Любовь и ненависть - Иван Шевцов

Наума она побаивалась и терпела все его грубые, животные выходки.

Соня положила ниточку жемчуга в сумочку, взяла шприц, последнюю дозу морфия и заперла дверь на ключ. А через полчаса усталая, с бледным лицом и оживленно сверкающими глазами она уже стояла на платформе и ждала электричку на Москву. Майский день сверкал молодой листвой, ослепительным солнцем и пестрыми новыми нарядами женщин. Соня тоже была в новом нарядном платье — по черному полю белые линии — и в красном пальто из кожзаменителя. Стройная, худенькая, бледнолицая, темноволосая, с глазами, полными огня и мечты, она выглядела довольно эффектно, обращая на себя внимание.

Поезд, к которому она шла, был отменен: обычные «фокусы» в работе пригородных поездов. Пассажиры возмущались постоянными отменами пригородных поездов, жаловались друг другу — опаздывают. Соня никуда не опаздывала и никому не жаловалась. Правда, как и у других, у нее были свои заботы: продать жемчуг и во что бы то ни стало раздобыть морфий. Но где его достать? Разве что у Наума Гольцера. Наум все может. Для него нет ничего в мире невозможного; и Соня всерьез была уверена, что Гольцер, если того пожелает, может достать Золотую Звезду Героя или медаль лауреата любой премии, генеральские погоны и министерское кресло. Свое могущество он не раз демонстрировал Соне, будучи изрядно пьяным, когда она оставалась у него ночевать. Наум приучил Соню к наркотикам, хотя сам их не употреблял. Он распоряжался Соней, как хотел, и она безропотно подчинялась ему. Он ей приказывал, и она послушно выполняла его волю. Она могла исполнить любое его требование за несколько доз морфия.

До следующего поезда оставалось сорок минут, и возвращаться домой Соне не было никакого смысла. Она прогуливалась по платформе под любопытными, иногда нескромными взглядами мужчин. Соня знала, что кто-нибудь да заговорит с ней, чтобы познакомиться; она к этому уже привыкла и решила, что первым это сделает вон тот молодой человек с книгой в руках, потому что глаза его смотрят не столько в раскрытые страницы, сколько в сторону Сони. Но она ошиблась: первым заговорил с ней пожилой представительный мужчина лет сорока пяти, высокий, плотный, с крупными чертами лица. И начал-то со стереотипной фразы, которая едва не рассмешила Соню:

— Девушка, у вас какое-то большое горе? Я верно отгадал?

— Да, у меня вытащили деньги, — решив «поиграть», с серьезным, печальным видом ответила Соня.

— Вы позволите помочь вам? И много было денег? — Мужчина сделал жест, говоривший о его готовности достать свой бумажник.

— Благодарю вас, у меня на билет есть, а больше и не нужно.

— Вы, очевидно, на работу, в Москву?

— Да.

— А вы где работаете, если не секрет?

— Там, где и ваша жена.

— Вот даже как! Вы меня знаете? — В глазах у мужчины мелькнуло скрытое смущение.

— Разумеется, — серьезно сказала Соня и добавила с озорной усмешкой: — Передайте привет своей супруге, если не боитесь семейной сцены.

Потом уже перед самым приходом поезда к ней подошел паренек с книгой. Он долго не мог решиться и наконец осмелился, заговорил, волнуясь и с трудом подавляя смущение. Это был один из тех скромных юношей-романтиков с открытой душой и чистыми глазами. Такие влюбляются с первого взгляда и готовы, не задумываясь, идти на казнь во имя своей первой любви. На этих юношей Соня смотрела с холодной иронией, переходящей иногда в презрение. Их доверчивая, откровенная чистота отдавалась в ее душе тяжким укором, задевала больные струны об утраченной, жестоко погубленной юности. Паренек оказался студентом пединститута имени Крупской. Попросил телефон. Она назвала номер телефона Гольцера, так, в шутку, из озорства.

В Москве с вокзала поехала в комиссионный и сдала жемчуг. Обуреваемая одной целью — раздобыть морфий, — помчалась к друзьям. Многих из своих коллег по несчастью она знала в лицо, с некоторыми, например с Игорем Ивановым, была лично знакома. Худые, с изможденными лицами и лихорадочными глазами, они метались в уголке небольшой московской площади в поисках добычи, обалделые, одержимые единственной страстью — любой ценой раздобыть хоть понюшку гашиша или кубик морфия. Соня окинула привычным взглядом толпу, состоящую в основном из людей, не имеющих никакого отношения к наркотикам, и среди них узнала нескольких человек «своих». Один, уже пожилой, неопрятный, в поношенном пиджачишке, с неумытым лицом, подошел к ней, спросил вполголоса, нет ли морфия.

— Сама куплю, — ответила Соня и отошла в сторонку, увидав знакомую ей поставщицу запретного товара — прилично одетую даму с букетом тюльпанов. Соня подошла к ней, спросила морфий.

— О, милая, — сочувственно вздохнула та. — И не спрашивай… Вот разве гашиш?

Соня отрицательно покачала головой и отошла в сторону. Потолкавшись еще минут десять, она встретила Игоря Иванова. Тот обрадовался, схватил ее за руки, как старый добрый друг, атаковал вопросом:

— Где ты теперь и что? Все на "Венере"?

— С «Венерой» давно покончено, — ответила Соня, печально глядя на впалые щеки Игоря, обтянутые желтой кожей. — Ты лучше помоги мне достать морфий.

— Исключено, — категорично замотал головой Иванов. — Видишь — рыщут жаждущие. Я сам вот выбежал за понюшкой. Хотя б один баш. Как сцапали одессита — стало туго.

— Симоняна, что ли? Разве арестовали?

— Говорят. И основательно, — со знанием ответил Иванов. — Я слышал, одного иностранного туриста с каким-то наркотиком накрыли. И много… Жаль, конечно.

— Тебе-то чего жалеть? — с досадой в голосе молвила Соня, глядя в сторону женщины с тюльпанами. — Гашиш можешь у рыжей достать. Мне предлагала.

— Когда? Сейчас? — встрепенулся Иванов и, что-то признательно обронив уже на ходу, суетливо двинулся к женщине с тюльпанами, подметая мостовую широкорасклешенными брюками с цепочками и «молниями» на концах штанин.

Продавщица тюльпанов просила за каждый цветок рубль. Покупатели кисло морщились и уходили прочь, что вполне устраивало цветочницу, потому что тюльпаны эти предназначались покупателям гашиша в качестве бесплатного приложения. Это делалось в порядке предосторожности, чтобы не вызвать подозрений у работников милиции. Игорь Иванов подошел к цветочнице с игривой пижонской улыбочкой, взял один желтый цветок и, осматривая его, тихо сказал:

— Куплю гашиш.

— На сколько? — с улыбкой осведомилась мадам. Иванов вынул пятерку, проговорил:

— На всю.

Женщина взяла у него деньги и мгновенно спрятала в карман жакета. Потом с той же деланной улыбочкой стала перебирать тюльпаны, приговаривая:

Три автомата по правую руку видишь?

— Знаю, — не поворачивая головы, ответил Иванов.

— Позади среднего автомата внизу, под самой будкой, пакетик.

Иванов кивнул и, взяв уже не желтый, а розовый тюльпан, отошел в сторону, не решаясь сразу же идти к указанному тайнику. Разыгрывая роль кавалера, он отыскал в толпе Соню и, галантно раскланиваясь, вручил ей цветок. Соня ничуть не удивилась — она все поняла, поблагодарила Иванова, но идти с ним к телефонным будкам отказалась, сославшись на то, что ей нужно совсем в противоположную сторону и что она спешит. Она действительно спешила и не видела, что произошло в течение последующих семи минут. А произошло вот что.

Игорь Иванов подошел к трем телефонам-автоматам, стоявшим у глухой стены старого здания почти впритык. Не спеша зашел в крайнюю будку. Она была свободна. Из соседних будок разговаривали — плечистый курчавый юноша спортивной выправки и щупленький черноголовый молодой человек с тоненькой ниточкой черных усов. Иванов опустил монету, набрал номер коммутатора, на ответ телефонистки не отозвался и повесил трубку на рычаг. Естественно, автомат не вернул ему двухкопеечной монеты, но Иванов изобразил крайнее огорчение. Пошарил у себя в карманах — безуспешно. Затем, выйдя из будки, снова начал шарить в карманах, делая вид, что он ищет монету. С надеждой посмотрел на две соседние будки, но молодые люди были увлечены своими разговорами и не обращали на него внимания. Тогда Иванов проворно шмыгнул за будки и нагнулся, чтобы найти пакетик с гашишем. И в это же самое время с обеих сторон, загородив узкий проход, стали те двое, что разговаривали в соседних автоматах. Атлетического сложения юноша — это был дружинник милиции Валентин Рвов — щелкнул фотоаппаратом, так что в кадре оказался на переднем плане шарящий у подножия будки Игорь Иванов на фоне стоящего на втором плане лейтенанта Георгия Гогатишвили. А перед этим Иванов был запечатлен на пленке в момент "покупки цветка". Иванова и «цветочницу» тотчас доставили не в отделение милиции, а прямо на Петровку, в управление.

Да, Соня спешила: не достав морфия на толкучке, она решилась на крайнее — обратиться к Науму Гольцеру. Из автомата позвонила ему на квартиру. Никто не ответил. С чувством нарастающей тревоги позвонила на дачу. И сразу услышала знакомый самоуверенный густой баритон: