сейчас — к Шустову за образцом почерка и подписи.

Василий Алексеевич в этот день пришел с работы взвинченным до предела. С утра его пригласил к себе главврач, официально сообщил, что звонили из здравотдела и из редакции журнала «Новости», сообщили, что сегодня клинику посетит зарубежный гость Жак-Сидней Дэйви — известный журналист, публицист, представитель влиятельной буржуазной газеты прогрессивного направления. Просили оказать ему достойный прием. Гостя будет сопровождать его советский коллега Марат Инофатьев. Зарубежный гость, подчеркнул Вячеслав Михайлович, проявляет особый интерес к экспериментам доктора Шустова.

— Поэтому я прошу вас, Василий Алексеевич, быть готовым ответить на возможные вопросы, — сказал холодно главврач.

Василий Алексеевич молча кивнул и ушел к себе в отделение.

Гость пожаловал в половине одиннадцатого. Это был розоволицый, рано облысевший блондин с синеватыми линялыми глазами, упитанный, плотный, широкий в плечах, с видом счастливого, преуспевающего человека. Сын турка с острова Кипр и француженки, проживающей в Испании, Жак-Сидней был подданным одной латино-американской страны, сотрудничал в нескольких крупных газетах Нового света, колесил по всему земному шару вдоль и поперек, что не мешало, а скорей, способствовало его тайным связям с Центральным разведывательным управлением США. В нашу страну он приезжал уже не впервые, отдельной книгой издавались за рубежом его путевые очерки "Брест — Владивосток", в которых он достаточно объективно, на уровне бойкого репортера описал свои впечатления о жизни советских людей. Год назад во время своей поездки за океан Марат Инофатьев встретился с Дэйви. Тот сопровождал советского журналиста в его двухнедельном турне по США, и главный редактор «Новостей» считал своим долгом пригласить Дэйви вновь посетить Советский Союз. Предложение было принято с благодарностью, и Жак-Сидней вот уже третий день, сопровождаемый Маратом Инофатьевым, наносит визиты москвичам. В клинику его привело не желание познакомиться с некоторыми вопросами организации здравоохранения в СССР и не жгучий интерес к лечению трофической язвы методом вакуумтерапии. Иностранного журналиста интересует доктор Шустов, о котором на Западе якобы ходят легенды. Возможно, Дэйви напишет о Шустове очерк, быть может даже книгу, но прежде он должен убедиться в истинных талантах русского Гиппократа, убедиться, так сказать, на собственной шкуре. Дело в том, что у молодого джентльмена Жака-Сиднея то ли от чрезмерного умственного напряжения, то ли от частого сна на чужих подушках катастрофически начали выпадать волосы, что совсем не нравилось его молодой супруге — дочери известного в мире бизнесмена, миллионера и наводило панику на самого миллионерского зятя. Говорят — земля слухами полнится. И залетел за океан слух, что некий доктор Шустов изобрел эликсир против облысения, и не только успешно приостанавливает выпадение волос, но и растит новые на совершенно голых и гладких черепах своих сограждан. Впрочем, как достоверно узнал мистер Дэйви уже по прибытии в Москву, пока что доктор Шустов строго ограничил круг своих клиентов. Предприимчивый и самоуверенный делец Дэйви, падкий на риск и решительный в следовании к цели, убедил себя, что с Шустовым сторгуется легко и быстро. Разумеется, об этих подлинных целях его визита в клинику главврач ничего не знал и был несколько удивлен, что заморский гость слушает его рассказ о клинике без особого интереса и с непонятным нетерпением. Марат же во время разговора бесцеремонно зевал в кулак. "Циник, и не скрывает этого", — подумал Семенов о редакторе «Новостей», но все же продолжал говорить, хотя уже без особого энтузиазма. Вдруг гость неприлично крякнул, и Марат, поняв намерение своего коллеги, перебил хозяина, сказав одну из своих любимых фраз:

— Все это, доктор Семенов, общеизвестно и потому неинтересно.

Лицо главврача пошло пятнами. Произошла неловкая заминка. Дэйви тихонько покачал головой, верхняя капризная губа его шевельнулась, и Марат довершил то, что начал, убийственной для Вячеслава Михайловича фразой:

— Наш гость желает познакомиться с выдающимся советским экспериментатором профессором Шустовым.

Василий Алексеевич не был профессором, и эта фраза Марата больно кольнула Семенова. У него появилось желание возразить этому невоспитанному выскочке, но, взглянув в лицо гостя, властное и ничего не выражающее, спросил:

— Пригласить сюда доктора Шустова?

— Нет, мы лучше пройдем к нему, если это не создаст для вас излишних затруднений, — медленно подбирая русские слова, ответил Дэйви.

Василий Алексеевич встретил их с корректной официальностью: его коробило присутствие Марата, который с присущей ему покровительственной развязностью пожурил Шустова за то, что тот так и не написал якобы обещанную статью для "Новостей".

— А я вам ничего не обещал, — улыбнулся Василий Алексеевич и сразу обратил вопросительный взгляд на Дэйви.

Жак-Сидней долгим проницательным взглядом посмотрел на Марата, затем на Семенова, точно не решаясь, о чего начать, и желая заранее заручиться их полной поддержкой. Потом с легким акцентом заговорил по-русски, положив перед собой блокнот и вечное перо:

— Ваше имя, доктор Шустов, известно на Западе как имя ученого с большими перспективами. Мне хотелось бы рассказать нашим читателям — миллионам читателей Западного полушария — о ваших экспериментах, волнующих по крайней мере половину человечества. Возможно, я напишу о вас книгу…

— Простите, у вас медицинское образование? Вы врач?.. — вдруг перебил Шустов его легкую, изящную речь, в которой было что-то жонглерское.

Марат и Семенов, обескураженные такой выходкой, недоуменно переглянулись. А Шустов, как бы скрывая свою лукавую нарочитость, поправился, не дожидаясь ответа:

— Я просто так, между прочим.

Но Дэйви принадлежал к породе тех людей, которых ничем нельзя смутить. Не дав Марату и главврачу что-либо сказать, он с веселой поспешностью заметил:

— О-о нет, я рядовой пациент. И счел бы для себя за честь быть вашим пациентом.

— Вы страдаете трофической язвой? — серьезно спросил Шустов.

— Что вы, что вы, бог избавил, — ответил Дэйви, выставляя щитом вперед ладони, и пояснил: — Я имею в виду мою безвременно полинявшую шевелюру.

Шустов понял его, заговорил, как бы кого-то упрекая:

— Видите ли, мистер Дэйви, тут, вероятно, произошло какое-то недоразумение. Вас неверно информировали. Дело в том, что я лечу трофические язвы.

— Доктор Шустов, я все знаю, — перебил гость с дружеской, доверительной улыбкой. — Знаю, что ваше открытие находится еще в стадии эксперимента. Я готов на любой риск и без всяких гарантий с вашей стороны, Разумеется, за солидное вознаграждение. Если вам будет угодно, вы могли бы сделать мне эту операцию у меня на родине… Я уполномочен передать вам официальное приглашение от общества врачей-экспериментаторов посетить нашу страну. — Жак-Сидней с торжественным церемониалом открыл папку и извлек из нее конверт с приглашением.

— Благодарю вас, мистер Дэйви, и прошу передать мою искреннюю признательность обществу. Только я едва ли смогу воспользоваться приглашением в ближайшее время. Моя работа не позволяет мне отвлекаться на такую поездку, хотя я уверен, что она будет приятной и интересной для меня. — Он говорил искренне и убедительно.

Приглашение общества врачей-экспериментаторов было главным козырем Дэйви, и вдруг этот козырь вежливо, но категорично оказался битым. Марат смотрел на Шустова, и взгляд его, надменный и холодный, говорил: "Либо ты дурак, Шустов, либо человек тонкого, хорошо организованного ума". В глазах Дэйви забегали злые и тревожные огоньки. Как человек, умеющий разбираться в людях, он отлично понимал неловкость своего положения и то, что Шустов непоколебим и тверд в своих словах. Такие люди, как этот доктор, слов на ветер не бросают, договариваться с ними чрезвычайно трудно, потому что их принципиальность граничит с упрямством и фанатизмом. Дэйви понял, что делать ему здесь больше нечего.

Глава четвертая

Марат проводил Дэйви до гостиницы «Националь» и тотчас же поехал в редакцию, где приказал вызвать к себе Гольцера и Кашеварова. Кашеваров явился сразу, Гольцера пришлось долго разыскивать. Раздувая ноздри, как загнанный конь, Марат говорил, точно приказ по армии отдавал:

— С Шустовым пора кончать. Безотлагательно должна появиться статья за подписью известного авторитета в медицине. Кто именно должен подписать статью — посоветуйся с Вячеславом Михайловичем. Он это организует. О самом Шустове в статье особенно рассусоливать не нужно. Просто сказать, что это бездарь, шарлатан, малограмотный субъект и проходимец, который в силу каких-то довольно странных обстоятельств допущен к самому священному алтарю — медицине. Привести один-два примера неудачной операции и — достаточно. Главное, основу статьи должны занять вот те "странные обстоятельства", о которых я говорил. То есть покровители и защитники Шустова. По этим господам и надо наносить удар. И прежде всего по профессору Парамонову. Он уже не однажды выступал публично в защиту Шустова. На днях снова опубликована его статья. В ней он приводит пример излечения Шустовым экземы у гражданина Ларионова, коим является известный тебе Аристарх. — Марат остановился подле кресла, в котором сидел бессловесный, весь внимание Кашеваров, азартно прищелкнул пальцами и восторженно заулыбался, осененный неожиданной находкой. Затем, сощурив выступающие из орбит глаза, пояснил: — Тут можно проделать великолепный фокус. В том же номере под статьей ученого-медика подверстать письмо Аристарха Ларионова в редакцию примерно такого содержания: "Уважаемый тов. редактор. Я с удивлением прочитал статью профессора Парамонова, в которой говорится, что якобы я болел экземой и меня вылечил доктор Шустов. Во имя истины с огорчением должен сообщить вам, что никогда я экземой не болел и, следовательно, ни Шустов, ни Парамонов и никто другой меня не лечил. Шустова я знаю давно и очень близко. К его так называемому методу отношусь весьма иронически, потому что сам Шустов не раз в пылу откровенности признавался мне, что никакого такого метода нет, что все это рассчитано на сенсацию и на доверчивых людей". В общем, в таком духе…